Им нельзя. Ему с ней нельзя. Он неполноценен. — Они отбросы общества? — чтобы что-то сказать, отшутился он. И опять голоса мальчишек, которые, не заметив их, просто прошли мимо. — Возможно. Хотя нет. Скорей всего, ты прав. — Вздохнув, она также легко от него отошла, и тепло ее тела исчезло. — Все, иди. Я сейчас соберусь и приду к тебе. Нагота ее не смущала. Больше того, казалось, Элисон отнеслась к ней, как женщина, привыкшая к ней — или как женщина, которая равнодушно дала ему понять, что видит в нем друга, а не мужчину. Впрочем, даже если бы она сейчас потянула его в постель, он бы все равно ответил ей: «Нет». Он развернулся и ушел от нее. Она так и не обернулась...» Но с того эпизода на французской Ривьере в его груди поселился еще один страх: «ОНА найдет кого-то, кем загорится, с кем переспит, в кого, может, влюбится — и всё». Всё! Для него тогда все будет кончено. И плевать, что ОНА никогда не была его. Да, он знал про себя, что вспыльчив, самолюбив, что бывает порой неоправданно резок. Что временами может вести себя, как католик и как подонок. Что пятнадцать минут личной славы тоже распрекрасно ему добавили (ты же звезда, раз твое имя годами звучит чуть ли не из каждого утюга?) Но в целом он такой же, как все. Да, еще в шестнадцать лет он начал подозревать, что с ним что-то не так. Но когда он дозрел до того, чтобы обратиться к психиатру или другому врачу, было уже поздно. Александр Ресль стал звездой. А звезда не может быть неидеальной. У звезды не бывает отеков, кошмаров, дурацких исповедей и признаний — даже болей в желудке. Чтобы оставаться в обойме, звезда должна вызывать ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЙ интерес. И о звездах сливают информацию в Сеть. И ты или это быстро поймешь, или очень быстро станешь никем. Но еще была ревность — бешеная, неподъемная, выворачивающая тебе мозг пониманием, что ты не сможешь удовлетворить ЭТУ женщину. Фобия. Его собственный психологический паралич. И отчаяние — сосущее, мерзкое. В итоге с того эпизода одна его часть постоянно находилась на взводе, а другая ждала наихудшего. И однажды эта пружина лопнет. А пока надзиратель отконвоировал его до вполне обычной двери (то ли желтое дерево, то ли шпон) и без стука распахнул ее: — Входи. Чех переступил порог и первое, что увидел: периметр стандартной переговорной. Правда, окно с традиционной решеткой. А так, прямоугольный стол, вокруг стола стулья. На столе — такое же обычное мужское портмоне. Но вот другое увиденное было куда занимательней. У окна, прислонившись бедром к подоконнику, стоял Исаев. Повернув голову на звук открываемой двери, он цепко поймал взгляд Алекса и быстро, едва заметно ему подмигнул. В принципе, чех на лету схватывал любые намеки. Так что вместо «привет, Андрюха» с его языка слетело вполне банальное чешское: — Здрасьте. — Добрый день, — отозвался Исаев с большей ноткой приветливости и повернулся к надзирателю: — Спасибо, что привели его. Теперь можете нас оставить. С учетом того, что «Андрюха» был одет в приличнейший темно-синий костюм штук так за десять евро, надзирателю даже в голову не пришло, что здесь какой-то подвох. К тому же Исаев тут же присунул ему какую-то расписную бумажку, на которой Алекс успел разглядеть печать и подпись начальника «Панкраца». Что и подтвердилось поведением надзирателя. Изучив документ, эта раболепствующая душа подняла на Исаева уважительный взгляд, пожелала ему «удачной встречи с подследственным» и даже была так любезна, что многозначительно указала ему глазами на Алекса, мол, поосторожней с ним, этот тип у нас иногда зарывается. После чего тихонько прикрыла за собой дверь и наконец свалила. — Вот теперь привет, — улыбнулся Андрей. Алекс вопросительно приподнял бровь. — Да не дергайся ты. Нет тут «жучков». И видео здесь не пишут. Это комната досудебного разбирательства. Исаев не стал упоминать о том, что минут десять назад лично ее осматривал и даже, присев на корточки, ощупал стулья и стол в поисках девайсов «прослушки» — А-а... Ну тогда привет, Андрей, — заулыбался чех. За этим последовали рукопожатие, похлопывание по плечу и дружеский тычок в бок. — Да, а ты тут в каком качестве? Костюм, запонки ... — отодвинувшись, Алекс внимательно оглядел его. — Ты тут как юрист или как мой адвокат? — Как дипломат, — Исаев скромно развел руками. — Да ты что? Ну, в таком случае, дай я тебя поздравлю с таким повышением. — Еще талантливее, чем Андрей, чех смахнул умильные слезы и картинно распахнул объятия. — Только прежде чем я брошусь к тебе на шею, скажи, как тебя хоть зовут? — Да иди ты, — увернулся от него Андрей. — Дмитрий Никитин. — Ну и что же тут делает российский дипломат? — Алекс по-свойски уселся на край стола. — А дипломата к тебе выписал никто иной, как замглавы НЦБ Интерпол России. «То есть Макс Валентинович, который, как выяснилось, очень тебя «любит». — О! А зачем? — Алекс прищурил левый глаз. — А вопрос соглашения твоей выдачи наших следственным органам. — А что, такое бывает? — Бывает. Вон, у отца своего как-нибудь спроси. — Спрошу. Может быть... То есть теперь меня точно посадят? — заинтересовался чех. — Посадят. И к нам в Сибирь, как декабриста, отправят, — усмехнулся Исаев, продолжая сканировать его взглядом. «Синяки под глазами... Щетина. На скуле так вообще приличный фингал. Хотя и шутит, но взгляд потухший. И в целом, выглядит плохо... Да, bro, видать, крепко тебе тут досталось». — В Сибирь? — тем временем оживился чех. — А там у вас что, всероссийский лесоповал для чешских мебельных гарнитуров? — Нет. Хуже. Там ты будешь с нашими белками по соснам прыгать, шишки рвать и с ними на скорость лущить. А то нашим белкам в тайге без тебя как-то скучно ... Ладно, — вздохнул Андрей, — поржали и будет. Мне на свидание с тобой выделили всего два часа. Так что, давай, рассказывай, как твои дела? — («А потом мы с тобой на другую тему поговорим».) — Жалобы есть? Тебя в «одиночку» перевели? — А какие тут могут быть дела? — игнорируя первый вопрос, чех пожал плечами. — Сижу. Понемногу проникаюсь тюремными нравами. Иногда с охранниками разговариваю... А, вообще, тут почему-то постоянно хочется спать и жрать. И если с первым еще туда-сюда, то со вторым никак. — Ладно, вечером с оказией передам тебе хавчик, — кивнул Андрей. — Хавчик? А хавчик, это что такое? — не понял чех. — Посылка. Пайка, если по-русски.