– Да наградит тебя Крысиный король! – произнес он, и в следующий миг его уже не было на камнях. Оберон вздохнул и пошел в сторону замка. Гнюк был прав: если бы не Элиза, которая так отчаянно умоляла его пощадить Подстаканника, Оберон и не подумал бы вытаскивать его из провала. Посидел бы в компании Гнюка и его приятелей, утром все сам рассказал бы, и о чем надо, и о чем не надо. Еще жалел бы, что мало знает. Но вот ведь, попалась добрая девочка, которая решила пощадить того, кто пришел ее убивать. Нет, Подстаканника сюда отправил именно король. Больше никто не смог бы снабдить его метательным ножом из метеоритного железа. Да уж, напрасно они с Элизой думали, что их оставили в покое. Злоумышленник просто притих на время – то ли устраивал какие-то свои дела, то ли прикидывал, как расправиться с Обероном и Элизой. «Если это Эдвард, то я знаю, чем он был занят, – подумал Оберон, входя во двор замка. Элиза тихонько шла за ним, не говоря ни слова, и он невольно заметил, что это отличное качество: иногда уметь промолчать. У Женевьев такого не было. – Он надевал корону нашего дорогого отечества. Дьявольщина, я уже серьезно думаю над тем, что он причастен к покушению и смерти генерала! Впрочем, почему бы и нет?» Что же сделал Эжен Леклер, что Эдвард решил убить его и опозорить? О чем знает или не знает Элиза, что ее так настырно хотят уничтожить? Фила Два Стакана, конечно, отпустят. Он не был ни в одной оперативной разработке и, по сути, не сделал ничего плохого. Ковыряться в мусоре законом не запрещено, делать ремонт в своей халупе из найденного мусора – тоже. Два Стакана отправится к нанимателю получать премию за молчание на допросе, а наниматель станет думать, что делать дальше. Но Элиза! Добрая милая девушка, которая так сражалась не за того, кто покушался на их жизни, – за самого Оберона! Гнюк, пожалуй, прав: если так пойдет и дальше, то Оберон скоро начнет думать о правах оборотней и водяных. Он не знал, хорошо ли это или плохо. Но ему было приятно, что Элиза думала о нем, о том, как они будут жить дальше. «Правильно я сделал, что не стал ее ломать, как положено светскому цинику», – подумал Оберон, вошел в двери замка и первым делом увидел Мориса Лаваля. Бывший чиновник Министерства магии собирался спать, если судить по его одежде, но потом случилось что-то, что вырвало его из кровати. – Вот вы где! – воскликнул Лаваль, увидев Оберона и Элизу, и кинулся к ним так, словно они успели задолжать ему денег или могли спасти от неминуемой смерти. – Сейчас в замок принесли Обера Оссе, он вопил и все тут закапал кровью. Где вы его выкопали, этого пройдоху? Оберон прикрыл глаза, с трудом скрывая довольную ухмылку. У Подстаканника нашлось имя, и то, что Лаваль это имя знал, говорило о многом. Он вспомнил, что ему было известно о самом Лавале: не великого ума человек, но отсутствие ума искупает педантичность, благоразумность и аккуратность. Очень много, по нынешним суровым временам. «А Элиза умница, – подумал Оберон. – Мне очень повезло». – А вы его знаете? – ответил он вопросом на вопрос. – Конечно! – воскликнул Лаваль и растерянно провел ладонью по лбу. – Он сватался к моей дочери, видите ли, но мы ему отказали. Вот, значит, как. Картина становилась все занимательнее. – А почему отказали? – поинтересовался Оберон, и Лаваль тотчас же набычился. – Какое это имеет значение? – спросил он и, наткнувшись на тот взгляд, который Оберон берег для ленивых студентов и крестьян в поселках, не желавших ему помогать, тотчас же ответил: – Я навел о нем справки. А как было не навести, дочь у меня одна, и отдавать ее неизвестно кому… – Оберон кашлянул в кулак, и Лаваль продолжил: – Выглядит как джентльмен, тратит как джентльмен, но его поместье Подгорье почти не приносит дохода, и при этом в банках у него нет кредитов. Откуда деньги тогда? Постоянно крутится… – Лаваль пощелкал пальцами в воздухе, подбирая нужное слово, – как та рыба, которая ловит добычу в мутной воде. Ухмылка Оберона сделалась широкой и хищной. Навьи, которые видели ее, предпочитали удирать без оглядки – и, как правило, не успевали этого сделать. Значит, джентльмен, который переоделся в мастерового и отправился к академии выполнять задание. – Он когда-нибудь работал на… – произнес Оберон и многозначительно указал пальцем на потолок. Лаваль замотал лысой головой, свет ламп сделал ее похожей на большой бильярдный шар с удивленно выпученными светлыми глазами. – Нет-нет, со спецслужбами он не водился, это точно, – признался Лаваль. – Криминал, скорее всего. Он пару раз ездил в Левенийское княжество, но какого-то официального предприятия у него там не было. Даже так… Левенийское княжество в прессе открыто именовали бандитским гнездом на великом пути с юга, и если Обер Оссе не возил оттуда наркотики, то вполне мог пробавляться ремеслом наемного убийцы. Таким лихим господам всегда очень хорошо платят. Оттуда и деньги. – Все понятно, благодарю вас, – кивнул Оберон, и Лаваль вздохнул с видимым облегчением. – Зайдите через полчаса во второй тренировочный зал, будьте так любезны. Лаваль улыбнулся, поклонился, и Оберон подумал, что собирался с ним сражаться, когда узнал о его приезде. И вот на тебе, идеологические противники не воюют, а выступают вместе. Вот что делают алмазы и право собственности на них! Зайдя во второй тренировочный зал, он увидел Оссе, которого за неимением дыбы прикрепили к столу для метания ножей, и громко сказал: – Слышь, Подстаканник! Или как там тебя, Оссе… Хочешь снова к крысам? Они сказали, что ты вкусный, хоть и жилистый. Оссе одарил его тяжелым мутным взглядом и ничего не ответил. Угрюмый Анри успел срезать с него штанину и теперь хлопотал над сломанной ногой, обработанной крысами. «Нет, он будет молчать», – подумал Оберон и спросил: – Анри, ты можешь сварить Руку мертвеца? Оссе и бровью не повел, хотя обычно упоминание этого заклинания вызывало нервную дрожь и желание рассказать все, что только можно. После него человек обычно превращался в овощ – пускал слюни, мычал и ходил под себя. Сколько же заплатили Оссе, если его и такая участь не пугает? – Могу, разумеется, – фыркнул Анри. Тоже, по всей видимости, уже собирался ложиться спать, и допрос негодяя, обгрызенного крысами, его не радовал. – Но Рука мертвеца стоит денег. А белевинская кожежорка везде растет бесплатно. Натрем его соком, кожа станет трескаться, он и заговорит. Оссе снова не шевельнулся. Просто таращился куда-то вперед, в окно. – Стойко, – одобрил Оберон и покосился на Элизу, которая присела на скамью и, сцепив руки в замок у груди, с ужасом смотрела на импровизированную дыбу. Нет, если они сейчас притащат сюда кожежорку, то все будет кончено: Обер обо всем расскажет, он не сможет не рассказать, но Элиза уже никогда не увидит в Обероне человека, а не мерзавца. – Да бог с ними, с деньгами, – произнес он. – У нас денег теперь, что ли, мало? Заваривай Руку. Анри пожал плечами. – Уже заварил, – сообщил он и продемонстрировал Оберону большой серебристый стакан с металлической трубочкой. Спустя несколько секунд он проворно зажал рот Оссе и ткнул этой трубочкой в правую ноздрю. – Дыши-дыши, сволочь такая, – негромко произнес Анри и сообщил, с трудом сдерживая нетерпение: – Слушай, дружище, а я ведь никогда не видел, как действует Рука мертвеца! Только читал о ней. – Вот и посмотришь, – сказал Оберон. Взгляд Оссе помутился, и Анри убрал свой стакан. Из ноздри медленно заструилась темная кровь. Оберон оглянулся на Элизу и произнес: – Лучше тебе выйти. Посиди в коридоре, хорошо? Элиза подняла на него усталый взгляд и едва слышно ответила: – Нет, Оберон, я останусь здесь. Не волнуйся за меня. Оберон решил, что лучше с ней не спорить. Пусть смотрит, раз уж ей так хочется. В конце концов, Элиза имеет право знать, кто именно пришел перерезать ей горло ножом из метеоритного железа. – Ну что, Подстаканник… – вздохнул Оберон. – Как тебя зовут? Голос Оссе прошелестел, словно струйка песка: – Обер Оссе, лорд Вензени. – Что лорд, неудивительно, – сказал Оберон. – Другие к дочери Лаваля не сватаются. Кто тебя сюда отправил? – Я не знаю, – откликнулся Оссе, по-прежнему глядя в сторону окна и ничего не видя. Струйка крови размазалась по губам. – Заказ передали и оплатили анонимно. Проникнуть в академию магии, убить декана Ренара и его спутницу. Их окружает защитная магия академии, но нож из метеоритного железа мог ее разрушить. Я решил притвориться мастеровым, для студента у меня возраст уже не тот. «Что же ты в яме-то об этом не рассказал! – сердито подумал Оберон и тотчас же добавил: – Да я бы ему и не поверил. А под Рукой мертвеца не лгут». Конечно, его наняли анонимно. Не будет же король Эдвард лично встречаться с наемным убийцей, вручать ему оружие и давать наставления! – У тебя сохранилось письмо? – спросил Оберон. Оссе отрицательно мотнул головой. – Нет. Я уничтожаю их сразу же, как прочту. Но бумага была дорогой. И почерк изящный. Да уж. Те, кто может позволить себе нанять убийцу, не станут писать на грошовом пипифаксе. Ничего они толком не выяснили, только потратили Руку мертвеца… Оберону сделалось тоскливо. В тренировочный зал заглянул Лаваль, чуть ли не приплясывая от нетерпения. Оберон жестом указал ему на Оссе, Лаваль подошел и посмотрел в лицо неудавшегося зятя. – Похудел, – заметил он. Оберон устало вздохнул и спросил: – Вы ведь были мастером зеркал одно время, не так ли? Лаваль кивнул. Судя по выражению лица, ему понравилось, что Оберон об этом вспомнил. – Конечно, мне далеко до Венфельда, – сообщил Лаваль со скромным достоинством, – но кое-что я могу. – Запечатайте этого несчастного в каком-нибудь зеркале, – приказал Оберон, мотнув головой в сторону Оссе. – Это его спасет от разжижения мозга после Руки мертвеца. И спрячет от недовольного заказчика. Элиза посмотрела на него и впервые за весь вечер улыбнулась. Оберон понял, что все сделано правильно. * * * – Ему не больно? Почему-то Элизе казалось, что человек, которого помещают в зеркало, непременно должен мучиться. Но Оссе не издал ни звука – просто закрыл глаза, и Лаваль стал водить над ним длинной палочкой из белого дерева, бормоча заклинание. Элиза не разобрала ни слова, но у нее стало ломить виски. Теперь они с Обероном стояли перед небольшим зеркалом в изящной оправе – несколько минут назад его повесили на стене в малой лаборатории – и Элиза пристально вглядывалась в свое отражение. Иногда гладкая поверхность покрывалась волнами, и среди них проглядывал осенний лес и Обер Оссе, который сидел под деревом. Он был мертвенно бледен, но жив. Нога тоже не доставляла ему неудобств. Выражение его лица было спокойным и умиротворенным. Не самый худший выход – особенно если учесть, что Оберон изначально не собирался с ним церемониться. Он вообще не был особенно вежлив с теми, кто приходил его убивать: Элиза прекрасно это знала. Охотнику иначе не выжить.