* * * Денек на Зергияре выдался ясный, с террасы ресторана открывался вид на то, что Корделия не могла уже назвать ни палаточным лагерем, ни деревней – только городом, и никак иначе, даже по галактическим меркам. Терраса нависла над кручей, и это создавало приятную иллюзию, будто смотришь в наполненную светом бездну. Усаживая Корделию за заранее заказанный угловой столик, официант спросил, не желает ли мэм раскрыть поляризованный тент. «Пока нет», – ответила она и отослала официанта. Откинувшись на спинку стула, она подставила лицо ласковому, успокаивающему теплу, прикрыла глаза и попыталась не думать о том, сколько времени ее уже не успокаивали осязаемые ласки. «В следующем месяце будет три года», – подсказала деловая часть ее мозга, которую никак не удавалось отключить. Чтобы избавиться от боли, она вновь открыла глаза и принялась разглядывать свое окружение. Два ближайших столика, как обычно, оставались пустыми, если не считать ее эсбэшного телохранителя в штатском, который уже сидел за тем, что подальше, не потягивая чай со льдом и тоже озираясь по сторонам. «Ситуативное понимание», вот именно. С тех пор как она стала подданной Барраярской империи – больше сорока лет назад, – этих «ситуаций» было как-то чересчур много; сегодня она готова была пренебречь своими обязательствами, для этого у меня есть люди. Только вот паренек выглядит слишком уж юным, его еще самого надо опекать. Только ни в коем случае не подавать вида, чтобы не оскорбить его достоинство. Она медленно вдохнула мягкий воздух – ах, если бы она могла так же втянуть его легкость в самые темные пустоты своего сердца. Официант принес два стакана воды. Корделия успела сделать только несколько глотков, когда тот, кого она ждала, появился в дверях, огляделся, приветственно поднял руку и зашагал к ее столику. Ее телохранитель, отследив это продвижение и отметив, что гость в гражданской одежде, с видимым усилием удержался от того, чтобы вытянуться по стойке «смирно» и отсалютовать пришедшему, когда тот проходил мимо, хотя они и обменялись кивками. Когда Корделия впервые увидела лейтенанта Оливера Перина Джоула (сколько ему было тогда? двадцать семь?), она безоговорочно сочла его красавцем. Высокий блондин, поджарый, точеные черты лица – о боже, а скулы! – голубые глаза, в которых светится глубокий ум. Более робкий – тогда. Сейчас, двадцать лет спустя, он изменился, но по-прежнему был высок и строен, только в фигуре и манере держаться появилась некая солидность. Его яркие белокурые волосы чуть потускнели, подернувшись сединой, ясные глаза окружены теперь гусиными лапками морщин, и с возрастом он обрел спокойную и надежную уверенность в себе. А скулы и ресницы остались такими же невероятными. Она едва заметно улыбнулась, позволив себе тайное мгновение изысканного наслаждения, пока гость не приблизился, чтобы склониться к ее руке и сесть рядом. – Вице-королева. – Сегодня – просто Корделия, Оливер. Если, конечно, не хочешь, чтобы я обращалась к тебе «адмирал». Он покачал головой: – Этого мне и на работе хватает, – и заулыбался еще шире. – Здесь среди нас был единственный настоящий адмирал. Мое последнее продвижение по службе всегда казалось мне ирреальным в его присутствии. – Ты настоящий адмирал. Так сказал император. А вице-король дал тебе рекомендации. – Не стану спорить. – Вот и прекрасно, после стольких лет и такой огромной работы – слишком поздно. Джоул усмехнулся, поднял руки, показывая, что сдается, и стал изучать меню. Он наклонил голову. – Наконец-то у вас не такой усталый вид. Это хорошо. Корделия не сомневалась, что выглядела сущей ведьмой в той нелегкой борьбе, которую вели они оба ради того, чтобы вновь обрести душевное равновесие. Она пригладила короткие рыжевато-седые кудряшки, которые, как всегда, абсолютно не желали укладываться в прическу. – Я чувствую себя менее усталой. – Она поморщилась. – Сейчас я порой по нескольку часов подряд не вспоминаю о нем. На прошлой неделе – даже целый день. Джоул молча кивнул. Конечно же, он прекрасно ее понимает. «С чего начать?» – задумалась она. «Последние три года мы виделись слишком редко» было бы не совсем правдой. Адмирал Зергиярского флота полностью погрузился в свои задачи военного помощника вдовствующей вице-королевы Зергияра – так же, как прежде, для них двоих, вице-короля и вице-королевы. Планета колонистов приняла Джоула – за его собственные выдающиеся достоинства, даже когда необъятная тень его наставника, безмолвно его поддерживающая, была похищена – уместно ли тут слово «безвременной»? – этой необъятной смертью. Оба они – и вице-королева Форкосиган, и адмирал Джоул – приспособились к новым шаблонам своей работы, в обход этого болезненного отсутствия, стягивая поверх раны общественные стежки. Брифинги, инспекции, дипломатические обязанности, петиции, советы – которые давались и выслушивались, споры с бюджетными комитетами как в тандеме, так и, несколько раз, в противостоянии – их рабочая нагрузка «после» Эйрела вряд ли отличалась по сути или по ритму от их рабочей нагрузки «до». И постепенно гражданская рана зарубцевалась, хотя все еще время от времени воспаляется. Самые глубокие раны… их они почти не касались, боясь причинить друг другу боль. Корделия никогда не считала, что Оливер понес менее тяжелую утрату, чем она сама, потому лишь, что он более тщательно скрывал свое горе. И когда ей, вдовствующей вице-королеве, поневоле приходилось мучиться на всех этих нескончаемых публичных церемониях, она не раз завидовала – приватности его горя. Только их прежняя близость, казалось, исчезла, похоронена вместе со своим входом в п-в-туннель. И они подобно двум планетам обречены бесконечно блуждать в пространстве, когда их общее солнце погибло. Возможно, пришло время для нового источника притяжения и света. К столику подошел официант уточнить что-то с заказами – и спас ее от дальнейших внутренних… колебаний, да, она никак не могла решиться. Когда они снова остались одни, Оливер разрядил обстановку: – Если предполагается, что это рабочий ленч, то мне не сообщили повестку дня. – Не рабочий, нет, но у меня действительно есть повестка дня, – призналась она. – Личная и частная, почему я и пригласила тебя сюда в наш так называемый свободный день. – Интересно, какой сигнал он прочитал в ее приглашении, если вместо формы надел удобную гражданскую одежду, которая так ему к лицу? Он всегда был очень внимателен к нюансам, это неоценимое качество проявилось, когда его еще только назначили военным секретарем премьер-министра Форкосигана в накаленной политической атмосфере столицы Барраяра. «Мы сейчас далеко от Форбарр-Султана. И я этому рада». Еще один глоток воды, и она ринулась вперед: – Ты уже слышал о новом репликационном центре, который мы открыли в старом городе? – Я… не per se, нет. Я знаю, что ты по-прежнему много занимаешься здравоохранением. – На лице его было написано: «Я пока не понимаю, о чем ты, но слушаю тебя внимательно». – Мама помогла мне собрать на Колонии Бета исключительную команду специалистов по репродукции, мы заключили контракт на пять лет. Помимо работы в клинике, они заняты обучением зергиярцев. Надеюсь, что к концу контракта мы сумеем открыть еще несколько филиалов в новых городах колонии. А если повезет, то, может, и соблазним пару-тройку бетанцев остаться. Джоул, который не был женат и вряд ли собирался что-то менять, улыбнулся и пожал плечами. – На самом деле я достаточно стар, чтобы помнить те времена, когда на Барраяре это было новой технологией, вызвавшей бурные дискуссии. Нынешние молодые офицеры принимают это как должное, и не только комарриане или девушки из ЖВС. Официант принес вино – белое фруктовое: легкое, ледяное, произведенное непосредственно здесь, на этой планете, да! Она отхлебнула для храбрости и продолжила: – В этом случае общественное благо – также и личное. Как, хм, Эйрел, возможно, тебе и не говорил, а я тоже не припомню, чтобы когда-то говорила, в один из неспокойных периодов регентства Эйрела – еще до того, как ты взошел к нам на борт – мы приняли меры предосторожности и тайно секвестировали гаметы от каждого из нас. Замороженная сперма от него, замороженные яйцеклетки от меня. – Да, уже больше тридцати пяти лет назад. Оливер недоуменно поднял брови. – Он мне как-то раз сказал, что после солтоксиновой атаки стал бесплодным. – Для естественного зачатия – да, это было очень маловероятно. Низкое количество спермы плюс множественные повреждения на клеточном уровне, накопившиеся за всю его жизнь. Но для медицинских технологий достаточно всего одной хорошей гаметы, главное – ее выделить. – Угу. – По разным причинам – большей частью политическим, нежели биологическим или технологическим – мы так и не вернулись больше в то хранилище. Но Эйрел сделал так, чтобы, согласно его воле, образцы после его смерти перешли в полную мою собственность. И сейчас, когда я ездила домой на Зимнепраздник и с Годовым отчетом, я их все забрала. И привезла на Зергияр. Они-то и лежали в том самом криоконтейнере, который я… в общем, над которым я тряслась, как наседка над цыплятами. Оливер выпрямился, явно заинтересовавшись. – Посмертные дети Эйрела? А ты можешь? – Вот для этого мне и понадобились бетанские специалисты – чтобы выяснить. Их ответ – «да». – О! И теперь, когда Майлз – граф Форкосиган в своем праве, и у него уже есть собственный сын… Полагаю, еще один сын – брат? – не создаст проблемы с наследованием… М-м… а они будут легитимными по барраярским законам? «Майлз, мой старший сын, – грустно подумала Корделия, – всего на восемь лет моложе Джоула». – На самом деле, чтобы обойти все подобные проблемы, я планирую зачать только дочерей. Барраярский закон о наследовании имеет одну особенность, которой я и собираюсь воспользоваться: все дочери будут считаться моими, и только моими. Они будут носить самую плебейскую фамилию Нейсмит. Они не смогут претендовать ни на округ, ни на имения Форкосиганов. Обратное тоже верно. Оливер, нахмурившись, сжал губы. – Эйрел… захотел бы оказать им какую-то поддержку. Если не сказать большего. – Для этого я откладывала – и буду откладывать – очень неплохую вдовью часть наследства, причитающуюся мне как вдовствующей графине Форкосиган. К тому же я получаю жалованье вице-королевы и буду еще какое-то время его получать, плюс мои личные инвестиции, преимущественно здесь, на Зергияре. Чтобы жить своим домом, хватит вполне. – Еще какое-то время? – переспросил Джоул, моментально выделив ключевой пункт. Вид у него был встревоженный. – Я никогда не планировала оставаться вице-королевой до конца дней, пока не умру от бремени обязанностей, – мягко сказала она и мысленно добавила: «Как это случилось с Эйрелом». – Я бетанка и собираюсь прожить как минимум до ста двадцати. Я скормила Барраяру немалую часть жизни. Хватит… – Она осушила свой бокал; Джоул вежливо подлил ей еще. – Говорят, что человек не должен принимать важные жизненные решения или кардинально что-то менять по крайней мере год после тяжелой утраты, поскольку в этот период интеллектуальные способности снижены. Могу засвидетельствовать – так оно и есть. Я ждала на два года больше. Джоул мрачно кивнул. – Я думала об этом с того самого вечера, когда мы похоронили его в Форкосиган-Сюрло. – В тот вечер она остригла свои длинные, до пояса, волосы, которые всегда так любил Эйрел, срезала почти под корень и положила в жертвенный огонь. Потому что прядки, которую обычно приносят в жертву, казалось абсурдно мало. И никто тогда не сказал ни слова против и не задал ни одного вопроса. С тех пор она никогда не отращивала волосы длиннее, чем сейчас, – на длину пальца. – В следующем месяце будет три года. Я думаю… это то, чего я действительно хочу, и если я собираюсь это сделать, то уже пора. Пусть я и бетанка, но я не молодею. – С виду тебе обычно дают лет пятьдесят, – сказал Джоул. Почти его ровесница. Это не лесть, он действительно так думает. Барраярцы. – Только барраярцы. Инопланетники оценили бы более правильно. – «Семьдесят шесть», подумала она. Это… не имеет никакого смысла. Разве что, последние три года она перестала считать годы от рождения и перешла на обратный отсчет, от смерти – призовой пакет времени не увеличивается, а уменьшается, «что не использовал, то потерял». Официант принес им салат из синтезированного цыпленка с клубникой и сдобу, и Корделия получила передышку, чтобы подготовиться к следующему рывку. Джоул, к его чести, не стал спрашивать: «А зачем ты мне все это рассказываешь?» – а принял всё как элементарное – ну ладно, может, и не самое элементарное – дружеское доверие. И никоим образом не непрошеное. Она отпила еще один маленький глоток вина. Потом – большой глоток вина. И отставила бокал. – У нас осталось не так много яйцеклеток для работы после того, как были отбракованы нестандартные. У меня с возрастом тоже накопились повреждения. Но думаю, я смогу получить шесть девочек, сразу. Джоул подавил смешок. – Ну что ж, женщины Зергияру нужны. – Мужчины тоже. Там было еще совсем немного яйцеклеток, которые могли бы еще быть здоровыми, наподобие… полагаю, можно сказать, наподобие вылущенной яичной скорлупы. Они в любом случае будут нести в себе мою митохондриальную ДНК. И такие безъядерные яйцеклетки – именно те, которые используют для искусственного оплодотворения однополые пары. Джоул чуть не подавился и уставился на нее широко раскрытыми голубыми глазами. Быстрота ума всегда была одной из самых привлекательных его особенностей, подумала Корделия. – Если хочешь – подумай об этом, я тебя не тороплю, – я могла бы пожертвовать тебе несколько этих яйцеклеток и генетический материал Эйрела, и у тебя мог бы… у вас Эйрелом мог бы быть собственный сын. Или сыновья. Я имею в виду сыновей не просто биологических, но вполне законных. С X-хромосомой от Эйрела и Y-хромосомой от тебя потомки будут твоими неопровержимо по всем законам. Без этой проклятой смертельной приставки «Фор» перед фамилией. Джоул наконец проглотил застрявший в горле кусок, запив его большим глотком вина. – Это… это кажется безумным. На первый взгляд. Он и правда слегка покраснел. Забавно. Ему, конечно, идет. А впрочем, ему всегда это шло. До самых глубин, вспомнила она и подавила улыбку. – На Колонии Бета это было бы самое обычное дело. И на Эскобаре, и на Земле, да на любой продвинутой планете. – На нормальных планетах, как думала о них Корделия. – Господи, да даже на Комарре, и то. Этот биотехнологический трюк придумали уже несколько веков назад. – Да, но не для нас, не для … – Он замялся. «Не для Барраяра» – хотел он сказать? Или: «…не для меня»? Вместо этого он сказал: – Но ведь, как говорится, «мотовство до нужды доведет»? Э-э? – О, нет. Не тот случай. – И сколько… сколько таких яйцеклеток?