— Оформление класса является важным показателем эффективности работы учителя, — сухо ответил Корнбле. — Да, понимаю, но мисс Уилсон не… скажем так, не разделяла вашего представления о значимости оформления класса. — Нет, не разделяла. — Она, как вы написали в ее характеристике, была «небрежна»? — К сожалению, большинство молодых учителей не получают в колледжах столь качественного образования, как раньше, — усмехнулся Корнбле. Кевин кивнул. — Действительно, почему все вокруг не могут быть такими, как мы? — риторически вопросил он, и кое-кто в зале рассмеялся. Судья недовольно стукнул молоточком. — Кроме того, вы не одобряли манеру одежды мисс Уилсон, верно? — Кевин перешел к более активным действиям. — Я считаю, что она должна одеваться более консервативно. Вы правы… — Однако непосредственная руководительница мисс Уилсон постоянно высоко оценивала ее профессиональные качества, — перебил свидетеля Кевин, повысив голос. — В последнем отчете она пишет, — Кевин заглянул в свои бумаги, — «Лоис Уилсон демонстрирует глубокое понимание детской психологии. Сколь серьезной ни была бы ситуация, она всегда находит способ достучаться до детей и стимулировать их нужным образом». — Кевин отложил листок. — Неплохая характеристика, не правда ли? — Да, но, как я сказал… — У меня больше нет вопросов, ваша честь. Кевин вернулся на свое место, будто пылая от ярости — он научился вызывать в себе такое состояние мгновенно. Все взгляды были устремлены на него. Кевин взглянул на элегантного мужчину в заднем ряду и заметил, что улыбка покинула его лицо, сменившись выражением искреннего восхищения. Кевин почувствовал себя польщенным. А вот Мириам, напротив, явно была расстроена. Она чуть не плакала. Когда Кевин посмотрел на нее, она быстро отвела глаза. «Ей стыдно за меня, — подумал он. — Господи боже, ей все еще стыдно за меня. Больше такого не будет!» — Мистер Балм, — обратился судья к прокурору. — У вас есть вопросы к мистеру Корнбле? — Нет, ваша честь. Мы хотели бы вызвать Барбару Стэнли, ваша честь. — В голосе окружного прокурора слышалось отчаяние. Кевин успокаивающе похлопал Лоис Уилсон по руке. Он заставил обвинение перейти к главным козырям. Пухлая девочка с короткими вьющимися русыми волосами направилась к месту для дачи показаний. На ней было светло-голубое платье с белыми рюшами на воротничке и рукавах. Просторное платье еще больше подчеркивало ее полноту. Барбара нерешительно заняла свое место и подняла руку для присяги. Кевин кивнул и бросил понимающий взгляд на Мартина Балма. Судя по всему, девочка хорошо подготовилась и знала, чего ожидать. Прокурор тоже выполнил свою домашнюю работу, но Кевин чувствовал, что сам он сделал больше. И это должно принести свои плоды. — Барбара, — начал Мартин Балм, подходя к девочке. — Минуту, мистер Балм, — остановил прокурора судья и наклонился к Барбаре Стэнли. — Барбара, ты понимаешь, что только что принесла присягу? Ты поклялась говорить правду… Барбара посмотрела в зал, повернулась к судье и кивнула. — И ты понимаешь, насколько важны будут твои слова? Девочка снова кивнула, на сей раз не столь уверенно. Судья откинулся на спинку кресла и произнес: — Продолжайте, мистер Балм. — Благодарю вас, ваша честь. — Прокурор направился к свидетельнице. Высокий и худощавый прокурор собирался строить политическую карьеру, и перспективы у него были очень неплохие. Это дело беспокоило его. Он надеялся, что Кевин и Лоис Уилсон пойдут на сделку, но они отказались, и теперь ему предстояло опираться исключительно на показания десятилетних девочек. — Барбара, расскажи суду, что ты сказала в тот день мистеру Корнбле. Не торопись. Барбара быстро взглянула на Лоис. Кевин проинструктировал свою подзащитную, чтобы Лоис пристально смотрела на всех детей, особенно на тех трех девочек, которые подтвердили обвинения Барбары Стэнли. — Ну… иногда, когда мы занимались искусством… — Искусством, — перебил ее прокурор. — Что это такое, Барбара? — Искусство — это рисование, чтение или музыка. Мы все идем к учителю рисования или пения, — ответила девочка, почти не открывая глаз. Кевин видел, что она отчаянно старается все сделать правильно. Он оглянулся на зал и заметил, что некоторые слушатели улыбаются, явно симпатизируя девочке. Но мужчина в заднем ряду смотрел на Барбару весьма недоброжелательно, почти со злобой. — Понимаю, — кивнул прокурор. — Эти занятия проходят в другом классе, верно? — Угу… — Пожалуйста, Барбара, отвечай «да» или «нет», хорошо? — Уг… То есть да. — Хорошо, иногда, когда вы занимались искусством… — продолжил Балм. — Мисс Уилсон просила кого-то из нас задержаться, — ответила Барбара. — Задержаться? Остаться в классе наедине с ней? — Уг… да. — И? — Однажды она попросила задержаться меня. — И что ты рассказала мистеру Корнбле об этом случае? Барбара повернулась так, чтобы не смотреть Лоис в глаза. Потом она сделала глубокий вдох и ответила: — Мисс Уилсон попросила меня сесть рядом с ней. Она сказала, что считает, что я вырасту красивой девочкой, но я кое-что должна узнать о своем теле. Что-то такое, о чем взрослые не любят говорить. — Барбара замолчала и уставилась в пол. — Продолжай… — Она сказала, что есть такие особые места… — Особые? — Уг… да. — И что она хотела объяснить тебе об этих местах, Барбара? Барбара бросила короткий взгляд в сторону Лоис Уилсон и повернулась к Балму. — Барбара, чему она хотела тебя научить? — повторил прокурор. — Что происходит что-то особенное, когда… когда их кто-то трогает. — Понятно. И что она делала потом? — Прокурор кивнул, чтобы подбодрить девочку. — Она показала мне эти места. — Показала? Как? — Она указала на них, а потом сказала, что я должна позволить ей потрогать их, чтобы мне все стало понятно. — И ты позволила, Барбара? Барбара плотно сжала губы и кивнула. — Да? — Да. — В каких именно местах она тебя трогала, Барбара? — Здесь и здесь. — Барбара указала на грудь, потом между ног. — Она просто трогала тебя или делала что-то еще? Барбара закусила нижнюю губу. — Это тяжело, Барбара, мы понимаем. Но мы должны задать тебе эти вопросы, чтобы восторжествовала справедливость. Ты же понимаешь, верно? Девочка кивнула. — Ответь суду, что еще делала мисс Уилсон? — Она положила руку сюда, — ответила девочка, положив правую руку между ног, — и стала тереть.