– Он мне не друг, а подчиненный, но я его жильем не распоряжаюсь. – Сама все сделаю, лишь бы ты палки в колеса не вставлял. – Он звал тебя к себе жить? – Пока нет, но позовет. Он ничего не теряет, у него пустая хата в центре города стоит, от тетки досталась. Отчего бы там не поселить бедную девушку, твердо вставшую на путь исправления? Ефремов помолчал, рассматривая, как дворник откидывает снег от входа в женский корпус психбольницы. «Придется соглашаться на ее условия. Погубит она парня, да и черт с ним! У меня на кону собственная оливковая роща, дом у моря, так что…» – Я не против. Если он тебя приютит, то это его дело. – По рукам! – предложила наркоманка. – Давай сигареты, и я побежала. – До выписки потерпишь. Мне не хочется напоследок с медперсоналом отношения портить. – О, про врачей! Мне надо будет таблетки от ломки, пачек десять. Без них я в первое время не выживу. Попроси у завотделением рецепт, он выпишет. Запоминай название… Вечером Кайгородова так лихо обработала Киселева, что он сам предложил переехать в пустующую квартиру. – За мной на машине приезжай, – посоветовала Елена. – У меня одежка – сам видишь, какая, я замерзну, если на автобусе через весь город поеду. 31 Едва переступив порог квартиры тетки Киселева, Кайгородова начала изображать «умирающего лебедя». – Мне что-то дурно, голова кружится. Можно, я тут, на краешке дивана, прилягу? Олег положил под голову девушки подушку, заботливо накрыл пледом и пошел на кухню готовить нехитрый ужин. Если бы Киселев не был одурманен благородным порывом спасения падшей души, то он задал бы Кайгородовой вопросы, проясняющие ее намерения на ближайшее время: «Сколько ты собираешься жить у меня?» и «Ты когда начнешь искать работу?» Но Киселев ни о чем новую подругу не спрашивал. Ему нравилось заботиться о Елене, быть ее другом и защитником. И еще – в душе его начали пробиваться ростки любви. Забота о слабой беззащитной женщине и привязанность к ней идут рядом, а где привязанность – там и до настоящей любви один шаг. Кайгородова еще в больнице поняла, что в общении с женщинами Киселев неопытен и робок. Переселившись к нему, она постепенно и ненавязчиво начала «подбрасывать дрова» в разгорающийся костер его чувств, но события не торопила. «Спешить не будем, – решила девушка. – Чем дольше путь к запретному плоду, тем больше сладости от обладания им». Перед заселением Кайгородовой Ефремов поинтересовался у Олега, будет ли тот жить вместе с Кайгородовой или она станет проживать в квартире одна, запертая, как птица в клетке? Киселев переезжать к Кайгородовой постеснялся, и она стала полновластной хозяйкой двухкомнатной благоустроенной квартиры практически в центре города. В воскресенье, оставшись одна, девушка исследовала новое жилище, проверила содержимое шкафов и кухонных полок. Входная дверь не понравилась ей: «Один из замков открывается только ключом, просто так на улицу не выйдешь. Но ничего, как-нибудь Олежек забудет закрыть нижний замок, и я прогуляюсь до тайника, оставлю брату записку, сообщу, где меня искать». Елена вышла на балкон, перевесилась через перила, посмотрела вниз. «Сугробы под окном тощие, с третьего этажа не спрыгнешь, можно ноги переломать. К соседям не перелезешь – балкон отдельный, даже водосточной трубы рядом нет». Чтобы хоть на мгновение почувствовать что-то наподобие опьянения, Кайгородова съела две ложки растворимого кофе и запила их обжигающе горячим чифирем. После третьего глотка сердце стало с такой скоростью гнать кровь по исколотым венам, что Кайгородова «поплыла» и на секунду-другую забылась, как после слабенькой дозы «ханки», принятой после долгого опийного голодания. Смесь кофе и чифиря была смертельно опасна для ее изношенного слабого сердца, но Елене было не впервые рисковать. И потом, надо же было как-то отметить освобождение из наркодиспансера! В понедельник к ней приехал Ефремов, и началась «учеба». – Это Козодоев. Оперативник выложил перед наркоманкой фотографию Сергея в школьные годы, официальное фото, переснятое из личного дела в ИВС, и две фотографии, сделанные службой наружного наблюдения. – Вот таким я его помню, – ткнула пальцем в школьную фотографию Кайгородова. – После смерти Мишки Быкова он решил занять его место, но ничего не вышло. – Давай подумаем, при каких обстоятельствах ты могла бы встретить его сегодня или завтра. – С устройством на работу вариант не потянет? Я пришла к нему в офис… – Тебя в здание Лотенко на порог не пустят… А во дворе… Предположим, дело было так. Кто-то из знакомых, кто именно, ты уже не помнишь, сказал, что можно устроиться техничкой в большое офисное здание на площади Советов. Ты стала искать бюро пропусков и зашла во внутренний дворик. Охраны там нет, так что ты вполне могла туда забрести. Ты пошла к входу и замерла от неожиданности: навстречу тебе шел человек, который тебя ограбил три года назад. Этот мужчина тебя не узнал, сел в импортный автомобиль и уехал. Тут к тебе подошел немолодой мужчина, усатый, в пальто с пыжиковым воротником и говорит: «Видела, как из грязи в князи можно выбиться? Полгода назад с этим сопляком никто бы здороваться не стал, а сейчас ему в пояс кланяются». Ты спросила: «Кто это?» Мужик ответил: «Козодоев Сергей». – Мне надо побывать на этом месте или посмотреть фотографии, что там к чему. – В понедельник съездим. Ты, кстати, как себя чувствуешь? – Помираю без кодеина. Не достанешь пару блистеров от кашля? – Обойдешься. Ты, Лена, учти, сорвешься раньше времени… – Все! – перебила его наркоманка. – Дальше не надо. – При ограблении Козодоев отобрал у тебя дамскую сумочку. Расскажи мне, какая это была сумочка и что в ней лежало. – Пудреницу сразу вспоминать или ближе к концу? – Где-нибудь в середине. Вначале ты вспомнишь про ключи от квартиры. – Ты чего? – вытаращила глаза наркоманка. – Какая квартира? Откуда бы она взялась? Мы как с гостинки съехали, так у меня своего угла не было. – Три года назад ты с подругой снимала квартиру на улице Семашко. Дом я тебе покажу. В январе 1990 года в той квартире жили две воровки-карманницы. Обе сейчас сидят, хозяйка квартиры умерла. Соседи квартиранток практически не видели, так что подловить тебя будет не на чем. Про ключи ты вспомнишь в первую очередь и скажешь: «Я за ключи больше всего переживала. Думала: вдруг этот парень, который ограбил меня, выследит, где я живу, и квартиру обворует?» – Нормальный ход. Что про пудреницу? – Тебе ее подарил любимый мужчина. Вот его фотография. Этот человек отравился насмерть паленой водкой в начале прошлого года. Справку – как его зовут, где он жил и все такое – я тебе оставлю. В среду вернешь. – Понятно. Пудреница была мне дорога как память, вот я и запомнила все потертости на ней. В среду Ефремов вывез Кайгородову на место ограбления. Елена показала оперативнику, откуда она шла, где с нее сдернули шапку. Вернувшись в квартиру, они поспорили. Ефремов настаивал, что в руках у Козодоева был нож, Кайгородова настаивала на пистолете. – Игорь, какой нож? Ты еще вилку столовую приплети, и тогда совсем неправдоподобно будет. Козодоев три года назад был богатым человеком. Если он грабил прохожих, то исключительно для куража, чтобы адреналин в кровь качнуть, чтобы себя почувствовать заморским гангстером. Американские мафиози с ножами ходят? Нет, только с пистолетами. – Появится вопрос: куда он пистолет дел? – А нож куда дел? Ты пойми, мне нож тяжелее будет описывать, чем пистолет. Пистолет ты принесешь, наставишь на меня – я запомню, как ствол выглядит, и на допросе его опишу, а с ножами я запутаться могу. Ефремов прошелся по комнате, поразмышлял и пришел к выводу, что Кайгородова права: пистолет будет лучше ножа. «Как только она даст показания об огнестрельном оружии, так следователь тут же будет обязан поехать к Козодоеву с обыском. С пистолетом шутить никто не станет… Они поедут искать ствол, а найдут пудреницу». – Согласен. Козодоев будет с пистолетом. В пятницу Кайгородова сочла, что момент настал, и попросила у Киселева глоток хорошего красного вина. – Мне только глоточек от упадка сил. Я, когда с Ефремовым на место ограбления выезжала, чуть в обморок от слабости не упала. – Тебе разве можно вино? – встревожился Олег. – Конечно, можно, – заверила Елена. – Вино – это же не наркотики. – Лена, мы тебя только на прошлой неделе из наркологического диспансера забрали, и ты уже вино просишь? Кайгородова села рядом, ласково погладила молодого мужчину по голове. – Олежек, неужели ты думаешь, что я решила взяться за старое? Меня в диспансере не от алкоголизма лечили, а от опийной наркомании. Это совершенно разные болезни. Мне, чтобы алкоголичкой стать, надо беспробудно пьянствовать года три. Поверь мне, я много повидала на своем веку, но никогда не слышала, чтобы человек впал в запой от бокала вина. Киселев немного посомневался, но на другой день пришел с бутылкой «Агдама». В винах Олег не разбирался. По разговорам мужиков он слышал, что «Агдам» – хорошее вино, вот и купил его. Кайгородова виду не подала, что имела в виду благородное сухое вино, а не портвейн. Осторожно, словно горькое лекарство, она выпила рюмку, порозовела, пришла в хорошее настроение и налила еще рюмку. – Лена, смотри… Олег попытался остановить, но Кайгородова только отмахнулась: – До понедельника все пройдет, Ефремов ничего не заметит. Олег, давай вместе выпьем, на брудершафт. Распив бутылку, они пошли в спальню, упали на кровать и стали целоваться. Олег поначалу был робок, нерешителен, но Кайгородова знала, как расшевелить его. Опыта общения с мужчинами ей было не занимать. Настал миг, когда их отношения должны были перейти на качественно другой уровень, но ничего не случилось. Киселев спасовал, засмущался и вышел из спальни. «Ничего! – усмехнулась про себя Елена. – Не мытьем, так катаньем, но я приручу тебя, мальчик!» На другой день Кайгородова закурила при Олеге, хотя знала, что он не выносит табачного дыма.