Сестры переглянулись, и Лейла, нахмурившись, сложила руки на груди. – А чего она начинает? Найли насупилась. – Так ты первая сказала, что я замуж хочу. А я не хочу. Лейла было открыла рот ответить, но поймала мой суровый взгляд и замолчала. Вскинув голову, отвернулась и, вернувшись на кровать, продолжила укладывать волосы. С какой-то из сторожевых башен раздался звук горна. Не тот, которым нас будили. Это был совсем другой. Мы, позабыв о распрях, выбежали на балкон. Отсюда было видно, как открываются ворота института. Через пару минут в них начали въезжать кареты. – Родители! – радостно взвизгнула Найли и кинулась из комнаты. Но едва выскочила за дверь, как послышался строгий голос распорядительницы. – Куда направилась, красавица? – Там приехали родители! – быстро ответила Найли. – И что, можно нестись сломя голову? – рявкнула Маргарет. – Быстро обратно в комнату. Сидите, пока вас не пригласят на завтрак, а потом снова к себе. – Но… – Я сказала быстро! – А как же?.. – расстроенно затянула Найли. Распорядительница насмешливо хмыкнула и на весь этаж громогласно, чтобы слышали все, сказала: – Ваши родители сначала посетят ректора, а уже потом им скажут номер комнаты и они сами придут к вам. Если вы все сейчас ринетесь их встречать, начнется хаос! Так что бегом в комнату! Надеюсь, вы там хорошо прибрались? И, не дожидаясь ответа, распорядительница вошла к нам. Окинула все придирчивым взглядом. Провела рукой по полкам. Пристально рассмотрела занавески. Хмыкнула. – Хорошо, – протянула удовлетворенно и направилась к двери, по пути выдав: – Сидите и ждите! Найли проводила ее хмурым взглядом. А когда дверь закрылась, показала язык. И в ответ тут же донеслось: – Язык вырву! Будешь как рыба, только губами шевелить. Найли испуганно зажала рот руками. – То-то же! – проговорила распорядительница. – Она сквозь стены видит? – шепотом поинтересовалась Лейла. – И слышу! – сказала Маргарет в ответ, и только после этого раздались удаляющиеся тяжелые шаги. * * * На завтрак нас буквально вывели строем. В коридоре находились девушки со старших курсов, которые следили за порядком. Я успела приметить Айлин. Она, как всегда, была не одна. – Почему так строго? – спросила я ее. – Разве мы сами не можем до столовой дойти? Спутницы некромантки по обычаю молчали. Просто переглянулись и улыбнулись. Ответила сама Айлин. – Первый курс слишком подвижный. Бегут, кричат, устраивают гомон, толкучку. Вас сейчас выпусти самих, вы ринетесь родителей искать, встречать, кричать. Куда проще и спокойнее, если старшие вас проводят. Родители сами придут к вам в комнаты. Там покричите, порадуетесь и поговорите. Кстати, провожать родителей вам тоже не позволят. Я вздохнула. Айлин подмигнула. – Это правило только для первых курсов. Там расписание посещений совсем другое. К вам реже станут приезжать. Да и вы будете сильнее заняты. Скучать точно не придется. – Куда уж сильнее занятость? – усмехнулась Лейла. Айлин стала серьезной. – Практики больше станет. Вы забудете, что такое свободное время. – Практики? – застонали мы с Лейлой в один голос. – Угу, – кивнула Айлин. – Особенно у боевиков и некромантов. Последние, так вообще ночуют на погосте. Сказав это, она пристально посмотрела на Найли. Потом подмигнула ей и отошла вместе с подругами в сторону. – Чего это она на тебя так пялилась? – полюбопытствовала Лейла. Найли пожала плечами. – Кто ее знает. Айлин странная девушка. – А подруги у нее еще страннее, – подметила я. – Вы заметили, что они всегда молчат? – Что за болтовня? – прервал нас голос Маргарет. – Или вы завтракать не хотите? Бегом за общим строем! Мы тут же позабыли о некромантке и направились за девушками первого курса, уже выходящими из нашего сектора. Ели мы торопливо. Боялись, что, пока сидим в столовой, приедут родители, а нас не будет. И не только мы так думали. Все первокурсники глотали почти не жуя, на ходу допивали компот и спешили к себе. Но мы торопились зря. Наши родители пришли только к обеду. Сначала в комнату робко постучали, и мы с сестрами наперегонки кинулись к двери. Каждая хотела открыть первой. А когда дверь распахнулась, я поняла, почему нас не выпускают из комнат. От визга Найли можно было оглохнуть. Она кинулась маме на шею и уткнулась в нее. – Мамуля! Та погладила ее по плечам. – Милая моя, дракошечка! Следом на маме повисла Лейла. Ну и я не отставала. Вдыхая такой родной и теплый аромат мамы, я понимала, насколько же я ее люблю. Отец, хоть и вошел со строгой миной, также не избежал наших объятий. Я впервые видела, как в уголках его глаз задрожали хрусталики слез. Они не выкатились, были скинуты властным движением руки. И уже в следующий момент папа, сделав строгое лицо, прикрикнул: – Ну входите. Чего застыли? И к нам вошла Лайнара. А следом кучер с корзинкой в руке. В ней лежало нечто, прикрытое полотенцем и издающее дивный аромат. – Пирог! – счастливо воскликнула Найли. – Лайнара! – обняла я нянюшку. – Как же я рада тебя видеть. Кучер важно прошел по комнате и поставил корзину на стол. Лайнара, освободившись от моих объятий, тут же начала вытаскивать из нее еду. Там были булочки, пирог, любимое нами клубничное суфле и бутылка с ягодным компотом. – Я вот нес вам гостинцы от Олти, – говорил кучер, – и все думал, главное, на глаза этой грозной бабы не попасться. А вдруг заберет? Злая она и хмурая. Поняв, что он имеет в виду Маргарет, мы с сестрами рассмеялись. – Не настолько уж она злая, – весело подметила я, – чтобы забирать гостинцы. Да и папуля не позволил бы ей. Отец, присевший на стул, вопросительно поинтересовался: – О ком вы говорите? Лайнара призывно кивнула, приглашая всех к столу. Пока мы располагались, кучер громким шепотом говорил папе: – Есть здесь у них одна. Гром-баба. Страшная, злая, жуть. Отец сурово посмотрел на кучера. – Жэром, разве можно так о женщинах? – Так разве ж она женщина? – выпучил глаза кучер. – Леди-кувалда, не иначе.