его круглые от удивления глаза и вообще, все слышали эту пламенную речь, так что просто сделать вид, будто всё отлично и в порядке вещей, никому из нас не удавалось. Кроме разве что цветущей гудронки. Ну, и кроме Мизо, которую это вообще не касалось.Я, честно говоря, тоже находилась в крайней растерянности. Если вспомнить свои принципы (которые, впрочем, хотя и носят столь громкое название, нерушимыми принципами не являются), то воевать за объект поклонения с другими претендующими на него самками я не привыкла. Хотя нет, здесь ситуация не та.В общем, не могла я сейчас лезть к ним и расставлять всё по местам. Во-первых, это, вероятно, следовало сделать Парфену, во-вторых, я просто не могла сказать этой юной девочке, что она ошиблась и этот конкретный кисеец вовсе не за ней мчался вдогонку.И не потому, что думала, будто она не поверит, а потому, что не могла сделать ей больно. Не хотелось быть той стервой, которая разрушает чью-то тщательно лелеемую сказку. Пройдут годы, сказка забудется, а вот та самая стерва останется в памяти навечно.Я даже сама от себя в шоке. Не думаю, что отличаюсь чрезмерным человеколюбием, но обидеть гудронку всё-таки не могу. Ведь она не особо-то и злая, слегка наивная, очень молодая - но и всё!И кстати, я не учитываю, что Парфена всё происходящее может вполне устраивать. Вид у него, конечно, когда он испуганно косился в мою сторону был таким, как будто он беззвучно объяснял, что всё произошедшее просто недоразумение и серьезно признание гудронки он воспринимать не способен.Но всё бывает, верно? Мне могло просто показаться. А даже если нет…С моей самой старшей из подруг, с Наташкой из Бабаевки, как она сама себя называет, однажды произошло следующее: в их компанию затесалась чья-то семнадцатилетняя дальняя родственница, и двадцативосьмилетняя Наташка её даже слегка опекала, потому что помнила, как бывает непросто среди незнакомцев в чужом городе. И когда девчонка стала строить глазки Наташкиному мужу, тот тоже смеялся, мол, нашла к кому ревновать. Но позже оказалось, несмотря на все свои заявления типа: «Да не влечет меня к глупым подросткам, да с ней даже поговорить не о чем! Я взрослый человек и предпочитаю взрослых интересных женщин!», он с ней общий язык всё-таки нашел, и вовсе даже не за столом. И никто бы не узнал, не залети эта юная наивная девочка, которая была уверена, что это вечная любовь и её принц по несчастливому стечению обстоятельств просто достался другой.С тех пор Наташка живет одна и насколько я знаю, никогда не жалела, что после выяснения правды выставила мужа к чёртовой матери. Благо у них не было ни общих детей, ни кредитов. И конечно, ей куда проще было бы обвинить пробивную девицу, которая увела здорового мужика так, что тот и ойкнуть не успел, чем признать, что он сам согласился и должен сам отвечать за свои поступки.И вот получается, что говорить можно всё что угодно, а результат... А я о кисейце конечно, хорошего мнения, но нельзя не признать, что знакомы мы недолго и почти ничего друг о друге не знаем. Возможно, признание гудронки всё меняет и ставит с ног на голову?Так, в метаниях и сомнениях и прошло время до прибытия кисейского корабля. К счастью, Мизо непроизвольно закрывала собой вид на гудронку, которая молча смотрела на Парфена и больше ничего не видела и не слышала, а тот так же увлеченно прятался в кресле и как будто специально от нас отворачивался.Из пристыковавшегося катера мы попали сразу в кают-компанию, которая на кисейском корабле выглядела куда зрелищней, чем у вольнодумцев. Я сразу же облюбовала место у огромного иллюминатора, занимающего практически всю стену, путь к которому преграждала стальная крупноячеистая сетка, не давая подойти вплотную, однако красота увиденного за бортом не могла не поразить.Я даже не сразу обратила внимание, что тут полно народу, а именно команда кисейцев в полном составе и вдобавок незнакомая мне кисейка. Все они наперебой говорили, здоровались друг с другом и вообще вели себя очень открыто, не скрывая радости от встреч, будто расставание длилось долго. Даже мне то и дело приветственно кивали.- Айка, - пришлось полностью отвернуться от чудесного зрелища, расстилающегося за обзорным иллюминатором космического пространства, удивительно фиолетового и какого-то густого, плотного, и повернуться к Пеплу. – Это моя жена, Яста.Я слегка занервничала, рассматривая кисейку, которую он привел с собой и теперь поддерживал под локоть, как нечто хрупкое и недолговечное.- Очень приятно, - сказали мы с ней в один голос.У кисейки была крепкая спортивная фигура, кудряшки до плеч и изящные перчатки до локтя. В вырезе довольно открытой кофточки виднелся край рисунка, покрывавшего тело и рисунок, этот был такого же темно-бежевого цвета, как её полосы на лице и представлял собой извилистые параллельно расположенные тонкие полосы, как схематические волны.- Приветствую, - сказала она мягким голосом, который крайне не соответствовал ее уверенным спортивным движениям.- Рада познакомиться, - поддакнула я, хотя терпеть не могла этот свой подхалимажный голос, который постоянно высовывался наружу, когда я знакомилась с мамиными подружками или неизвестными мне дальними родственниками, – уж больно не хотелось их разочаровывать, иначе потом проблем не оберешься, ведь по первоначальной родительской версии я идеальная дочь, воспитанная лучше любой благородной дореволюционной девицы и просто не имею права никого (в смысле, любимых родителей) подставлять, выкидывая нежданные коленца.Не знаю, сколько бы глупостей я наговорила, дай мне время, но тут гудронка, на фоне кисейцев выглядевшая ещё более тонкой и гибкой, подошла прямо к Белку, спрятала руки за спину и звенящим голосом заявила:- Наследник кисейского клана, прошу меня выслушать.Парфен, который в это время разговаривал с Зеленцом, ощутимо побледнел и ринулся в их сторону, но Белок быстро остановил его движением руки.- Слушаю, - одновременно ласково сказал Хиромэ.- Вы везете меня домой, верно?Тот аккуратно склонил голову, так чтобы и вежливо, и отстранённо.- Да. Прошу прощения, мы поддались эмоциям и немного забыли о пережитых вами лишениях. Вы немедленно можете связаться со своей семьей и успокоить их.- Очень на это рассчитываю.И она осталась стоять, покачиваясь от нетерпения и явно ожидая, когда ею займутся.Конечно, дальше болтать было уже невозможно, большинство кисейцев разошлись, остались только Белок, который уже отодвигал кресло для гудронки и нажимал кнопки вызова, сбоку я, Мизо и Парфен с тем самым растерянным видом, будто он позабыл, где он, что происходит, будто пропустил нечто важное, и теперь непонятно вообще, куда бежать и что делать. С противоположной стороны стола ещё сидел Зеленец, хмуро поглядывая на нашу странную компанию.- Папа! – неожиданно вскрикнула гудронка и подалась к экрану. – Я жива! Я так рада тебя видеть.Меня вдруг ощутимо повело в стороны. Вот так просто – раз, включила экран и увидела отца. Для кого-то встреча с родителями происходит так просто, так банально, а они в большинстве своём даже не осознают, какое это счастье.А опереться-то не на что.Мизо тут же посторонилась, Парфен оказался рядом и осторожно обнял меня за талию, так что можно было опереться на него. Кажется, без его поддержки я в лучшем случае сейчас бы разрыдалась, а в худшем - забилась бы в истерике.- Папа! – кричала гудронка. – Мы летим домой! Ты устроишь мне праздник? Официальный, по случаю чудесного спасения?На экране гудронец с широким лицом и толстым носом, чье лицо было покрыто глубокими морщинами, а шею подпирал высокий жесткий воротник камзола, только и делал, что кивал.- И пригласишь всех родственников! И официальные группы других рас! Да? Сделаешь?Он помедлил, но все равно кивнул с тем видом, когда осознаёшь, что иного ответа быть не может.- А мама где? – спохватилась гудронка.Дальше я уже не смотрела, потому что хотелось спрятаться от всего мира и пострадать. Вернее, я знаю, страданиями делу не поможешь, но мне нужна передышка. Пока получается никого не видеть, прижимаясь лицом к плечу Парфена, но вечно так прятаться невозможно. Вскоре гудронка закончит разговор и вернётся к нам, а её общество уютным никак не назовёшь.- Пошли, - Парфен тем временем легко потянул меня за собой. – Пошли в каюту.Я пошла. В спину летел восторженный голос гудронки:- Я такое расскажу!.. Вы все так удивитесь, что слов нет! И не забудь, что приём должен быть шикарным! И надеюсь, папа, - тут в её тоне проскользнули высокомерно-официозные тона. – Надеюсь, кисейцам хорошо заплатят за моё спасение.- Естественно, - ответствовал строгий родитель.Дверь сомкнулась, отрезав нас от кают-компании. Теперь мы стояли посреди коридора, освещенного светло-зелеными длинными лампами и Парфен по-прежнему поддерживал меня за талию. И хотя вокруг никого не было, мы не бросились друг друга целовать, а тем паче раздеваться, как мне казалось, мы сделаем, оставшись одни. Мне было слишком печально, как, похоже, и ему. Он наклонился и на секунду прижался губами к моему лбу.- Скучаешь по дому? – спросил прямо так, не отрывая губ.- Жутко.- Сейчас разберемся с… с текущими делами и можно будет подумать о способах добраться до Земли. Потерпишь?Как будто у меня был выбор. Как будто я ребенок, верить в то, что кто-нибудь решит все проблемы за меня, а мне тем временем можно просто поиграть и даже покапризничать.- Да, я буду в порядке, просто нужно немного отдохнуть. Слишком много всего… Пойдем, - попросила я. Не хотелось, чтобы кто-то случайно проходил мимо и застал нас вместе, потому что момент казался слишком личным. И вроде бы нет в нём ничего интимного – но всё равно чересчур.Правда, ещё одно. Хотелось поблагодарить за неожиданную своевременную поддержку, я уже было открыла рот, надеясь, что голос мой не будет плаксивым, потому что терпеть не могу рыдать по-настоящему, это же не то же самое, что притворяться - но в этот самый момент разъехались двери и появилась гудронка, которая первым делом недовольно покосилась на руки Парфена, с какой-то стати оказавшиеся на моей талии. Он молча, но с каким-то по-детски бессмысленным упрямством обнял меня крепче.В глазах Хиромэ замелькали мысли, а потом она ахнула:- Тебе стало плохо! Конечно, я понимаю, ты так перенервничала, пока была одна среди дикарей. Давай пойдем вместе, я тебе помогу.Она резво подцепила меня под руку и как раз показались Мизо и Зеленец. Оба синхронно осмотрели нашу скульптурную композицию на тему «третий лишний» и мгновенно сделали умные лица.- Ладно, пойдемте, - Зеленец взял себя в руки первым и повел нас по коридору. Впрочем, коридор оказался очень коротким и закончился в нескольких метрах за первым же поворотом.- У нас мало места, придется поселить вас в одну каюту. Но так как лететь всего чуть больше суток, думаю, поместитесь.И нахмурившись, так, будто ему не особо приятно, что мы вообще будем находиться на борту, повёл нас дальше.Каюта оказалась даже меньше, чем у вольнодумцев, зато кровати было две. Очередное отличие от фантастических представлений о развитых цивилизациях, покоривших космос - того кто привык думать, будто места на космических кораблях столько, что хоть на автомобиле рассекай, ждёт сюрприз – на самом деле там очень тесно.Мизо вошла вслед за Зеленцом, который показал, где связь и экраны, вход в санузел и тут же бросился прочь, чуть не сбив с ног нашу троицу. Подозреваю, он так поступает с любым помещением, где живут особы женского пола – бежит то есть. Видимо, чего-то опасается.- Спасибо, теперь я сама.Ужасно хотелось избавиться от навязчивой помощи гудронки, стряхнув её с себя, но где там!- Я понимаю, что тебе неудобно принимать помощь от незнакомого человека, но не переживай – всё будет хорошо, - терпеливо щебетала она, не отпуская моей руки.Парфен явственно хмыкнул.Отделаться от гудронки удалось только когда меня отпустил Парфен. Видимо, это послужило сигналом, и Хиромэ моментально отбросила мою руку в сторону, и хорошо хоть при этом меня не толкнула. Парфен отошел от нас на пару шагов и скованно сунул руки в карманы штанов. Мизо тем временем освоилась: упала на одну из кроватей, схватила пульт и принялась им щелкать, отчего вокруг зазвучала быстро сменяющая друг друга музыка.- Хиромэ.Парфен сделал секундную паузу, а гудронка тут же расплылась в улыбке и довольно прикрыла глаза. И правда, она, вероятно, недоумевает, отчего твердолобый кисеец всё ещё не упал перед ней на колени и не произнёс все подходящие случаю цветастые клятвы, дабы произвести на свою суженную впечатление.Да-да, специально обидеть я её всё еще не могу, но думать гадости мне никто не помешает!- Я слушаю, - дрожащим голосом ответствовала кисейка.- Нам нужно поговорить, - твердо заявил Парфен. Растерянности как не бывало.- Конечно. Я жду эт…- Сейчас я встречусь с братьями для отчёта, а после приглашу тебя в кают-компанию и мы всё обсудим.Он мельком глянул на меня.- Все… недоразумения.- Я буду ждать.Она сделала нечто вроде реверанса. Видимо, местная демонстрация почтения, вроде жеста от сердца, который я прежде видела у кисейцев.Парфен вздохнул и ни на кого не глядя, вышел.Я молча уселась в полукруглое кресло и уставилась на стену, украшенную панелями с разводами, которые плавали друг в друге и не смешивались, как жидкости с разной плотностью, но здесь жидкостей было очень много, отдельные цвета почти не различались.Что-то последнее время прямо столько событий со мной произошло, сколько и за всю жизнь свою не насчитаю. И немаловажных, надо отметить! О прожитом и вспомнить-то толком нечего. Всё как у всех. Родилась. Училась. Влюблялась, разочаровывалась. Научилась зарабатывать деньги. Это, кстати, единственное, чем я действительно горжусь. Заработок небольшой, но в случае чего с голоду не умру. А заработать в наше время, как выяснилось, довольно просто, если ты не особо ленивый – оказалось, что какую бы ерунду ты не сделал своими руками, всё равно найдется какой-нибудь… как бы помягче выразиться… найдётся «эстет», который обязательно эту самую ерунду купит. Главное, цены не задирать и красиво упаковывать. Некоторые варят мыло. Некоторые плетут бисерные браслетики или вяжут детские шапки с кошачьими ушами. А я вяжу крючком. Салфетки и одежду как-то не модно, поэтому я специализируюсь на игрушках или, скорее, на сувенирах. Удалось найти знакомую, которая за процент пристраивает мои изделия на рыночные прилавки. Лучше всего, кстати, продаются праздничные сувениры как раз перед праздниками. Однажды на день святого Валентина я продала целый ящик сердечек, сделанный из скрученной проволоки и красиво намотанных на эту проволоку алых ниток, увенчанных красным и белым бантами из атласных ленточек. Повезло – однажды скучным вечером я просто вертела в руках кусок проволоки - и тут нахлынуло вдохновение – сердечко получилось минут за пятнадцать. Правда, настолько же эффектных идей мне в голову больше ни разу не приходило, но один раз тоже результат.С тех пор меня успокаивает, когда я делаю руками что-нибудь требующее внимания и кропотливой работы, например, когда в руках нитки и крючок, хотя никому в этом не признаюсь. Но это одно из занятий, которых мне не хватает в цивилизованном космосе. Кстати, а почему не хватает?- Мизо…Я, в общем-то, не особо рассчитывала на её помощь, но видимо, представительнице вольнодумцев было слишком скучно, поэтому всего черед полчаса настроек синтезатор искусственных волокон создал мне цветные нитки, кусок ваты, проволоку и крючок – всё, как заказывали.Когда я попыталась объяснить, зачем мне всё это нужно, Мизо вполне резонно поинтересовалась, не проще ли сразу заказать изделие, которое я хочу создать. Вероятно, проще, но мне нужен сам процесс, пояснила я. Ну… мало ли у кого какие тараканы, с готовностью согласилась Мизо.Гудронка тем временем сидела в углу с планшетом, старательно сохраняя вид, что мы с нашими неважными занятиями её не интересуем. А потом пришёл Синь и на удивление немногословно попросил гудронку в кают-компанию, где её ждёт для разговора Парфен.К счастью, в этот момент нитки уже были у меня в руках, так что я осталась просто спокойно сидеть на месте, в глубоком кресле из упругой, похожей на гладкий атлас синей материи.Моей любимой игрушкой всегда оставалась лошадка, одна из игрушек, придуманных в числе первых. Не знаю уж почему. И разновидностей лошадей с тех пор мною создано множество – грива то просто из ниток, то из распущенных ниток, чтобы получилось пушистое облако, то из косичек. Цвета разные, как и материал. Но зато всё остальное – одинаковое. Каждая лошадка получалась слегка кривой, неуверенно стоявшей на поверхности, и при этом очень доверчивой и милой.Мизо сидела напротив, таращась на мои руки и увлеченно следила, как скользит нитка. Меня сие действие тоже слегка завораживает, хотя я не особо часто вяжу при незнакомцах. А если вяжу, сразу уточняю – это для заработка. А то была у меня знакомая одна, как увидала меня с крючком в руках, так долго насмехалась, мол, крючком только старушки вяжут. Здесь, конечно, таких предрассудков у людей нет, так что можно и не париться. Не то чтобы я на Земле парилась, но неприятно было, как будто взяли детскую сказочную книжку и поставили на нее кастрюлю с супом. И сказали – что ты как маленькая, зачем она тебе, это старьё? И не объяснишь.Надо – и всё тут!С непривычки пальцы двигались медленно, Мизо включила какой-то фильм, которые тут принято делать очень длинными – вроде сериала, но показывают за раз с начала и до конца. Можно начать смотреть, к примеру, в субботу вечером и закончить через пару недель поздно ночью. Особенно любили показывать путешествия – если уж корабль летел от одной планеты до другой, то чуть ли не столько, сколько летел в реальности.Потом вернулась Хиромэ – уверенно вплыла: лёгкая, очаровательная, с улыбкой на пол-лица - и мне даже стало нехорошо. Голова закружилась, дыхание будто кто перекрыл в горле, да тело стало очень тяжелым, словно я взяла да набрала килограмм этак пятьдесят лишнего веса.- Как прошло?В отличие от меня Мизо не страдала сомнениями, а сразу взяла быка за рога.– Он сделал тебе предложение?Я закашлялась. Просто неудачно вздохнула, и воздух пошел не в то горло, бывает. Мизо заботливо постучала меня по спине.- Он чудесный, - прошептала Хиромэ.С этим нельзя было не согласиться. Он идеален, как ни печально. Печально, это в случае, если восторжествует несправедливость и кисейца получит гудронка.- Он такой заботливый… Переживает, что не оставил мне выбора, когда спас. Неужели похоже на то, что я согласилась выйти за него замуж только в качестве благодарности?Согласилась? Разве соглашаются не на предложение?Вот это самомнение!Я так крепко сжала половину готовой лошади, что Мизо укоризненно покачала головой, намекая, что стыдно мучить животных.- Он сделал тебе предложение? – повторила непробиваемая вольнодумка.- Да нет же! Он не смог. Сказал, что это… что я неправильно поняла. И ему очень льстит моё внимание, что я прелестна и наверняка достойна быть любимой и счастливой, но он вовсе не хочет, чтобы я ошибалась на его счет.Она эффектно подалась к нам, как выступающая на сцене актриса тянется к любимым зрителям.- Но разве я могу ошибаться? Он так безумно меня любит, что даже готов отпустить! Это невероятно! Уверена, вы ничего такого в своей жизни не испытывали!Я покосилась на неё и не нашлась с ответом.Есть у меня одна такая подруга, которая настолько бывает уверена в своей способности покорять молодых людей, что временами я теряюсь. Например, она может бесконечно повторять, насколько очередной знакомый от неё без ума. А на моё резонное уточнение, действительно ли она имеет в виду, то, что говорит? Ведь не далее как вчера в клубе он послал её прямым текстом в грубой форме?! О каком «без ума» речь? Но она уверенно отвечает, что так грубо он ведёт себя только потому, что втайне безумно в неё влюблён. И вот на этом моменте я, честно говоря, теряюсь и ничего не могу возразить. Даже возникает подозрение, что возможно она права, ведь нельзя же так железобетонно утверждать какую-нибудь ересь? Видимо, это просто я ничего в отношениях не понимаю?Тут, после слов гудронки у меня тоже произошло некое замыкание. Она поясняет, что Парфен пытался объяснить, что все случайно, но не потому, что она его не интересует, а наоборот, потому что он любит её так сильно, что не может обидеть даже случайно.Нет, так просто в этой каше не разобраться.- Я уединюсь, - сияя, продолжила гудронка. Так они, члены Союза говорили про посещение санузла. – Пройду полную программу релаксации и косметических процедур.- Сомневаюсь, что в кисейском корабле установлены такие излишества, - заявила Мизо. – Станут они тратить столько средств на гостевую комнату. Забыла что ли, что этот клан не самый обеспеченный? Так что твой потенциальный женишок, кстати, бедноват, хотя и элита.- Правда? – Хиромэ замерла, воздушная и трепещущая, а после заговорила ещё более возвышенно. – Неважно. Я выйду за него, даже будь он самым бедным во всём Союзе. Я готова жить с ним хоть на улице, хоть в палатке или даже под открытым небом, в жару, мороз и под проливным дождем, и… и…Тут она замялась, видимо, не смогла сходу придумать достаточно ужасных лишений, которые готова претерпевать во имя любви к Парфену.- Мы, в общем-то, суть уловили, можешь не продолжать. - Тактично подсказала Мизо.Гудронка кивнула и исчезла в кабинке санузла, а Мизо снова уставилась на меня, полностью игнорируя экран, который сама же и включила.- Какое интересное кино! - сказала я, хотя сюжет остался за гранью моего восприятия. Говорить с Мизо совсем не хотелось.- Поразительно запутанные отношения у вашей троицы, не находишь? Ну, гудронка вбила себе в голову, что влюблена. А у тебя что с кисейцем? – спросила она.- А что у тебя с вольнодумцами? – агрессивно ответила я вопросом на вопрос. Я так думаю, не от хорошей жизни она перебежала на сторону кисейцев, даже не попытавшись спрятать или защитить гудронку от освободителей. Не зря же Парфену понадобилось всего две минуты, за которые только и успеешь, что зайти и выйти из башни.Отвечать мы друг другу не собирались, поэтому пришлось заинтересоваться фильмом и сосредоточить внимание на экране.Не знаю, что гудронка делала в санузле, учитывая всего две функции, которые как я позже выяснила он выполнял: непосредственно туалет и своеобразный паровой душ-чистка, но проторчала там она почти час и явилась прямо как будто её только что тщательно отмыли и отутюжили. А потом она взяла и отправилась гулять по кораблю. Мы с Мизо остались в каюте – я всё ещё никак не могла наполниться полузабытым ощущением рождающейся в моих руках игрушки, а Мизо, похоже, было просто лень, да и ничего нового на кисейском корабле по её собственному утверждению всё равно не найти. Видимо, это правда, потому что гудронка вернулась так быстро, что мы даже соскучиться не успели. И первым делом стала проверять, хорошо ли держится причёска, не растрепалась ли – её волосы были скручены жгутами, а жгуты собраны в нечто целое и накрыты чем-то вроде сетки для волос.Тут в длиннющем фильме, который я невольно стала смотреть краем глаза, потому что куда веселей работать, когда прокручивается какое-то действие на экране, наступила небольшая музыкальная пауза.- Пойду за едой, - заявила Мизо, вставая и потягиваясь. - Пока дождешься ужина, с голоду сдохнешь. Вам захватить чего-нибудь?За едой? Хм…- Мне захвати этого… чудного напитка, если будет. Ну такой, тёмно-синий, - тут же ответила я. Надо же, как я оживилась, хотя вроде бы не из-за чего.Мизо понятливо подмигнула.- Мне ничего не нужно, - подала голос Хиромэ.- Знаю, знаю, ты по уши сыта любовью, - ответила Мизо и величественно удалилась.Наверное, было бы неловко сидеть в одной комнате и не обращать друг на друга внимания, но тут к нам явилась гостья – жена Пепла. Она застыла на пороге:- Можно?- Конечно.Оказалось, я рада её видеть. Во-первых, всё лучше, чем неловкое молчание в обществе влюбленной Хиромэ (в лучшем случае молчание, в худшем – выслушивание од во имя любви к объекту, которому имею право поклоняться только я одна!), во-вторых, просто интересно с ней пообщаться, вдруг Яста не такая стервозная, как та кисейка, с которой довелось встретиться в лагере в бытность мою военнопленной.Яста, кстати, выглядела очень доброжелательно, и взгляд у неё был на редкость хорошим, честным и открытым, значит и человек, как учил меня папа, она неплохой. Она зашла осторожно, как гостья, которая боится помешать, хотя наверняка больше всех нас вместе взятых имела прав находиться на борту кисейского корабля, и общаться с ней оказалось довольно легко. Болтали мы в основном о Земле, я рассказывала, она слушала, иногда задавала вопросы. А когда в нашу беседу вмешивалась гудронка, выражая бесконечный чрезмерный восторг какой-нибудь неожиданно пришедшей в её светлую голову мыслью, к примеру, что вскоре они породнятся, клянусь, лицо Ясты выражало натуральный ужас, который она, впрочем, мастерски скрывала.В конце концов, я решила, что ей многое можно доверить, поэтому расслабилась и