– Не волнуйся, Ал. Я ведь обещал. В этом отношении ты можешь мне доверять, – ответил директор, и голос его показался ужасно уставшим, а еще в его словах чудилась недосказанность. Не знаю почему, но сделалось не по себе. – Ал, – тихонько позвала я. – Пожалуйста, пойдем домой. – Да, моя родная. Комната Алариса, теперь, похоже, стала и моей комнатой, по крайней мере на эту ночь. Ал тут же раздел меня, натер больную щиколотку мазью, укутал в одеяло, а сам, не раздеваясь, прилег рядом. – А теперь спи, моя ненаглядная женушка. Завтра на занятия ты не пойдешь. Тебе нужен отдых. Я все еще дрожала, но уже чувствовала, как тело постепенно заполняет тепло и дрема. – А ты? – все же спросила я. – Я скоро… – Ал, а кто вырастил для нас эти чудесные цветы? – Мастер Орон, – помолчав, нехотя ответил Ал. Мастер? Значит, куратор. Куратор земляных. Не тот ли самый, что участвовал в «Последнем поклоне»? Я сжала руку моего мужа, напоминая себе, что все позади. Он рядом, он жив! Аларис лежал со мной, пока я не уснула. Вернее, он думал, что я уснула, но я только сделала вид. Вспомнив о той страшной ночи, я уже не могла успокоиться. А тут еще эта загадочная записка… Поэтому я закрыла глаза и задышала ровно, а через пару минут почувствовала легкий поцелуй в висок. Аларис поднялся, сел за стол и вынул чистый лист бумаги… Глава 20 До исписанных листов бумаги я смогу добраться не раньше, чем Ал покинет комнату. Я изо всех сил надеялась, что только зря накручиваю себя и в записях ничего страшного не обнаружится. Но уже по тому, как Ал проводил рукой по лбу, пытаясь собраться с мыслями, как зачеркивал строки, сильно надавливая на перо, я понимала, что его мучают невеселые думы. Я пыталась бороться со сном, но усталость взяла свое: я сама не заметила, как провалилась в забытье. А проснулась как от толчка. Первые секунды испуганно озиралась, не зная, где я и как здесь оказалась, а потом мгновенно все вспомнила. Сколько чувств нахлынуло разом! Это случилось, на самом деле случилось. Я полностью принадлежу ему. Меня вдруг затопило бесконечное счастье: я его жена! Больше никто его у меня не отнимет! Рядом с подушкой я обнаружила записку, написанную его почерком. Еще не читая, поднесла ее к губам и поцеловала. В записке было всего несколько строк, наполненных нежностью: «Моя дорогая женушка, не стал тебя будить: ты так сладко спала. Отдохни сегодня. На столе завтрак и мазь. Еще на столе учебник по истории магии, чтобы ты не скучала, а заодно смогла подготовиться к семинару, назначенному на завтра. Люблю тебя. Твой суровый куратор и муж». Я словно наяву услышала строгий голос, представила, как Ал смотрит на меня, когда напоминает про семинар. О, как же это нелегко, когда твой муж – куратор. Я тихонько рассмеялась и прижала клочок бумаги к сердцу. Но потом мой взгляд упал на стол, скользнул по тарелке, накрытой чистой салфеткой, по чернильнице, по стопке листов… И меня словно подбросило! Вот глупая, как я могла забыть! Безмятежное пробуждение, записка от любимого, завтрак на столе – всё это сбило с толку, так что тень в неровном пламени свечи – тень Алариса, который пишет, а потом зачеркивает строки, – казалась частью сна. Но теперь я снова мыслила ясно. Завтрак, мазь, а тем более история магии подождут. Главное, что меня сейчас волновало, – купол. Еще вчера я мечтала о том, что проснусь от радостных криков. Кто-нибудь из студентов первым заметит, что небо над Академией вновь стало ярко-синего цвета, а дымка, к которой мы привыкли за эти месяцы, рассеялась. Сначала все будут осторожны, не позволяя себе напрасных надежд. Кто-нибудь из магистров проверит, исчез ли купол. Наверное, кто-то из магов огня, им это сделать проще всего – надо лишь построить огненный портал. И вот когда все поймут, что купол пал, начнется всеобщее ликование. Я думала, что в окно ударят яркие солнечные лучи, я надеялась, что услышу смех и песни. Какое-то время я лежала в постели, прислушиваясь. Может, еще никто не догадался, что произошло, поэтому так тихо? С трудом наступая на распухшую ногу, я подобралась к окну. Выглядывать было страшно. Хотя… Достаточно того, что сквозь стекло сочился мутно-серый свет. Я сразу поняла, что ничего не вышло… И все же, движимая упрямством и отчаянием, я выглянула наружу. Кусочек парка с черными стволами деревьев, нетронутый снег под окном. Опустевшая дорога, ведущая к центральному корпусу: студенты ушли на занятия. Утро было в самом разгаре, но казалось, что наступили сумерки: купол почти не пропускал солнечный свет. У нас не получилось. Я застонала и села на пол, прислонилась к стене. Как же так? Почему? И Аларис, зная это, делал вид, будто ничего не случилось? Если только… Он понимал, что так будет, и… Сделалось жутко. Я подползла к столу – ноги отказывались держать – и дернула ящик. Заперт. К счастью, отмычка обнаружилась там, где я ее спрятала. От волнения руки тряслись так, что я не сразу попала в замочную скважину. – Давай, давай, давай, – умоляла я тонкую проволоку, которая то и дело соскальзывала с крючка. Наконец замок щелкнул, крышка ящика немного отошла от стола. На миг я вновь испытала острое чувство стыда, особенно когда увидела стопку писем, перевязанных бечевкой. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что это письма от Ванессы. Как я смею так грубо вторгаться в его личное пространство? Я почти заставила себя задвинуть ящик, когда увидела два листа, исписанных, исчерканных так, что живого места не было. Закусив губу, я медленно вытянула их наружу. Вот этот лист был исписан первым, я узнала его по тому, что бумага желтее и тоньше. А этот позже – Ал в темноте не разглядел и взял из пачки мелованный, белый лист, такие не используют для черновиков. Я сидела на корточках перед столом, но так и не сделала попытки пересесть в кресло. Все потому, что прочитала обращение на листах. «Моя любимая девочка» – было написано на первом. «Моя дорогая жена» – на втором. Вздохнув, я положила второй лист на пол и пробежала глазами первый, отыскивая незачеркнутые строки, надеясь, что они сложатся в единое целое. Всхлипнула, зажимая рот. На лист упала капля, разъедая чернила, за ней вторая – мои слезы… Текст был неровный, фразы обрывались, начинались заново. Я вспомнила, как Аларис волновался, когда писал это, как тяжело ему было. «Моя любимая девочка. Как трудно подобрать слова. Как трудно найти нужные слова для того, чтобы объяснить». Зачеркнуто несколько раз. «Элиза, я позволил себе надеяться. Глупо. Это так не работает. Только в сказке любовь спасает и исцеляет. Эта сила, эта тьма… Она не позволит взять над ней вверх и, раз вырвавшись на свободу, уже ничему и никому не подчинится. И все же, когда ты обнимала меня, закрывая собой… Я думал… Я хотел верить… Элиза, родная, если бы можно было что-то исправить, это случилось бы еще вчера, когда мы вместе стояли под струями воды. Обладание – не главное, главное – что я понимал, верил, знал: ты моя. Когда ты взяла мою руку, позволив прикоснуться к себе… Когда ты была готова на всё… Если тьма в моей крови пробудилась из-за страха тебя потерять, то теперь она должна была утихнуть, но нет… Как наивен я был… Элиза, я не приму твою жертву, я не трону тебя. Ты проживешь долгую и счастливую жизнь, выйдя замуж за человека, которого ты однажды полюбишь и который полюбит тебя… У меня есть несколько дней. Я уже поговорил с Терраном… Не нужно его ненавидеть – он не чудовище. Здесь только одно чудовище… Он пытается спасти Академию, всех вас… Я получил отсрочку – семь дней, как я и пообещал тебе. Так много. И так мало. Я бы хотел очень многое дать тебе, научить, объяснить… Пока еще есть время… Сделать счастливой хоть немного. Отплатить за то счастье, что ты подарила мне…» Предложения становились все короче, а потом письмо оборвалось. Непослушными пальцами я подняла с пола второй лист. Прочитала первую строчку и смяла край бумаги: судорога скрутила руку. Не могла заставить себя читать. Но выбора у меня не было. «Моя дорогая жена. Прости меня за все. Меньше всего я бы хотел причинить горе тебе, моя родная. Сделать женщиной. Женой. А спустя несколько дней – вдовой». Вскрикнув, я уронила голову на руки и зарыдала. Это было невыносимо страшно. Как он сумел, зная, что у него осталось всего несколько дней, так держаться, ничем себя не выдать. Записка на постели, завтрак, учебник по истории магии… А у самого такая боль – внутри… Теперь я понимала, почему он так торопился со свадьбой. Знал, что это единственная возможность не оставить меня опозоренной. Хотел сделать всё правильно. Мой безупречный, мой любимый… «Однажды все мое состояние по праву перейдет к тебе. Теперь ты – госпожа Элиза Вайс… Не бойся, мне не будет больно. В этот раз никаких дуэлей – слишком долго. Терран все сделает сам – один удар в сердце». Несколько абзацев густо зачеркнуты, так что сквозь чернила можно разглядеть лишь отдельные слова. Но я поняла, что он пытается объяснить, почему идет на этот крайний шаг. «Иногда обстоятельства оказываются сильнее… если бы я только мог остаться… Сейчас, когда я так счастлив…» Потом почерк становился спокойнее и четче, будто Аларис уже принял решение и больше не сомневался. «Тут все просто и ясно – защита водника разрушается с его гибелью, так же и купол немедленно падет, когда меня не станет. Если хлынут бестии, вы знаете, что делать. Мы справились с нашествием танатосов, справимся… справитесь и сейчас. Но тьма… Тьма умрет вместе со мной». Письмо не было дописано. Аларис не закончил его, зная, что у него в запасе еще есть время. И не найди я сейчас эти бумаги, он бы притворялся до конца, стараясь сделать меня счастливой. Стараясь сделать меня счастливой, а потом оставив вдовой. Нет, мой любимый, не выйдет! Не время раскисать! Я решительно поднялась, заперла письма в ящик. Натерла ногу мазью: придется идти быстро, и меня не должна подвести такая мелочь, как вывихнутая лодыжка. После оделась и вышла за дверь. * * * Первым делом я поднялась в свою комнату и взяла меч: он может пригодиться, ведь я пойду одна.