— Не помню, но сейчас посмотрю в базе! — Мотоцикл, — вмешался водитель. — У Исаев «Кавасаки». Последняя марка. Шикарная штука, входит в пятерку мощнейших! — Да? — Одинцов чуть ли не восхищенно округлил глаза и поправил очки. — Спасибо, Костя, — иронично кивнул Домбровский, — но смотрел бы ты лучше за дорогой. Водитель с видом «А я что? Я ничего» перевел взгляд вперед и вздохнул. Иногда шеф бывал просто невыносим. — И... что тогда делать? — Одинцов уже смотрел на Домбровского. — Да ничего, — генерал-полковник отложил «планшетник» на сидение и задумчиво потер подбородок. «Исаев, конечно, поганец. Но поганец умный и хитрый. Он догадался, что за ним будут следить. И даже не постеснялся это красноречиво продемонстрировать, раз разом обналичил карту. Впрочем, можно было нанести метку слежения и на евро... Но это тоже ни к чему бы не привело. Мари-Энн говорила, что Андрей обычно делает так: меняет евро в обменнике на рубли, рубли переводит себе на счет, а с него конвертирует их обратно в валюту... И бегай, ищи купюры с меткой! Но главное, — Домбровский сузил глаза, — чтобы Исаев при всех своих талантах не догадался, что главный «багаж» был все-таки спрятан не в банковской карточке. И это был не «маячок» слежения...» Домбровский поднял голову: — Олег, наушники есть? Одинцов молниеносно вручил ему «пуговицу». Вставив ее в ухо и подсоединив наушник к устройству, Домбровский набрал свой персональный пароль, который никто не знал, и нажал кнопку проигрывателя на записи. Минут пять он еще терпеливо слышал звуки шагов Исаева и голоса людей, мимо которых Андрей, очевидно, проходил по «Лейпцигу». Затем раздался шелест купюр, выдаваемых банкоматом, шелест «молнии», и опять звук шагов. Хлопнула дверь, и наконец на записи появились два голоса. Один точно принадлежал Исаеву, а вот другой пока неизвестно кому. — Привет, как дела? — Это Андрей. — Спасибо, теперь все нормально. И ТАМ все, как обычно. «Вашу мать, казаки-разбойники! — потерял терпение Максим Валентинович, — где это ТАМ?» И снова Андрей: — Ира приходила, японку или немца брала? «Ну, кто такая Ира, я знаю. Мари-Энн говорила, на ком Исаев собрался жениться». И снова голос другого мужчины: — Нет, второй день здесь не появлялась. И — все. Всё, если не считать звуков шагов, шелеста «молнии», звона ключей, пиканья сигнализации и щелчка. Всё. «Ну ты не поганец, Андрюха, а?» — Домбровский не столько разозлился, сколько расстроился. Он, вообще-то, ожидал, что Исаев доберется с «дипломатом» до любой, удобной ему для звонка точки, и наберет человеку, которому, возможно, расскажет то, что не сказал ему. Что, например, он планирует сделать с точки зрения поисков Лизы. А оказалось: пшик. Труба. Ноль. И все опять вернулось к фразе Исаева, которую генерал-полковник сегодня уже пару раз слышал: — Максим Валентинович, я буду работаю один. Один — то есть без Вас. Впрочем, был еще один вариант. Домбровский вытащил из уха наушник: — Олег? — Да. — Отключай трекер с карты и прослушку сними с «дипломата». Но отследи все визиты и звонки некоему Александру Реслю. Это подследственный, сидит в СИЗО «Панкрац». И если кто-то попробует заявиться к этому чеху на свидание, немедленно мне доложи! *** Он и она начали целоваться еще на пороге квартиры. — Ир, подожди, — Исаев нехотя отстранился, — я тебе кое-что привез. — Потом. Все потом, — она шагнула ближе к нему и обвила рукой его за шею, притягивая к себе его голову. Легкие нежные поцелуи в губы, в щеку и подбородок. — Я соскучилась. Почему ты опять опоздал? — И гибкое тело женщины прижалось к нему. — Это в последний раз, — прошептал он. — Врешь. — В ее поцелуях появились поддразнивание и томление. Она медленно потянула вниз язычок «молнии» на его куртке. Желание накрыло быстро, внезапно. И все же... — Ир, — выпутавшись из куртки, Андрей бросил верхнюю одежду на пуфик в прихожей и слегка подтолкнул женщину в сторону ванной. Она поняла, отступила. Пока он мыл руки с дороги, она завела назад руки и прижалась спиной к косяку двери. Андрей видел в зеркало, как Ира закинула голову, и подумал о том, что мог бы смотреть на нее часами. Красивая, очень. Эффектная, умная, женственная. Даже не отдающая себе отчета, насколько она желанная. Черт, да он любовался бы ей даже если сейчас она просто его послала с этими его вечными опозданиями, постоянными командировками (сколько их было за последнее время?), невыносимым характером и желанием все и всегда решать самому. Впрочем, сеанс самобичевания, который порой накатывал на Исаева, закончился в тот момент, когда Ира обернулась к нему, и он увидел в отражении ее взгляд. Живой, ищущий его. Ярко-синий, каким небо бывает только в июне. Взгляд женщины, понимающей его и любящей его глубоко и отчаянно. Сообразив, что Андрей замер, заметив, как она глядит на него, Ира смутилась, тут же сделала вид, что поправляет волосы, оторвалась от двери и НЕИМОВЕРНО ровным голосом предложила: — Андрей, пойдем поужинаем? Он оценил это ее «Андрей» вместо «Андрюша», как обратил внимание на аромат, который, видимо, уже двадцать минут как витал по квартире. Фантастический запах свежеиспеченного хлеба и мяса с итальянскими травами. Он сглотнул вставший в горле комок. Но думал Исаев сейчас о другом. О том, что Ира, как и большинство известных ему людей, боялась, что кто-то узнает о ней больше, чем она стремилась показывать. И что кто-то заметит то, что он всегда видел в ней: ее хрупкость, душевную мягкость. Ее совершенно не женский ум и чисто женскую беззащитность.