Через месяц, покрутившись по делам Зверя в Европе, Радек снова придет в Его дом, и опять наткнется на глухую стену ее молчания. В этот раз он даст себе слово никогда к ней больше не подходить и ни о чем не жалеть. Но странное дело: она начнет ему сниться. А он в своих снах будет молить ее о прощении. «Ты сделал с ней это, ты сделал с ней это», — раз за разом будем шептать ему совесть. Хотя, казалось бы, что ему эта девочка? Он даже ее не любил и уж точно ее не желал. Но то, что он называл про себя жалостью к ней, тянуло его к ней, как в омут. Пройдет еще пара месяцев, и Лиза начнет разговаривать с ним — так, чуть-чуть и совсем недолго. Но в тот день, когда он впервые поймает на ее губах тень той, однажды виденной им улыбки, он вспомнит о том, что на грешной земле существуют призраки счастья. И вот тогда он признается ей в том, что совершил: — Лиз, это я сдал тебя тогда Чудотворцу. Она промолчит и кивнет. — Лиз, прости, если можешь. Я... Тихий вздох: — Не надо. Зверь давно мне все рассказал. Так что я и без тебя об этом знаю. Он ужаснется: — И ты все равно подпустила меня к себе? — И все равно подпустила. Просто если бы не ты и этот ваш спор, Зверь убил бы меня. Так ему было проще. И Радек поймет: она отпускала ему грехи и его прощала. С этого дня они навсегда станут друзьями. Потом она будет взрослеть на его глазах, но дороже ее у него нет и не будет. В один из дней он признается ей, кем он был (аферист, фальшивомонетчик, художник), назовет ей свое настоящее имя и девичью фамилию своей матери — Елена Николаевна Вышегородцева, на которую когда-то была зарегистрирована их семейная ювелирная фирма. — Я это забуду. Но если тебя когда-нибудь заметут, я вспомню об этом, — пообещает она. В ответ, чтобы ее поддеть, Радек нарисует на песке рожицу, да еще и подпишет ее: «Pro100 Лиз». — Вот тебе! — Просто Лиза? — заинтересовавшись, она тут же отобрала у него ветку и, недолго думая, начертила симпатичного человечка. После чего добавила под рисунком нечто, напоминающее голову коршуна, гитару и перечеркнутую букву «а». — Не понял, — протянул Радек. — Ну, смотри, — она увлеченно ткнула веточкой в коршуна. — Это Ра, египетский бог солнца. Древние всегда изображали его с головой хищной птицы. Гитара — это, положим, верхняя дека. А вот «а» у нас явно лишняя, поэтому я ее зачеркнула. Но если все это прочитать, то получится твое имя, Ра-дек. Теперь понял? — вздохнув, она носком кеда стерла с песка их «наскальную живопись». — Ты что, разбираешься в египетской мифологии? Она не уставала его поражать. — Да нет, —поморщилась Лиза. — Просто в детстве набрела на одну книгу. Называется «Мифы Древнего Египта и Греции». Если хочешь, то сам почитай. Потом их шарады забудутся. Когда ей исполнится двадцать и ее худощавое тело обретет женский шарм, его накроет желание. Хотя к тому моменту и так было ясно, что он влюбился в нее. Раз где-то там, в подсознании, начали понемногу рисоваться картинки, где были только она и он. Другая жизнь. Возможно, маленький дом, затерянный где-то в горах. Такое обычное счастье. Через полгода, набравшись храбрости, он объяснится с ней, и услышит то, что его ошарашит: — Славка, прости. Я благодарна тебе, но... в общем, я другого люблю. — Кого, Чудотворца?! — захлебнувшись в эмоциях, он сначала решил, что его Лиз просто спятила. — Что?!.. Нет! Нет, конечно, — она засмеялась и откинула челку со лба. — Но у меня в прошлой жизни был... один мальчик. — Лиз, какой еще мальчик? — Он так и сел. — Хорошо, я доверюсь тебе. Его зовут Александр, он живет в Праге. У нас ничего не вышло тогда. Но помнишь, ты рассказывал мне, как Чудотворец показывал тебе мои детские снимки? — Ну, помню, — он опустил голову, испытывая новый приступ стыда. — Слушай, да перестань! — посмотрев на него, она по-свойски ткнула его локтем в бок. — Короче, ты тогда еще говорил, что там была фотография, которую моя мама сняла, когда я пришла из кино. Так вот, в тот день я видела его первый фильм. Он все-таки стал тем, кем когда-то хотел. В тот день я, наверно, впервые была счастлива в Греции. Радек слушал ее сумбурный рассказ о ее детской влюбленности и не знал, то ли плакать, то ли смеяться. Он еще был готов поверить в то, что она выбрала кого-то под стать себе, а она до сих пор мечтала о каком-то мальчишке. Кончилось тем, что Радек махнул рукой на свои любовные излияния и ночью, предварительно заперевшись в номере, жестоко напился. А когда протрезвел и под утро выполз из отеля, то дал себе слово для начала вытащить ее и себя из опутавшей их криминальной паутины. Ну, а там будет видно, кто-кого любит, кто-кого хочет и ... Да к черту! Он — взрослый мужчина. Он сумеет с ней справиться. С этого дня он стал разрабатывать план их побега. Он создавал его так, как не продумывал ни свои аферы, ни самые удачные преступления их ОПГ, пытаясь предусмотреть малейший риск. Оттачивая каждую мелочь. Так постепенно выкристаллизовалась идеальная схема. Вернее, почти идеальная, раз Радек не учел в ней один момент: ее «нет». Она прекрасно помнила слова Чудотворца: «Если ты убежишь, то пострадает Лидия». — Ну и что ты предлагаешь? — в один из дней (на этот раз их объяснение происходило на заднем дворе одной из вилл Эстархиди) Радек, сидя на скамье рядом с ней, взял в руки прутик и нарисовал на земле дом. Подумав, пририсовал к крыше трубу. Потом «проложил» к домику рельсы. Обозначив на них скоростной поезд, он наконец обернулся к ней: — Чух-чух... Лиз, я серьезно. Может, ты все-таки передумаешь и мы уедем? — Нет. Но ты можешь уйти один.