– Я знаю! – рассмеялась Элиза, и золотое облако стало растекаться по залу. Ее клятву услышали и подтвердили те силы, которые стояли выше любой магии. Она улыбнулась и, опустив руки, отошла от Эдварда. Второй ее подарок он уже получил. – Я знаю и не передумаю. – Дура, – процедил Эдвард. Краем глаза Элиза заметила, как Оберон смотрит на них – спокойный и в то же время готовый сорваться в любую минуту, как стрела с тетивы, он стоял так, словно готов был броситься на короля, если тот вдруг совершит глупость. – Ты могла бы стать королевой. – Могла бы, – кивнула Элиза. – А стану матерью, женой… Это мне нравится намного больше. Мне только не нравится то, что твоя мать наградила меня оборотничеством. Я возвращаю этот подарок тебе, кузен, он мне не нужен. Щедрая щепоть, о которой Анри рассказывал в первую их встречу, была едва заметной серебристой пыльцой; делая вид, что рисует, Элиза нанесла ее на ладони. Маленький ларчик с пыльцой стоял в лаборатории – однажды, разбирая вещи, Элиза направила на него лупу, и ларчик вспыхнул зеленым. Тогда она поняла, как должна закончить историю с Эдвардом. Эдварда качнуло. Какое-то время он стоял, вслушиваясь в себя, а затем нервными движениями принялся смахивать невидимую пыль с рукавов и плеч там, где до него дотронулась Элиза. Рой серебристых мошек окутал короля и с веселым звоном разлетелся во все стороны. Эдвард несколько раз тряхнул головой, словно пытался проснуться, его лицо исказилось мучительной судорогой. – Щедрая щепоть? – уточнил Оберон. – Ваше величество, вас можно поздравить с оборотничеством? Он запустил руку в волосы и расхохотался на весь дворец. Эдвард перевел на него потемневший взгляд, и Элиза испугалась, что он бросится. Не бросился – лишь стоял и смотрел, и его била дрожь. На пол за его спиной упала тень – лисья, темная, осенняя. – Оборотничество, которое вам дали с Щедрой щепотью, невозможно передать кому-то еще, – наставительным тоном заметил Оберон. – Примите совет специалиста, прямо сегодня вшейте ограничительную нить. До полнолуния еще далеко, но лучше не мешкать. Движение руки Эдварда было молниеносным – Элиза взлетела в воздух, задыхаясь и пытаясь разжать пальцы, впившиеся в ее горло. Чужая ненависть, захлестнувшая ее, была настолько глубокой, что Элиза почти потеряла сознание. На несколько мгновений она перестала понимать, что происходит, и опомнилась, увидев, что Оберон закрывает ее собой, а Эдвард отшатнулся в сторону, с шипением и проклятиями баюкая отбитую руку. По шее и правой щеке короля расползались темные разводы, словно кто-то плеснул в него чернилами. «Господи боже…» – только и смогла подумать Элиза. – А вот это напрасно, – незнакомым свирепым тоном произнес Оберон. – Вы теперь связаны с моей женой. Попытаетесь убить ее – и Щедрая щепоть убьет вас. Наймете кого-то – умрете той же смертью. Отойдите лучше подальше… и позовите уже лейб-медика! Он вам нужен! Эдвард застонал и почти без сознания осел на паркет. Оберон оглянулся на Элизу и спросил уже мягче: – Это все? Мы можем идти? – Да, – кивнула Элиза. – Только заберу кое-что. * * * Они вернулись в академию за час до того, как туда нагрянула большая правительственная инспекция. Стоя в комнате отдыха при своем деканате, Оберон смотрел в окно и думал о том, что никогда не видел такого количества чиновников в официальных красных плащах. Они высыпали во двор замка, словно снегири, слетевшие с веток – или это кто-то взял и разбросал грозди рябины. Все было таким же, привычным, даже немного скучным – студенты, расписание занятий, желтые папки с отчетами по факультету, запах мела в аудиториях, – и все было совсем другим. – Она красивая, правда? – спросила Элиза. Оберон отвернулся от окна и посмотрел на раскрытый сейф: там, на бархатной подушечке, лежала бриллиантовая диадема королевы Раймунды – та, которую должна была носить Анна. Элиза смотрела на нее спокойно и отстраненно, словно бесценная корона была просто пригоршней камней на берегу реки. Оберон знал этот взгляд, он так смотрел на свои трофеи – когти и клыки чудовищ. Смотрел, вспоминал, как добыл их, и радовался, что победил. И Элиза победила. Сокрушила порождение тьмы – а кто сказал, что Эдвард был хорошим человеком? – и обезопасила себя. Хорошая победа. Красивая. И трофей достойный. – Красивая, – произнес Оберон вслух. – Пророчество сбылось. Элиза улыбнулась. Строгая задумчивость покинула ее – перед Обероном была веселая и беззаботная девушка, которая сделала очень важное дело и теперь могла отдыхать. Пайпер, который так и светился от невыразимого счастья оттого, что хозяйка не бросила его и вернулась, сейчас пританцовывал возле ее ног. Эдвард получил свое. Элиза вернула ему то, чем Раймунда наградила ее семью, – пусть теперь живет с этим, пусть передает своим детям. Захочет ли он вообще заводить детей в таком случае… – И сбылось только сейчас, – заметила Элиза. – Я вернулась на север и забрала корону, которую у меня отняли. Оберон подошел, обнял ее, по-прежнему до конца не веря, что все закончилось хорошо, и спросил: – Ты уверена, что не пожалеешь об этом? Он не увидел улыбки Элизы – просто почувствовал, что она улыбается. – Нет, – ответила она. – Это было бы глупо, становиться королевой. Оберон рассмеялся – он и в самом деле удивился. Все девушки хотят быть принцессами и королевами, а Элиза не хочет. До сих пор не хочет. – Почему? Элиза вздохнула. Отстранилась от него и ответила: – Знаешь, отец всегда учил меня думать, а потом делать. Вот я и подумала, что за мной нет тех сил, которые меня поддержат. Да, на алмазы можно купить и наемников, и народную любовь, но если не знать, что с этим делать… Меня бы уничтожили, и очень скоро. А потом началась бы война. Нет уж, пусть Эдвард сидит на своем месте. Оберон кивнул. Покидая дворец, Элиза не попросила – распорядилась, чтобы Эдвард вернул ее отцу доброе имя. Когда они приехали на север, то в вокзальном киоске красовался свежий выпуск газеты со статьей о том, что дело генерала Леклера вернулось на доследование, и уже установлено, что он не покончил с собой, а был убит. – И что же теперь? – спросила Элиза, вглядываясь в статью так, словно могла увидеть за ней отца – еще живого. Оберон неопределенно пожал плечами. – Не думаю, что Эдвард теперь захочет как-то тебя обидеть, – ответил он. – Найдут какого-нибудь молодца из военных, которому так и так светит отдых за решеткой, и повесят на него это дело. В любом случае твой отец оправдан. Он не гуляка, который проиграл чужие деньги и пустил пулю в лоб. Элиза кивнула, соглашаясь. – Все кончилось, – негромко сказала она, и Оберон улыбнулся – на этот раз потому, что у него на душе было спокойно и светло. – Все только начинается, – произнес он. – Ты, я, наша лисичка. …Элиза закрыла дверь сейфа, и корона утонула во мраке. Оберон понимающе кивнул и предложил: – Пойдем на улицу. Я уже вижу Акиму, он собирается устроить экскурсию нашим гостям. Ректор не выглядел ни испуганным, ни взволнованным. Толпа важных гостей не напугала его; Оберон видел, что Акима пребывает в самом умиротворенном расположении духа. Да, приехали чиновники из министерств магии и образования, потому что Базиль был прав: шила с медвежью ногу не утаить в кисете. Оберону даже стало интересно, что Акима решил им показать. Они с Элизой спустились во двор как раз в тот момент, когда Акима негромко кашлянул, привлекая к себе внимание, и заговорил так, как говорил со студентами в первый день учебного года: ровным уверенным тоном человека, которому нечего скрывать. – Уважаемые коллеги, дорогие студенты, сегодня у нас в гостях представители двух министерств, магии и образования. – Студенты дружно похлопали в ладоши, и важные чиновники посмотрели на них с таким кислым видом, словно несколько дней ели только барварийские лимоны. – Они приехали сюда, желая осмотреть недавний провал, который образовался на территории академии. Кто-то, – Акима позволил себе маленькую, но очень выразительную усмешку, – сообщил, что это не провал, а настоящие алмазные копи! Студенты и преподаватели дружно расхохотались. Аверна белозубо улыбнулась и отчетливо произнесла: – А я никак не выбью в свой лекторий новую доску! Теперь-то заживем! Анри, который стоял рядом с ней, обернулся к Элизе и Оберону и с искренним волнением спросил: – Как съездили? Оберон прикрыл глаза и кивнул. – Все хорошо, – ответил он. – Элиза продолжает работу по разбору малой лаборатории. Принц Жоан, который от любопытства почти приплясывал на месте, изменился в лице, словно Элиза и Оберон на пару совершили что-то невозможно глупое. – Безумие! – выдохнул он. Анри понимающе улыбнулся и сказал: – Верное решение. Жоан, вы уже закончили отработку? Принц скорчил гримасу и скрылся в толпе студентов. – Академия ничего не скрывает! – продолжал Акима. – Я приглашаю наших гостей и всех вас заглянуть в провал и попробовать найти там те алмазы, которые так всех заинтересовали. Министерские гости, похожие на взъерошенных красных птиц, дружно двинулись за Акимой по дорожке, убегавшей к горам в обход замка. Часть студентов и преподавателей потянулась за ними, остальные пошли в академию. Накрытые столы со вторым завтраком привлекали их намного больше. Элиза шла, держа Оберона за руку, и он подумал, что мог бы так идти с ней вечно – под мягким светом осеннего солнца, облетающей рыжей листвой, бледным зонтиком неба. Это было то же чувство сбывшегося счастья, которое накрыло его в поезде. – Они такие важные, – с улыбкой заметила Элиза. Кто-то из министерских обернулся в их сторону, нахмурился, и Элиза помахала ему рукой. Чиновник отвернулся и прибавил шагу так, словно она чем-то швырнула в него, не попала и собиралась повторить. Подойдя к провалу, Акима встал так, чтобы не заслонять вид всем заинтересованным, и, указав туда, где, по мнению гостей, скрывались алмазы, произнес: – Что ж, вот провал. Приглашаю любого из вас заглянуть и лично сделать выводы. Какое-то время было тихо, затем один из чиновников, немолодой и плешивый господин с внешностью знатного борца с зеленым змием, прошел к провалу, склонился над ним и замер, вглядываясь во тьму. Несколько минут он стоял неподвижно, а потом вдруг плюхнулся на живот, свесился вниз и заскреб пальцами по камням. – Вот! – прокричал он. – Вот он! По толпе пронесся шум. Плешивый поднялся, не обращая внимания на то, что его алая мантия перепачкана в грязи, и продемонстрировал всем сверкающий камень размером с фалангу большого пальца. Элиза ахнула, но Оберон заметил, что Акима и все остальные обитатели академии остались абсолютно невозмутимыми. – Вот! – проорал плешивый. Его глаза наполнило лихорадочным блеском. – Алмаз! То, что они хотели скрыть и присвоить! Казалось, у провала разлилось шумное красное море – чиновники заговорили все сразу. Плешивый вдруг вздрогнул всем телом, и по его пальцам, воздетым с камнем к небу, заструилась вода. – Вот… – повторил он, глядя на свою руку совершенно безумным взглядом. Оберон даже испугался, что бедолага сейчас умрет от разрыва сердца. – Вот… Акима понимающе кивнул.