Все болело, кружилась голова. Сколько секунд в запасе? Время вышло. Двое корчились, стонали под ногами. Он выстрелил каждому в голову, заковылял по дорожке, потом опомнился, вернулся, стал отыскивать свой «парабеллум». Пистолет лежал в снегу, вверх торчала рукоятка. С протяжным воем распахнулась дверь черного хода. Кто-то выбежал из дома, бросился к телу эсэсовца с раскрошенной челюстью. Тут же прозвучал истошный крик: — Все сюда! Он где-то здесь! Крик подхватили другие голоса. Алексей припал к соседней ограде, выломал фигурные штакетины, пролез в отверстие, засеменил, пригнув голову, проваливался в сугробы. Снег лип к сапогам, превращал их в бесформенные колодки каторжника. Сотрудники гестапо шныряли по садику, обнаружили пару свежих трупов, устроили очередной словесный переполох. Нервы сдали у всех. У майора контрразведки СМЕРШ открылось второе дыхание. Появились шансы выбраться из западни. Его лицо видели только Вакслер с подчиненным, но вряд ли они разговорятся. Эсэсовец у задней двери тоже не в счет. В доме напротив тревожно перекликались штатские, загорелся тусклый свет. Опасный участок он уже миновал, съехал с невысокого обрыва, поднялся, ощупал карманы. Все ли в них на месте? Уваров спустился в овраг, побрел по нему, высоко поднимая ноги. Силы его кончались. Но крики за спиной стихли, и поблизости никто не мельтешил. Алексей вырвался из кольца, враги не успели замкнуть его! За пределами лощины мерцали строения, заборы. Но туда он не пошел, обогнул кустарник и напрямую, через снежные залежи, отправился к расчищенной дороге. Только незадолго до полуночи Уваров вернулся к собору. В церковной ограде было тихо. Никого не заинтересовала одинокая фигура на лавочке. Он привел себя в порядок, отряхнулся. В принципе, все было в норме, только шинель придется сменить на форменную куртку. Пулевые отверстия в районе кармана могли вызвать вопросы. Город вымер. Шпили готического храма подпирали ночное небо. На стоянке остался только его «Даймлер». Алексей сел в машину и только здесь почувствовал себя в безопасности. События минувшего вечера мелькали перед глазами. С некоторыми оговорками можно было допустить, что его личность осталась незамеченной. Эсэсовец с разбитой челюстью вряд ли разглядел форму, тем более лицо. Вакслер и его помощник мертвы. Уварова могли заметить местные жители, когда он выбирался оттуда. Но когда их еще допросят и будут ли это делать? Что они опишут? Шинель, фуражка. Но тайная полиция скоро выяснит, кто живет в доме на улице Лаубе, где нашли рацию. Вернее, жил. Дай бог фрау Циммер убраться подальше. Если ее найдут, это будет форменная катастрофа. Что станет делать гестапо? Обрабатывать круг знакомых дантиста, ее постоянных пациентов. Личность фрау Циммер там уже рассматривали, когда под подозрением значились Коффман, Кромберг и Беккер. Визиты Коффмана к дантисту не были секретом. Как скоро его привяжут к рации, найденной в подвале? Это могло произойти мгновенно или не сразу. Кто поручится? Сперва выяснится, кто проживал в доме, потом эти данные будут переданы структурам, которые проводили слежку и расследование. Из его походов к дантисту вовсе не вытекало, что он и есть крот. Русский агент — это Беккер, в чем никто не сомневается. Риск был огромный, но Алексей не мог позволить себе уйти на дно. Центр дал ему новое задание, и его надо было выполнять, как бы ни противилась душа, страшащаяся преждевременной гибели. Он покосился на мрачные стены храма. Помолиться на всякий случай? Такая мысль не показалась ему смешной. Уваров завел двигатель, стал выезжать со стоянки. Эрика, наверное, заждалась, бегает по квартире. А ведь он всего лишь квартирант и не давал ей никаких обязательств, лишь своевременную оплату за еду и постой. Женщина действительно умирала от волнения, припала к нему и разрыдалась. — Что такое, Эрика? Я работал допоздна, был срочный вызов. Мы с боем брали шпиона. Я устал как собака. Не ощупывай меня, целый я. Только плечо болит, сил нет на ногах стоять. — Я так устала за тебя переживать, Мартин. Не могу понять, что со мной происходит. Сижу одна, все из рук валится, тоска смертная. Ты уверен, что цел? Он не был уверен в этом, что-то машинально жевал. Потом она стащила с него рубаху, увидела, что плечо опухло, поменяло цвет, и схватилась за голову. Они ощупали его и пришли к выводу, что перелома нет, но ушиб сильный. Полночи Эрика прикладывала лед к его плечу, мостилась то слева, то справа. На просьбы уехать из города она опять ответила отказом, но уже не столь категоричным. Соседи по площадке куда-то исчезли. Она слышала, как они шептались в подъезде, кажется, выносили сумки. Многие люди покидали город, уезжали к родственникам в сельскую местность. Пропаганда на радио и бравурные плакаты на стенах уже не убеждали людей. Продолжали просачиваться тревожные слухи. О положении на фронте радиостанции молчали. Это был тревожный знак. Что на самом деле происходит? Уваров отмалчивался. Слова у него кончились. Эрика уснула, а он опять долго не мог забыться, вздрагивал от каждого скрипа, слушал, как ветер теребит кусок водосточной трубы, оторвавшейся от стены. Глава 11 Утром он явился на работу как на Голгофу, подтянутый, гладко выбритый, с прохладным блеском в глазах. Ничто в его облике не напоминало о вчерашнем происшествии. Эрика получила строгие указания. Весь вечер он находился дома! Явился в восемь и всю ночь провел в ее объятиях, прямо как добропорядочный муж. Это звучало подозрительно, плохо согласовалось с версией событий, предложенной им, но Эрика покорно кивнула. Любовь была сильнее страха и установок, вбитых в голову. Ее, естественно, терзали подозрения, но даже самый смелый полет женской фантазии был короче расстояния до истины. — Коффман, зайдите! — приказал штурмбаннфюрер Охман, заглянув в кабинет. Волнение отпустило Алексея. Он был спокоен, как статуя Фридриха Барбароссы в Зинциге, мог отвертеться от любых обвинений. Ну а если не судьба, то так тому и быть. Охман был один, перекладывал бумаги, выстраивал из них ровные стопки. Он похудел, был бледнее обычного, в глазах поблескивало что-то тоскливое. — Хорошо выглядите, — сказал штурмбаннфюрер, бросив беглый взгляд на подчиненного. — Напоминаете покойника, которого кладут в гроб при полном параде. И выспались, как я погляжу. — Что-то не так, штурмбаннфюрер? — Да все не так! — выкрикнул Охман, но сумел взять себя в руки. — Ладно, все в порядке. Есть опасение, что уже завтра наши Мозерские укрепления примут первое испытание на прочность. — Не может быть. — Алексей опешил. — Русские же не по воздуху пролетели! — Они научились воевать. — Охман брезгливо поджал губу. — Танковые клинья Катукова вонзаются, как нож, в наши порядки, взламывают оборону и продолжают двигаться на запад. Потом подходит пехота и завершает то, что не сделала артиллерия. Если оборона держится, они встают. На наши позиции обрушиваются бомбардировщики и перемешивают все с землей до тех пор, пока там не останется ничего боеспособного. У них неограниченный запас снарядов, авиационных бомб, количество танков превышает наше в пять раз. Советы за три года перестроили промышленность под военные нужды. Вчера они взяли Свислов, сегодня ночью форсировали Тяжбич и охватили город Чеслау. При этом в окружение попали три пехотных полка и остатки танкового корпуса генерал-лейтенанта Лейцнера. Наши войска не успели перегруппироваться. Русские совершили внезапный ночной бросок, и мы снова оказались в заднице. Теперь до Мозерских позиций их практически некому остановить. — Подождите, штурмбаннфюрер. — Уваров изобразил смятение. — Надеюсь, речь об эвакуации не идет? Мы выстраивали нашу оборону на этом рубеже Германии больше тридцати лет. — Официально никто не говорит об эвакуации. — Охман поморщился. — У нас достаточно войск и вооружения, чтобы остановить орды варваров. Мозерская линия неодолима. По крайней мере, она таковой выглядит. Но наше управление уже получило рекомендации быть готовым ко всему. Документы должны быть собраны, упакованы, все учреждения обеспечены транспортом. Представьте, что произойдет, если русские все же прорвутся, а мы тут сидим и в ус не дуем. Здесь езды-то — пятнадцать минут. Вы как будто колеблетесь, Коффман, свято верите в нашу непобедимость? — Признаюсь честно, штурмбаннфюрер. В непобедимость я верю. Но допускаю временные неудачи и даже поражения. Прикажете сворачивать работу? — Ни в коем случае. Будем работать, даже если русские окажутся в соседнем квартале. Сегодня ночью на улице Лаубе нашей службой пеленгации была зафиксирована работа радиостанции. Мы экстренно подтянули людей, оцепили район. Злоумышленник выбежал из дома под номером двадцать шесть, покалечил военнослужащего, убил двух работников гестапо, включая Вакслера. Самое отвратительное состоит в том, что ему удалось скрыться. Поиски завершились неудачей. В подвале обнаружена радиостанция, которая и выходила на связь. Квартира принадлежит пожилой семейной паре по фамилии Христманн. Но сейчас они живут в Дюссельдорфе, вместе с семьей сына, который служит в СС. Квартира была сдана через контору в Дюссельдорфе, у местных таких заведений информации о жильце нет. Наши сотрудники опросили соседей, проживающих в этом же доме. Это тоже пожилая пара, причем оба не любители говорить. У старика проблемы со слухом, у его супруги — со зрением. За стенкой проживала женщина, с которой они практически не общались. По профессии она врач, но о какой специальности идет речь, соседи не знают. Возраст средний, уже немолодая, зовут вроде Клара. Через пару часов наши люди выяснят через Дюссельдорф, о ком идет речь. Уваров постарался не выдать себя, испытал облегчение, за ним — опять колючий страх. Недолго тебе осталось ходить по краю, товарищ майор. Доска кончается. — Выходит, эта женщина, предположительно врач, покалечила человека, убила еще двоих, после чего бесследно исчезла? — спросил он. — Не совсем, — ответил Охман. — Работал мужчина, он все это и сделал. Военнослужащий СС уверен, что на него напал мужчина. Ему хорошо досталось, челюсть вдребезги, такое не сделает женщина. Нет смысла толочь воду в ступе, Коффман. Поступят сведения из Дюссельдорфа, тогда и сделаем предварительные выводы. — Что за радист? Это что-то новенькое, штурмбаннфюрер. Мы имеем дело с объявившимся Беккером? — Да, это выглядит странно. — согласился Охман. — Объявившийся Беккер, пропавшая женщина. Надеюсь, люди Брюннера все же выполнят свой долг и во всем разберутся. Он чуть было не сказал «под конец», но сдержался. Охман тоже начинал расклеиваться. Трещала его вера в непобедимую мощь великой Германии. — Да, еще кое-что, — продолжал Охман. — Помните Хельгу Браун? Это проститутка, заманившая Кромберга и выставившая его русским агентом. Она проживала на Леменштрассе, дом четырнадцать. Пропала, когда мы брали Кромберга. Девица явно из подполья. Сегодня ночью в отделение гестапо в Вугарте поступил сигнал, и ее схватили в котельной неработающей ткацкой фабрики. Там ее припрятали дружки по Сопротивлению. Жертв при задержании удалось избежать. — Надо же! Оказывается, эти люди еще на что-то способны, — заявил Уваров. Сердце его сжалось, но на лице осталась маска. — Позвольте вопрос, штурмбаннфюрер. Что нам это дает? Данная особа только подтвердит нам личность агента, если это Беккер и она его знает. — По-вашему, выходит, что не надо было ее брать? — осведомился Охман. — Стоило оставить эту девицу на ткацкой фабрике, заказ ей из ресторана принести? Мы пока еще не готовы к всепрощению и продолжаем борьбу с нашими врагами. — Да, разумеется, штурмбаннфюрер. — Вы закончили работу на Айзевице? — Этот объект не дает мне покоя, герр штурмбаннфюрер. Я никак не могу понять повышенный интерес к нему русских. Вспомните ту же историю с Прейслером. Потом Вахновский со своей бандой. Назовите это интуицией или паранойей, но я никак не могу успокоиться. — Хорошо, я даю вам три часа на поездку, — сказал Охман. — Если вы считаете это настолько важным, то загляните туда, поговорите с начальником объекта, с техниками, с кем-то еще. Возможно, вскроется что-то интересное, и вы ублажите свою интуицию или паранойю. Проверьте, не вступал ли с кем-то в контакт Вахновский или его люди. Я позвоню, вам выпишут пропуск. До полудня вы должны вернуться. Ступайте, Коффман. Уваров вывел машину за ворота управления, отъехал на пару кварталов и встал. Его трясло, бросало то в жар, то в холод. Времени не оставалось, он должен был действовать немедленно, однако позволил себе минуту слабости, откинул голову, закрыл глаза. Тряска не унималась. Хельгу было жалко — нет слов. Сдала девчонку какая-то сволочь. Был тут и еще один немаловажный нюанс. Хельга знала, кто такой Мартин Коффман. Именно он, а не какой-то там Отто Беккер! Как долго она продержится, прежде чем назовет его имя? Дело не в трусости, не в мужестве и стойкости. Гестаповцы раскалывают всех, способов у них хватает. Кто-то держится дольше, кто-то меньше. А если они применят химию, то даже пытки не понадобятся. Через несколько часов его имя будет на слуху. То, что старики ничего не знали про свою соседку фрау Циммер, — невероятное чудо. Сколько нужно времени, чтобы сделать запрос в Дюссельдорф и получить ответ на несложный вопрос? Тоже несколько часов. Фрау Циммер — дантист. Коффман в последнее время зачастил к ней. Ее проверяли, но это делали другие люди. Несложно сложить два и два. Улика не железная, но для гестаповцев достаточная, чтобы бросить его за решетку. Через пару часов начнутся поиски. Самое время сделать ноги, залечь на дно, отсидеться до прихода Красной армии. Но поступить так он не мог. Задание получено. Ему приказано вывести из строя электростанцию. Это не блажь командиров. С ней напрямую связана боеспособность Айзевице. Укрепления будут взяты, это факт. Но ценой каких жертв? Добрую половину из них можно избежать. А на другой чаше весов — жизнь всего одного человека. Пускай даже его собственная. Он должен попробовать. Уваров знал, что погибнет, но понимал, что собственная жизнь теряет смысл, становится неважной на фоне чего-то значимого. Главное в том, за что ты ее отдал. Да, неплохо бы еще пожить, но что поделать… Он положил руку на подрагивающий рычаг. Все, что было, стало неважно. Перед ним стояла цель. Что теперь будет с Эрикой? Она-то в чем виновата? Ее арестуют, никаких сомнений в этом нет. Но какой смысл пытать эту женщину? Она ведь ничего не знает. Опытные асы из гестапо быстро в этом убедятся. Алексей поборол искушение поехать домой и увезти Эрику в безопасное место. Таковых теперь просто нет. Вдвоем их быстрее схватят, он только время потеряет! Машина медленно тронулась, стала разгоняться. День выдался безветренный, солнечный, на открытых участках даже припекало, таял снег. Ему не хотелось умирать в такой день. В другие дни такого желания у него тоже не имелось, но это было бы хоть не так обидно.