Словом, каждый мог найти занятие себе по душе. Не обошлось и без небольшого скандала, когда два подвыпивших господина что-то между собой не поделили. Дело у них дошло до взаимных оскорблений, и в воздухе явственно запахло дуэлью, когда хозяин всего-то парой фраз сумел их утихомирить и даже извиниться друг перед другом. После чего они, увлекаемые под руку супругами, покинули общество. К середине приема гостей прибавилось, и среди них наконец-то нашлись дамы, на которых стоило обратить внимание. Основной темой для разговоров стала новость о том, что король Эдрик при смерти. По слухам, жить ему осталось недолго, и всех занимала мысль, кто же займет трон. Вообще-то, помимо трех принцев, есть и принцесса. К тому же и сама королева может его заменить. Но почва для разговоров была самая благодатная. Состоялась и получасовая беседа с полковником сар Браусом, с глазу на глаз, в его кабинете. В течение разговора мне довелось услышать немало интересных вещей, о которых следовало бы серьезно поразмыслить при первой возможности. Но в тот момент мои мысли куда больше занимала одна хорошенькая шатенка. Яркая, с замечательной фигурой, к тому же, как выяснилось, вдова. А значит, опасаться ревнивого мужа не приходилось. Ко всему прочему, Матильда оказалась жительницей Гладстуара, что значительно все упрощало. Затем наш с полковником разговор перешел в такое русло, что на некоторое время напрочь о ней забыл. Расставались мы с полковником если и не друзьями, то вполне друг другом довольные. На прощанье он сказал: – Сарр Клименсе, надеюсь, теперь вы понимаете, что стоит за моими извинениями? – Безусловно, сар Браус. Впрочем, и не сомневался, что их причиной был не страх. Считаю, ни один человек в мире ни на секунду не усомнится в вашей храбрости. На том и расстались. Потом мне повезло. Едва только вошел в танцевальный зал, как объявили новый тур вальса. Мне удалось ловко увести Матильду из-под носа местного сердцееда, и мы закружились в танце. Снова тур, и все закончилось тем, что объявил Клаусу: догоню их в пути. Сар Штраузен только кивнул, занятый игрой в шахматы с каким-то седоусым господином. Тот, судя по расстановке фигур, умудрился – поразительно! – поставить сар Штраузена в затруднительное, если не аховое положение. «Неслыханное дело! Никогда бы не подумал, что ему найдется достойный соперник. С другой стороны, чему удивляться? Для каждого из нас сыщется свой незнакомец из переулка», – покидая игроков, размышлял я. Чтобы тут же о них забыть, продолжив атаку на свою новую знакомую. И вскоре от нее услышал: – Чувствую себя вашей добычей, Даниэль! – Вы всегда так говорите мужчинам, вскружив им голову до такой степени, что они даже не понимают, что с ними вообще происходит? Сон ли это или явь, где есть место только блеску ваших глаз и вашей милой улыбке. Когда чувствуешь себя полностью беззащитным перед вашей красотой и готовым умереть лишь ради того, чтобы вызвать ваш веселый смех. – Даниэль, вы действительно меня не помните? Лицо Матильды показалось мне знакомым с самого начала. Мало ли где мы могли пересекаться в столице, но одно я могу сказать с убежденностью: в моей постели Матильды не было никогда. – Нет, не помню. – Я был честен, чем бы мне это ни грозило. – А я вас запомнила хорошо. Знаю даже, что вы никогда не улыбаетесь. И рад бы иногда, но не получается. И еще. Улыбаться я перестал три года назад. Значит, мы встречались уже после моего возвращения с севера. – Хотите шампанского? – Матильда смотрела на меня сквозь прозрачные стенки бокала и улыбалась. Улыбка была у нее красивая. Вероятно, дар от рождения. Хотя не исключено, что она долго и старательно репетировала ее перед зеркалом. Натренировать можно все. Память, рефлексы, мускулы, способность различать тонкие оттенки запаха или вкуса. Улыбку тоже. Но не всем. Например, у меня не получится. Левая сторона лица практически не реагирует, когда другая предлагает принять участие. А если заставлять ее усилием мышц, получается гримаса, которую и самому неприятно видеть в отражении. – Хочу. – Тогда я скажу тост. За то, чтобы люди почаще улыбались друг другу! Даниэль, вы меня украдете отсюда? Понимаю, что украдете обязательно, но намереваюсь поторопить. Зачем откладывать то, что неизбежно случится? Жизнь будет слишком скучна, если хотя бы иногда не позволять себе маленькие безумства. – Совершенно незачем откладывать, полностью с вами согласен. Только красть я вас стану особенным образом. Вы покинете дом полковника через четверть часа после меня, ведь даже самые маленькие безумства должны оставаться в тайне ото всех, к кому они не относятся. Особенно это касается дам. – Согласна, – кивнула Матильда. – Действительно, так будет лучше. Мне всегда нравились такие моменты. Когда все уже произошло, сердце успело успокоиться и голова стала ясной. И в душе теперь царит радость, что жизнь по-прежнему прекрасна, а дама, которая тебе так понравилась, не разочаровала. Нет, не отсутствием темперамента, другим. Тем, что было скрыто под ее одеждой, как она пахнет, что шепчет, как реагирует на то или иное. – Даниэль, ты меня так и не вспомнил? – Нет. Но теперь запомню ее навсегда. Как помню всех своих женщин, ведь каждая из них была в чем-то особенной. И буду вспоминать каждый раз, когда услышу музыку Антуана сар Дигхтеля. Именно она звучала, когда я покидал дом полковника. Признаться, едва не споткнулся на ровном месте, настолько не ожидал этого. Глядишь, к тому времени, когда вернусь в Гладстуар, он станет великим композитором. Впрочем, он уже велик, и теперь нужно, чтобы его талант признали все. – Но имя Дэвида сар Гливелла тебе о чем-нибудь говорит? Конечно. Он один из тех, кого я убил на дуэли. Не намеренно, так получилось. – А ты сама… – Да, его безутешная вдова. Если бы Матильда, для того чтобы это заявить, не оторвалась ненадолго от занятия, которого не может себе позволить безутешная вдова в отношении убийцы своего горячо любимого мужа, я бы принял ее слова всерьез. Дэвида сар Гливелла я помнил хорошо. И действительно не хотел его убивать. Даже после того, как он заявил: «Поразительно, но у некогда славного рода сарр Клименсе остался единственный представитель, да и тот представляет собой дерьмо». Причем у нашей дуэли не было никакой предыстории – так, мелкий конфликт. Но Дэвид был слишком хорош в обращении со шпагой, а наносить удары не всегда получается так, как пить вино, – при желании делаешь маленький глоток или полностью осушаешь бокал. Особенно в том случае, когда противник делает выпад, рассчитывая с тобой покончить. И потому моя шпага вошла куда глубже, чем того хотелось бы. – Ну вот, мы снова готовы к бою! – торжественно заявила Матильда. Вообще-то, благодаря ее стараниям, снова к бою готов был сарр Клименсе. – Лежи на спине и не двигайся: вести буду я! Вот тебе, несносный сар Клименсе! Вот тебе, вот! – слушал я голос Матильды, чувствуя вес ее тела и ощущая его толчки. Странный у некоторых способ мщения за погибших мужей! Но приятный, отрицать нельзя. – Не слишком-то ты похожа на безутешную вдову. Близился рассвет, и пора было возвращаться в имение. Чтобы вскочить в седло и помчаться вдогонку за остальными. – Ну, с таким-то утешителем! – Матильда посерьезнела. – Знаешь, Даниэль, я даже тебе благодарна. – Благодарна за смерть мужа?! – И чему ты удивляешься? Как человека его конечно же жалко. Но зачастую мне самой хотелось его убить. – И стоило тогда выходить за него замуж? – Кто меня спрашивал, Даниэль? Мне едва исполнилось шестнадцать, когда отец решил, что Дэвид самая подходящая для меня партия. В те времена он мне нравился. Веселый, остроумный, симпатичный, дрался на дуэлях. А шрам на лице делал его таким мужественным! Шрам тоже помню. Когда сар Гливелл злился, шрам всегда багровел. – И что было потом? – Потом? Через какое-то время его будто подменили. Стал мелочным, всегда чем-то недовольным. И жестоким. Иной раз и на меня руку поднимал. На меня, когда наша родословная чуть ли не вдвое длиннее его! «Непозволительная вещь, согласен. Ее можно позволить только в том случае, когда все наоборот. Особенно когда дело касается жен», – с сарказмом подумал я. – А однажды, когда провинился крестьянин в одном из поместий, Дэвид собственноручно бил его кнутом. И такая у него была довольная рожа! И еще его ревность. Он ревновал меня по каждому пустяку. Пусть я ни малейшего повода ему не давала. А каким он был заядлым игроком в карты! Ладно бы ему везло. Но нам то и дело приходилось закладывать имения. Если бы не отец, с сумой бы по миру давно пошли. А когда узнала о его смерти, ничего, кроме облегчения, не почувствовала. Меня даже совесть мучила: ну как же так? Ты даже представить себе не можешь, какого труда мне стоило показать на похоронах свое якобы горе. А как Дэвид тебя ненавидел! При одном только упоминании приходил в ярость. Не представляю себе причины. Конфликт между нами был настолько незначителен, что немало удивился, когда от сар Гливелла пришел вызов. – Не знаешь, почему именно? – Он не говорил. «Только из-за того, что моя родословная, в отличие от его, тянется от сотворения мира? Не исключено. И тем более его не жалко». – Матильда, почему я должен тебя помнить? – Кларисса была одной из моих подруг. Ты мог меня видеть в ее компании, например. Кстати, поговаривают, что ее убийцу поймали. Вот даже как? Придется в Брумене задержаться, чтобы нанести визит Тробниру. – Даниэль, ты ее любил? Для женщин это так важно. Любил ли я Клариссу? Скорее нет, чем да. Мне нравилось заниматься с ней любовью. Слушать ее голос, смотреть на нее… Но при воспоминании о ней не начинало бешено стучать сердце. Или оно не обязательно должно стучать? – Она была мне дорога. Скоро рассвет, нам придется расстаться, и теперь вести буду я. Ожидаемо в поместье сар Штобокков никого уже не застал. Как и было запланировано, Клаус отправился в путь на рассвете. Оставив трех наемников Стаккера, с которыми мне и предстояло их догнать. Вообще-то в разговоре с Клаусом речь шла об одном-единственном, и трое – личная инициатива Стаккера. Я знал имя только одного из них. Судя по всему, он пользовался у Курта особым доверием и был его правой рукой. Звали его Базант. Возрастом чуть старше меня, он носил пышные усы и выделялся шириной плеч. Что при его высоком росте выглядело впечатляюще. – Давно все уехали? – поинтересовался я, проверяя подпруги у Рассвета. Заодно отправляя ему в рот морковку, которую украл на кухне по пути из дома, где гостила Матильда. – Два часа уже как, – ответил Базант. – Если не станем задерживаться, к полудню догоним. – Станем. Нам еще предстоит заглянуть в Брумен. – «И неизвестно, сколько в нем прождать», – отметил про себя. После чего добавил: – Говори. Надеюсь, ничего не случилось? Во всяком случае, рад буду услышать, что Клаус не вляпался в очередные неприятности, после того как мы с ним расстались. Хотя у шахматистов дела редко доходят до звона клинков, случая не припомню, а сар Штраузен ни одного тура не станцевал, так обрадовался возможности встретиться с достойным игроком. – Пришли новости, что в Финлаусте волнения, если даже не бунт. – И как они пришли? В доме полковника слова о них не прозвучало. – Фельдъегеря сообщили: по дороге в поместье знакомых по службе встретили. Ну а те с этим известием спешат в столицу, – пояснил Базант. Финлауст – провинция, которая граничит с Клаундстоном, куда мы направляемся, и ее никак не миновать. Разве что повернуть отсюда на юг, чтобы оказаться в любом порту на морском побережье Ландаргии. Сесть на корабль и попасть в Клаундстон уже морем. Задержка в пути по времени получится немалая, поскольку гипотенуза – наш путь по Версайскому тракту – короче, чем сумма двух катетов. Где один из них – дорога к побережью и другой – путешествие по морю. Да, корабли в отличие от нас идут круглосуточно, но ведь нужно еще и найти подходящий.