— Можно, я попробую? — слабым дрожащим голосом произнесла, поднимаясь. Лента натянулась, Крис рявкнул: «Куда?» — и, споткнувшись, я чуть не упала в проходе, неуклюже хватаясь за парты. Следаки смотрели растерянно. Родди рванулся помочь. Один из вампиров в кругу, с каждым действием чувствовавший себя все более самоуверенно и безнаказанно, глядя на якобы нечаянно обвившуюся ленту, позволил себе продолжить ироничные замечания по поводу присутствующих: — Животное не слушается хозяина. Второй хмыкнул: — Пусть чаще на коленки падает, и он простит. Отлично. Итан не смог больше слушать оскорбления в мою сторону и, рыча, рванул со своего места, сбивая со стула ближайшего вампира. Они покатались по полу. Второй отпрыгнул, не зная, присоединяться к драке или бежать. Я выдернула ленту из рук лыбящегося Криса, чинно прошла вниз и села в опустевший круг. Аудитория в шоке затихла. Даже дерущиеся замерли при виде скромно сидящей девушки. У преподавателя трубка висела на губе, не падая только чудом. Я поставила на карту очень многое, надеясь, что выиграла, не оскорбив приора. — Итан, — сказала мягко, — спасибо тебе огромное. Я знала, что ты бросишься на защиту чести оборотней. И это спустило эмоциональный курок напряжения. Следаки прыгали и орали. Миссис Беридер подтянула трубку. Вампиры отряхивались. Приор ухмыльнулся и, проходя мимо, наклонился, шепнув: — Мне нравится, какая ты умная, но берегись, играя с огнем. Я опустила голову. Можно просчитывать ситуацию, бывает, это происходит интуитивно, мы запускаем силы, наивно играя эмоциями окружающих. Но иногда это игра по краю отношений, по краю дозволенного. Сейчас Итан простил, подозревая, что я не просто так рискнула спровоцировать вампиров, не ради красивого момента сыграла на его чувствах. Буду надеяться на понимание, что еще остается делать. А миссис Беридер шлепнула костлявой рукой по столу и произнесла, отбивая каждое слово: — Без подпитки, ближе к обеду, вампиры становятся более раздражительными и уязвимыми. Вы считаете, что у вас нет слабости, уважаемые, но ошибаетесь. Ваши потребности и ваши привычки — вот ваши слабые места. Продолжая древнюю привычную вражду между оборотнями и вампирами, вы слабеете. И наоборот, уважая и поддерживая вторую сторону, обретаете новые возможности. Самые независимые связки — это оборотень и вампир, повлиять на таких партнеров практически невозможно. Она обвела сощуренным взглядом аудиторию. — Есть направления влияния, которые мы еще не увидели. Например, это влияние опасности или влияние статуса. А также другие, о которых я сейчас детально расскажу. А пока поздравим эту решительную мисс. И зааплодировала первой. Возвращаясь на свое место, ловя пронизывающие взгляды присутствующих вампиров, под мерное дальнейшее повествование преподавателя, я прокручивала в голове мысль, рожденную ее словами. Кажется, я знала, где ловить «копченого». Глава 16 ЛЮБОПЫТСТВО ПОГУБИТ КОШКУ Curiosity killed a cat. Поговорка После окончательной трансформации в оборотня, пережив короткую течку, мои сущности разделились. Человеческая почти перестала чувствовать запахи. Определяла их только при очень близком касании-контакте, и то с каждым днем все слабее. Моя Двуликость окончательно закреплялась. Как же найти «копченого»? Превращаться в Академии без разрешения администрации категорически запрещалось. Следовательно, предстояло или вычислить вампира с помощью логики, или переобнимать всех местных вампиров, создав себе имидж легкодоступной девушки. На последний вариант я не была готова ни при каких обстоятельствах. Значит, думаем… У вампиров есть слабости, как говорила миссис Беридер. И базовая их слабость — голод. Новообращенные птенцы, как бешеные животные, ничего не соображая, живут в постоянном оглушающем, безумном голодном мареве, требуя бесконечной кормежки. Их сутки напролет кормят свежей кровью инициативных доноров, потому что консервы из госпунктов не дают вырасти и развиться. Так человеческие младенцы нуждаются в материнском молоке, а не в простой воде. Новообращенных держат в Гнездах, в темных подвалах, никому не показывая, чтобы не нарушить созданный для людей образ хладнокровных и уверенных в себе красавцев-вампиров. Немного повзрослев, вампиры внешне становятся неотличимы от людей. В это время вампиризм только начинает дорогу в избранном теле, и на первый взгляд жажда затихает. Они могут есть человеческую пищу, вести себя как люди, но уже являются вампирами и начинают терять человечность с каждым годом. Лет через двадцать-тридцать вампир вспыхивает новыми талантами и возможностями, получает ауру, а потом и возможности воздействия. В его присутствии люди сильнее чувствуют, острее переживают, бросаются во все тяжкие. Потому что для взрослого вампира, с его потерей собственных переживаний, эмоции людей становятся важнейшей пищей, опять-таки способствующей как можно более успешной мимикрии под человека. Судя по атаке в переулке, «копченый» был из Черного Крыла. Он управляемо и осознанно атаковал меня страхом и ужасом. И даже пробил. Правда, не так сильно, как планировал. «Копченый», да ты неплохо питаешься как кровью, так и эмоциями. Проверю-ка места, где возможно питание черного вампира. Это точно не лаборатории, переживать во время экспериментов не просто глупо, но и опасно. Это не крыло криминалистики с прозекторской. Вот где мир без эмоций. Мир следов, вещдоков и трупов нищих, которых с барского плеча скидывает городской морг. Они уже никуда не спешат, ни о чем не волнуются и никому не нужны. Это не спортивный комплекс. В нем кормился бы вампир Желтого или Алого Крыла. Среди крепких запахов пота, азартных криков, желания быть первым и обогнать соперника любой ценой рождаются эмоции азарта и конкуренции, не нужные черным вампирам. Под подозрением остается адвокатская приемная Академии. Родственники еще надеются, переживают. И, конечно, палаты при лечебном корпусе. В них постоянно попадают подравшиеся оборотни или экспериментаторы-неудачники из академических лабораторий. Прямая дорога взрослому черному подпитаться болью. Надо, кстати, у Криса спросить, не тянет ли его в места подпиток. — С ума сошла, Мари, у меня же случайно прорвалась аура. Скорее ошибка какая-то. Так что никуда меня не тянет, кроме как к одной милой девушке. Крис немного нервничал: он уезжал в городской дом. Туда, наконец, оставив на время свою ненаглядную лабораторию, приезжал его отец. И объявил о вечернем приеме, настоятельно призвав сына явиться. Поэтому мой жених одевался для светского выхода и явно волновался. Изначально он хотел ехать со мной, но я отказалась, предложив представиться на следующий день, уже в полудомашней обстановке. Сегодня в дом Ера съезжался цвет города, и появиться в обычном, пусть качественно сшитом у Расмуса, но явно простом платье перед оценивающей публикой мне совсем не хотелось. Так что мы вышли одновременно. Крис к въездным воротам из Академии, а я направилась в палаты лечебного корпуса, где устроила допросы пытающимся выздороветь студиусам. — Ах, бедненький, — помня о базовой потребности оборотней, наглела я в палатах с пострадавшими в драках Двуликими и строила им глазки как могла на страшненьком лице, — часто доктор Фонтень или кто-то другой вас расспрашивает, волнуется, не болит ли? — Доктор Фонтень только о своем болтать может, совсем не слушает, — с удовольствием делился со мной здоровенный бугай, пытаясь подтянуть меня за подол к кровати. Не ходячий, а туда же, кавалерствует. Я выдергивала подол и продолжала масленым голоском: — Совсем никто не волнуется? — Мистер Фитстоун был, расспрашивал. И ты, крошка, можешь наведаться, пожалеть меня. Когда во второй палате упомянули мистера Мерика Фитстоуна, дескать, только что был здесь, я поняла, что напала на след. Уф, неожиданно. И… как же жаль. Этот милый, благообразный мужчина успел везде. Я не помнила его запаха, да и он ни разу не дал мне до себя дотронуться, только раскланивался бесконечно. Сейчас я начинала вспоминать, что где бы мы ни гуляли по Академии с Крисом, рядом почти всегда маячил Фитстоун. И уж когда я сама лежала после полосы препятствий в опасности первой трансформации, наш заботливый куратор даже не заглянул. А смысл? Ведь у меня ничего не болело, просто слабость… А ведь он имеет полный доступ ко многим документам, ему доверяют исключительно все студенты… Р-р-р. Еще час я провела, пытаясь двигаться хвостиком за ничего не подозревающим куратором. Он бегал с какими-то бумажками, выглядел изрядно свежим и бодрым. А потом вдруг заоглядывался, занервничал. Хищник во мне заколотился в ребра и сорвал дыхание, он хотел нападать, а не красться, я еле держала пантеру под контролем, отслеживая мистера Фитстоуна на большом расстоянии, опасаясь подходить ближе. Наконец он явно достиг своей цели, нырнув в подвальную дверь при лабораторном кампусе. Минут пять я заставила себя выждать, а потом последовала за подозреваемым. Коридор привел в огромный подвал, заставленный какими-то механизмами и коробками. Металлические листы с клепками укрепляли старые стены, работали котлы, обеспечивающие лаборатории. Из двух найденных мной дверей одна вела в тупиковый хозяйственный отросток, забитый под потолок старой техникой и сломанным оборудованием. А вторая оказалась входом в узкие тоннели для канализационного обслуживания. Я помедлила, подбирая подол и переступая чистыми кожаными башмачками. Крис меня убьет… Но если я упущу вампира, сама себя убью. И мой способ уничтожения будет куда извращеннее и длительнее, нежели у Криса. Никто так не умеет себя мучить, как мы сами. Пообещав себе быть необыкновенно осторожной и внимательной, я двинулась вперед. Тяжелая дверь с грохотом захлопнулась за моей спиной, резко накатило холодом. Что-то капало, тихо поскрипывало. Каблучки стучали гулко, создавая странное эхо. Чтобы не запачкать юбку, приходилось все время приподнимать подол. Потом я плюнула и просто собрала ткань в узел перед собой. Некоторые коридорчики разветвлялись, я делала рисочки на проходах ржавым гвоздем, но в основном, к моему облегчению, получалось идти одной дорогой. Уже порядком подустав, но по-прежнему стараясь двигаться максимально осторожно, я внезапно вышла в просторную комнату-колодец. Металлическая дверь виднелась на дне, туда можно было попасть по настенной ржавой лестнице. Застыв в неуверенности, я кусала губы. Можно ли вернуться, проделав такую дорогу? Пощипав уже немного испачканную кружевную перчатку, я решилась и полезла вниз. Здравствуй, безумство. Прости, Крис, я всего одним глазком. Вот еще одна дверь, и если дальше опять будут коридоры, то все-все, домой. Спускаясь по лестнице, я окончательно запачкала платье. Вот для чего я одна в Академии ношу такие длинные юбки? У некоторых даже коленки не прикрыты. А оборотницы сплошь и рядом щеголяют в брюках. Решено, завтра же закажу себе пару отличных кожаных брюк. Уже улыбаясь своему героическому решению, я услышала наверху странный шум. Чьи-то шаги загрохотали прямо над головой, в колодце лязгнуло и заскрипело. На моих глазах верх комнаты начала накрывать огромная решетка. Пока я отчаянно соображала, вниз или вверх мне рвануть, чтобы выбраться из ловушки, внизу забурлила вода. Хитрый мистер Фитстоун меня поймал в канализационном отстойнике. Грязные рыжеватые воды быстро заполняли колодец, а над головой окончательно вошла в паз перекрывающая решетка. Все, можно отпускать подол, вместо платья придется спасать себя. «Самый опасный человек на свете, — говорила моя мама, — тот, кто создает сложности, а потом их блистательно решает. И прежде всего он опасен для самого себя. Потому что истории побед мы узнаем только от вернувшихся. Но намного больше тех, кто не дошел домой». Мама, как всегда, права. Я об этом еще подумаю, а пока времени не было, надо было «решать сложности и вернуться домой».