– Останьтесь! Мы всегда празднуем очень весело. Из деревни придут парни и девушки, устроим водные фейерверки, станем танцевать!.. Я осеклась, заметив папин взгляд, который говорил яснее всяких слов: «Какое же ты еще дитя, Элиза». Ох, и правда, как по-детски это прозвучало. – Если хотите, я останусь, – ответил Аларис, заметив мое неловкое молчание. – Вот только танцевать не буду. – Но почему? – воскликнула я, вновь позабыв о манерах, и уже начала мысленно перебирать аргументы, доказывающие, что в танцах нет ничего плохого. – Не умею, – просто ответил он. – Не думал, что пригодится. Я только глазами заморгала, по своему обыкновению. Я ни разу не встречала аристократа, который не умел бы танцевать. Но и Аларис Вайс был не обычным аристократом. Половину жизни он провел затворником в замке, так что неудивительно, что это умение до сих пор ему не понадобилось. – Так не пойдет! – строго сказала я. – Вы должны уметь танцевать! А как же бал первокурсников? Кураторы обязаны присутствовать. Теперь я стану вашим наставником! – Ой, строга! – рассмеялась мама. – Ал, ты попался! И снова я почувствовала прикосновение его бархатного взгляда. Вместо ответа он наклонил голову. Я так загорелась обучить Алариса, что первое занятие не стала откладывать на завтра. Сразу вскочила с кресла и утянула нашего гостя в пустой и гулкий бальный зал, где мы принимали гостей по большим праздникам. Тяжелые портьеры на окнах делали пространство еще более темным, скрывая даже неяркий свет звезд. Шаги звучно прокатывались по паркетному полу. Мы почти не видели друг друга, замерли рядом, ожидая, пока слуги принесут свечи. Я слышала только его и свое дыхание. Я дышала часто, взволнованно и сама не до конца понимала, что так сильно меня будоражило. Свечи лишь немного рассеяли мрак, зал в их неярком свете сделался еще более таинственным, по углам плясали тени. – Только без музыки придется, – прошептала я, опомнившись, что за музыкантами в деревню посылать слишком поздно. – Я буду считать. – Хорошо, – покладисто сказал Аларис. Наши правые руки соединились, его левая легла на мою талию – осторожно и так, что я ее едва ощущала. Мы стояли совсем близко. Во рту пересохло, а названия цифр перепутались. – Шаг вправо? – подсказал он. – Да, да, – тряхнула я головой, сбрасывая наваждение. – Да… Я поведу пока… Раз, два, три… Аларис оказался удивительно толковым учеником. Как наставник я нарадоваться не могла. Но это неудивительно – он, посвящающий каждый день тренировкам, чувствовал свое тело, легко умел им управлять. И уже довольно скоро в танце вел он. – Раз, два, три… Раз, два, три… – шептали мы в унисон, кружась в вальсе. Весь огромный полутемный зал был наш. Огоньки свечей стали казаться звездами, сияющими в ночном небе. Шаги шуршали по полу, и я думала о шуме дождя. А потом мы замерли – рука в руке. – Наверное, хватит на сегодня, – произнесла я, чувствуя, как колотится сердце. – Голова закружилась… – Да, конечно, Элиза. Я провожу вас. Это был первый день в череде многих удивительных, чем-то похожих на сон дней. Я до сих пор не могла до конца осознать, что у нас в гостях находится мой строгий куратор. Что мы с утра до ночи вместе – тренируем заклятия, бьемся на мечах, учимся танцевать. Я понимала, что скоро мы вернемся в Академию и все закончится. Мы снова станем куратором и студенткой, но сейчас я была просто девушкой, а он – гостем в нашем доме. Если в первые дни я мечтала о том, чтобы поскорее выпал первый снег, то теперь, засыпая вечером, мысленно просила у хмурого, серого неба: «Еще один день, еще всего один денечек!» Однажды утром я проснулась и сразу заметила, что комната наполнена необъяснимой свежестью и белизной, сначала не поняла, в чем дело, а потом увидела, что чистый, сияющий свет льется из окна. И это означало, что праздник Примирения состоится сегодня. Соскочила с постели, прошлепала босыми ногами по полу, легла на подоконник, выглядывая из окна. Я не ошиблась: крыльцо, двор, площадку для тренировок покрывал тонкий слой ярчайшего белого снега. Я одновременно испытала два противоположных чувства. Радость – ведь я с самого детства любила это ощущение обновления, которое в нашем мире связано именно с появлением первого снега. И грусть – все хорошее когда-нибудь заканчивается, завтра придется возвращаться в Академию. К лекциям, к строгим преподавателям. Я увидела, как с крыльца спускается фигура в темном плаще – Аларис. Он наклонился, набрал в горсть снега и провел им по лицу, а я следом за ним почти почувствовала прохладу на своей коже. Он распрямился и пошел вперед, к озеру. Шел и оставлял на белой земле черные отметины: снежный покров был слишком тонким и проминался под его ногами. За Аларисом тянулась цепочка черных следов, а у меня, не знаю почему, сжалось сердце… Глава 9 Надо все успеть подготовить к вечеру: накрыть столы, расчистить площадку, сложить поленья для костров. Обычно этим занимаются слуги, но сегодня меня переполняла энергия, которую я не знала, куда приложить. Радость и печаль все не хотели отпускать, слившись в один неразделимый комок чувств. Пытаясь отвлечься, я надела старенькое пальто, вязаные рукавички и бросилась таскать дрова для костров. Хранились они у сарая, в глубине сада, так что скоро я успела устать, бегая туда-сюда с дровишками, зато и грустные мысли выветрились из головы. В очередной раз завернув за угол сарая, я столкнулась нос к носу с Аларисом, который, на ходу поправляя перчатки, торопился на помощь. От неожиданности я рассыпала деревяшки, и мы оба опустились на корточки, чтобы собрать их. Мастер Вайс с независимым видом присвоил мой улов себе, доверив нести лишь одно худосочное бревнышко. – У вас болит рука! – воспротивилась я. Но он отмахнулся, как от пустяка: – Давно уже прошла. – Как же вы так попались змеехвосту, – посочувствовала я. – Можно и вовсе без руки остаться. Помните, что произошло? Мастер Вайс нахмурился и некоторое время сосредоточенно молчал. – Признаться, я не очень помню этот момент. Когда произошло нападение бестий – я спал. Не думал, что сон меня сморит, но, видно, бессонная ночь дала о себе знать. Меня разбудил Тим. Ворвался в комнату, крича, что напали бестии. Я помню только, что схватил меч… Помню, какой густой был туман. Помню бестий – то, как они появлялись из молочно-белого марева. Кажется, убил пару-тройку. Не важно… Я и не заметил, когда меня ранили. Он шел, рассказывая, и смотрел себе под ноги. Думаю, не хотел показать слабость. И я не стала выпытывать подробности. Да и не так уж это важно, как именно он был ранен. Мы оставили дрова на краю площадки. Аларис помог расставлять столы, а я побежала узнать у мамы, не нужна ли моя помощь на кухне. Подготовку к празднику я всегда любила не меньше, чем сам праздник. Такие приятные хлопоты: все оживленно суетятся, смеются, предвкушают вечерние танцы и угощение. Скоро из деревни подошли помощники и сразу же приступили к делу. Парни сколачивали мостки из досок, устилая ими площадку у спуска в озеро: снег к полудню растаял, превратившись в месиво изо льда и грязи, а мостки позволят танцевать, не испачкавшись по колено в жиже. Аларис помогал сколачивать настил, а я с девушками принялась украшать ограждение, прикрепляя к нему фонарики и бумажные цветы. Время от времени наши взгляды с Аларисом пересекались, и каждый раз я улыбалась ему и кивала, в конце концов и он кивнул, а потом улыбнулся. Он, разгоряченный работой, закатал рукава и расстегнул рубашку, обнажив ключицы. Я впервые видела его таким – моего строгого, обычно застегнутого на все пуговицы куратора. Отметила про себя, что у него мускулистые руки. Шрамы вились вверх по правому предплечью, уходили под повязку, а на плече я видела продолжение черных молний, поднимающихся на шею и выше, на лицо. Я вдруг поняла, что они совсем, ни капли его не портят. Что эти шрамы-молнии придают ему особый шарм. Вот бы удивился мастер Вайс, вздумай я сказать ему такое. К обеду появились музыканты. Расположились под навесом, где им заранее расставили стулья, и тут же приступили к делу. Засвистели дудочки, запели струны: музыканты принялись наигрывать веселую деревенскую песенку, от которой ноги сами собой пускались в пляс. Некоторые парни и девушки именно так и поступили – побросали работу и застучали каблуками по настилу, закружились, сцепившись локтями. – Кажется, этому танцу вы меня не учили, – раздался над самым ухом спокойный голос, в котором лишь едва угадывалась нотка веселья. Я обернулась и чуть не врезалась носом в Алариса: прямо передо мной оказалась ямочка между его ключицами, но он помог избежать столкновения, удержав меня за плечи. – Хотите попробовать? – улыбнулась я. Вместо ответа он протянул согнутую в локте руку. Я рассмеялась и зацепилась за нее. И вот мы уже кружимся под быструю мелодию, смешавшись с другими парами. Всё слилось перед глазами в пеструю карусель: серебро озера, золото листьев, что еще каким-то чудом держались на деревьях, алые, зеленые, желтые юбки и рубашки девушек и парней, синева неба над головой. А еще я все время искала взглядом его глаза. Надо смотреть в глаза партнеру, чтобы голова не закружилась. Но чем дольше я ловила на себе его бархатный взгляд, тем сильнее она кружилась… За столы уселись засветло. Площадка с трудом уместила всех желающих, да и посадочных мест на всех не хватило, мужчины стояли, усадив девушек. Вот и Аларис встал рядом со мной. Но никто не расстроился – главное, что закусок, вина, музыки и веселья хватало на всех. Постепенно сгустились сумерки, похолодало, поднялся сильный ветер, но расходиться никто не собирался – не зря мы сложили дрова для костров. Как только стемнело, их зажгли, укрыли защитными экранами, которые не пропускали гарь и пепел, и продолжили веселье. Я все ждала, когда же музыканты заиграют вальс, но деревенские жители предпочитают другие танцы: мы танцевали, обняв друг друга за плечи, мы стучали пятками о настил, мы приседали, уперев руки в бока. Я смеялась до упада, обожаю праздник Примирения. Несколько раз пыталась утащить Алариса в круг, но он отказывался. Но и не уходил, не стоял со скучающим видом. Он будто бы тоже был с нами, стоял, притоптывая носком ботинка о доски настила. После мы, как обычно, устроили для всех водяной фейерверк. Водяные струи выстреливали вверх под музыку, закручивались спиралями, рассыпались брызгами, которые оборачивались цветами и звездами. Я невольно гордилась своим куратором: только благодаря его магической силе фейерверк в этом году получился неподражаемым. Озерная вода рисовала в воздухе целые сцены. То битву при Нарре – и публика испуганно вскрикивала, когда видела оскаленные морды бестий. То из брызг вдруг ткались танцующие пары, и все умиленно вздыхали, глядя на них. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Постепенно гости стали расходиться. Слуги унесли в замок столы, стулья и посуду. Костры прогорали. Вдобавок ко всему с неба повалили белые пушистые комья снега. Музыканты принялись убирать инструменты. Они так и не сыграли вальс. – Стойте! – крикнула я. – Подождите! Еще один танец! Один вальс! В ответ слабенько тренькнули струны, точно соглашаясь. И вот полилась тихая музыка, будто бы созданная для этого вечера – для светящихся снежинок, мягко кружащихся в отблесках пламени, для темного неба, усеянного яркими точками звезд. Костры по четырем углам площадки словно ограждали ее от всего остального мира. Во всей вселенной были только хлопья снега, искры огня и звуки вальса. Мастер Вайс шагнул ко мне, склонил голову и предложил руку. – Проэкзаменуете своего ученика? – спросил он. Я молча вложила в его ладонь свои пальцы. Не знаю почему, но меня потряхивало. Наверное, от осенней свежести и усталости, не иначе. Если бы я имела право поставить оценку, Аларис получил бы «выше всяких похвал». Честно ее заработал. Он танцевал безупречно. Так, словно тренировался всю жизнь. Вел меня в вальсе, не давая оступиться, сжимал мою ладонь ровно с такой силой, какая необходима, а рука на талии лежала точно приклеенная, не сдвинувшись ни на сантиметр. Но вот музыка стихла. Дудочка, точно прощаясь с нами, свистнула в последний раз. Я слышала, как музыканты безмолвно покидают площадку. А мы все стояли и стояли. Рука в руке, глаза в глаза. Белый снег запутался в его волосах. Наверное, в моих тоже, но на его черных прядях белые снежинки были особенно заметны. Одна снежинка растаяла на ресницах и стекла по его щеке, как слеза. – Аларис… Я просто не могла его отпустить. Не могла разжать ладонь и завершить этот вечер. Что же – я отпущу его руку, и мы, кивнув друг другу, разойдемся, шагнем в разные стороны? Завтра вернемся в Академию, и все станет как прежде? Я не хочу как прежде. Не хочу его терять. Я приподнялась на цыпочки и потянулась к его губам. Он отклонился назад совсем ненамного, не давая совершиться этому поцелую. Но руки не убрал, удерживая мою ладонь все так же осторожно и нежно. – Не делайте того, Элиза, о чем позже пожалеете, – тихо сказал он.