— Как насчет другого названия: «Сыворотка правды»? И вот тут Ли ощутил холодок в груди. Да, он слышал о подобном препарате, но ни разу не видел его. Тем не менее, когда он еще работал в английских спецслужбах, ему и другим бойцам рассказывали о том, что может такой препарат. Пентотал натрия и его аналоги — это класс психоактивных веществ, пригодных для получения сведений, скрываемых человеком. Принцип действия препарата заключается в том, что дозы пентолала натрия, вводимые в четко-заданные интервалы, помогают удерживать открытой лазейку между полной потерей сознания и наркотической летаргией, когда человек не в состоянии сочинить хотя бы малейшую ложь. После ввода этого средства — в воду, в вену, в кровь — у допрашиваемого снимаются моральные ограничители. Ангел-хранитель крепко спит, а человек отвечает на любые вопросы. Были известны относительно недавние случаи применения этого препарата. Например, спецслужбы Индии вводили «сыворотку правду» обвиняемому в участии в терактах Мумбаи в 2008 году. Также считалось, что этот препарат применялся в 2012-м спецслужбами США к обвиняемому в массовом уничтожении людей в городе Орора. Но увидеть такое «лекарство» здесь и сейчас, в руках человека, о котором ты, кажется, знаешь все... — Где ты это взял? — Ли судорожно сглотнул. — Ты понимаешь хотя бы, — он существенно понизил голос, — что если ты раздобыл это в своем Интерполе и кто-то знает об этом, то ты фактически выдал им ордер на арест себя самого?! Нет, ну действительно, не мог же Нико взять и так просто вынести это из Home Office? Там же барьеры, уровень секретности доступа и система защиты... Он же сам говорил! — Ну, я мог бы, конечно, ответить, что я ограбил одну из московских аптек, чтобы утешить тебя, но ... — Как-то разом закончив шутить, Нико убрал с лица уже начавшую раздражать Ли ухмылку. — Но я говорю тебе открытым текстом: я взял эту ампулу в кабинете у Костаса, что случилось примерно за десять минут до его отравления. Тебя успокоит такой ответ? — Нет. — Как знаешь. — Нико бросил взгляд на часы, и на этот раз Ли хорошо его понял. — У нас есть еще время, — заверил он. — Скажи, где ты это взял, и я успокоюсь. — Хорошо. Но отвечу я тебе только потому, что Я не хочу спорить с тобой на людях. — Грек покосился в сторону боевиков. Для них, здесь и сейчас, он был Никс (Nix) — никто. Согласно их с Ли уговору тот в подобных этому случаях играл роль главного в операциях. — Но откровенничать с тобой я буду только до тех пор, пока наш референт не придет в сознание, — предупредил грек. — Все равно, пока Одинцов в обмороке, делать с ним нечего. Отложив шприц на ящик, Нико отправил в карманы кисти рук, пошуршал оберткой от шприца, которую успел спрятать в карман, и, поглядывая на Одинцова, начал: — Ли, помнишь тот день, когда пропала Элизабет? — Тот кивнул. — Ну и с какого момента он стартовал для тебя? — С того, что ты позвонил мне и закричал в трубку, чтобы я бросал все к чертовой матери и прямо сейчас проверил основные банковские счета и тайник в Афинах. А сам сразу же поехал к Костасу. Нико привычным быстрым шагом прошелся по помещению туда-сюда, затем покосился на боевиков и вернулся к Ли: — Да, так оно и было. Но если расставить все события по порядку — так, как они следовали в тот день, то произошло следующее. Рано утром мне набрал перепуганный Коста. Чуть ли не плача, он отбарабанил мне, что Элизабет пропала где-то по дороге в свою швейцарскую бизнес-школу. Что в кампусе ее нет, что у администрации школы она не отметилась. И что Лидия еще спит и что в планах Лидии было — разумеется, это я об этом Косту спросил — пойти на пляж, а потом отправиться по магазинам. И что днем Лидия ждет звонок от дочери. Но у Косты и у меня была своя, другая договоренность. На момент моего отсутствия эта старая сволочь должна была лично присматривать за Элизабет и отвечала мне за нее головой. Ты слышишь меня? Головой! Вместо этого он вечером расслабился со своей дурой-женой, затем вместе с ней проводил Элизабет в аэропорт и, даже не убедившись в том, что та села на самолет, вместе с Лидией вернулся домой. Утром он спохватился и кинулся звонить Элизабет. А та не сняла трубку. Зная поведение своей падчерицы, которая по понятным причинам его игнорировала, да и вообще, ненавидела, но еще не догадываясь о том, что произошло, Коста тут же набрал в бизнес-школу и получил ответ, что Элизабет Эстархиди в кампусе не появлялась. И вот тогда этот старый дурак, трясясь от страха, набрал мне и выдал, что Элизабет «кажется, сбежала». После такого шикарнейшего известия я, забив на все дела, первым делом скинул на тебя проверку счетов в банках и тайника в Афинах, и погнал на машине к Костасу. Тот за это время должен был выставить Лидию из дома под любым благовидным предлогом. В итоге он ей соврал, что хочет обсудить со мной приготовления к дню рождения Элизабет и подготовку каких-то дурацких сюрпризов для Лидии. В доме Костаса я провел обыск. Больше всего меня интересовала комната Элизабет. — Грек приподнял рукав пиджака, чтобы посмотреть на часы. Затем покосился на все еще бесчувственного Одинцова. — Так вот, исходя из того, что в ее шкафу не оказалось лишь самых обычных вещей, вроде пары джинсов и куртки, которую она практически не носила, я понял, что Элизабет собиралась уйти налегке и при этом сделала все, чтобы выглядеть незаметно. Тем не менее, характер сборов — например, она забыла взять с собой то, что взяла бы в дорогу любая женщина — сказал мне о том, что Элизабет собиралась в спешке. Это навело меня на ту мысль, что она все в той же спешке могла забыть в комнате то, что дало бы мне ключ к ее поискам, ну и помогло бы мне быстро найти ее. Примерно так и случилось. Под стопкой ее старых детских книг — а, как мне помнится, она периодически таскала такие стопки в один детский приют — я обнаружил тоненькую тетрадь: ее дневник. — Нико замолчал, покусал губы. При этом он выглядел так, словно одно только воспоминание об этой тетради делало ему неимоверно больно. — Она дневник вела? — Откровенно говоря, Ли был даже не удивлен — поражен. Насколько он знал Элизабет, та, суховатая, сдержанная, будто равнодушная ко всему, не производила впечатление романтичной особы. — Да, вела. Впрочем, об этом ее дневничке, — с потрясшей Ли ненавистью выдохнул грек, — я тебе еще расскажу. Но только когда мы закончим с референтом. Сейчас рассказ о том, что она там понаписала, съест кучу времени. Но тогда — в тот день! — ее записи дали мне ясно понять, что на самом деле представляла из себя эта сука. Но самое интересное заключалось в том, что пока я листал дневник, Коста все пытался под любым благовидным предлогом улизнуть в свою клинику. Закончив с ее записями — на это, по-моему, ушло тридцать минут, — я прихватил с собой Косту, и мы вместе пошли в «Эфтихию». Клиника, как ты помнишь, находится рядом с его виллой. И хотя на тот момент мне уже стало ясно, что Косту беспокоит возможная пропажа черного бриллианта — я имею в виду карбонадо «Орлов», который я для показа потенциальному покупателю был вынужден пока держать в сейфе у Костаса, — у меня возникло одно подозрение. Складывалось такое впечатление, что помимо пропажи карбонадо было что-то еще — что-то, к чему Коста пытался меня не допустить или что очень хотел от меня спрятать. Так что, закрывшись с Костасом в его кабинете, я принялся за еще один обыск. Начнем с того, что карбонадо в сейфе действительно не оказалось. Как не оказалось там денег и драгоценностей, которые я — идиот я! — дарил Элизабет чуть ли не горстями, прося ее лишь об одном: «Не держи их дома». Так что получалось, что в день побега эта живучая во всех смыслах сука — а за неделю до этого я ее избил. Вломил ей под дых за... впрочем, не важно за что — выгадала момент, воспользовалась ключами от «Эфтихии» (а они у нее были), проникла в клинику, вскрыла кабинет Косты, открыла сейф, после чего выгребла из сейфа всю наличность, мои подарки, прихватила «Орлов» и вечером отправилась со всем этим в аэропорт, упаковав все наворованное в заранее подготовленную полупустую сумку. — Подожди, — прервал его Ли, — а что, в «Эфтихии» нет камер видеонаблюдения? — Есть. А как бы они помогли, скажи? Элизабет — падчерица Эстархиди, и она имела право свободно ходить по «Эфтихии». К тому же примерно за месяц до этого я отключил все камеры. — Никс, зачем? — изумился Ли. — Не хотел на них лишний раз светиться. Ли мысленно воздел к небу глаза, но ничего не сказал. Правда, теперь становилось ясно, какой путь, а, вернее, какой способ побега выбрала Элизабет. Выждала, когда Никас уедет с ним, Ли, по делам, воспользовалась тем, что Костас без надзора расслабился, и сделала ноги прямо из аэропорта. «Интересно, а если бы Коста все-таки дождался ее посадки на самолет, — промелькнуло в его голове, — как бы она предъявляла драгоценности на таможенном досмотре?» Впрочем, понятно, как. У каждой вещи имелся сертификат. А «Орлова» она могла припрятать где-нибудь еще вечером, чтобы позже вернуться за ним. — Так вот... — Нико бросил взгляд на часы. Даже сейчас, рассказывая о побеге Лиз, он пытался контролировать все, включая время. — Сказать, что в тот момент я буквально преклонялся перед множественными, как оказалось, талантами Элизабет — это ничего не сказать. Но эмоции и мое «восхищение» ее талантами мы пока что оставим и вернемся к тому, к чему привел обыск в кабинете Косты. Если ты помнишь, то там имеется единственный, но огромный, я бы даже сказал, нечеловеческих размеров шкаф. Коста держал в нем медицинскую литературу, записи приемов пациентов, свои регалии и дипломы, ну и так, по мелочи. Однако исходя из того, что он прямо-таки рвался попасть в свой кабинет без меня, я начал с его письменного стола. И тут мне позвонил ты и доложил о том, что ключевые банковские счета опустошены, а из тайника кто-то свистнул все самое ценное. Вот только мне в тот момент было уже не до этого. Разговаривая с тобой, я все поглядывал на Костаса. И старик сам себе навредил, время от времени бросая всполошённые взгляды на самую дальнюю от меня и верхнюю секцию шкафа. Закончив с тобой разговор, я прямо к этой секции и пошел. Пара манипуляций с табуреткой, которая так удачно оказалась в кабинете у Костаса, затем убрать с полки хлам и припрятанную там бутылку «Метаксы». — Нико неожиданно хмыкнул и потряс головой: — Нет, ты себе представляешь? Коста, как ребенок прятал ее от Лидии — та, видишь ли, не любила, когда он выпивал. Она за его здоровье боролась! Тоже мне... Впрочем, плевать на нее. Короче, в итоге передо мной оказалась фальшивая стенка шкафа. А за стенкой оказались три удивительных вещи. Во-первых, ампулы с хлоралгидратом, на которые (но это как позже выяснил Интерпол), у Косты были лицензии. А, во-вторых, то, что привело меня прямо-таки в бешенство. Там были еще две ампулы, но одна с пентоталом натрия, а другая — с сакситоксином. — Сакси... это что? — поднял брови Ли. — Сакситоксин? Ничего, сейчас дойдем и до этого... Так вот, обе ампулы были снабжены этикетками. Коста у нас с медицинской точки зрения был непревзойдённо как аккуратен. Позже наличие в ампулах именно этих препаратов мне подтвердил он сам. Но когда я нашел эти ампулы, прочитал этикетки и отдышался от бешенства, я задал ему всего один вопрос. Я не спросил у него: «Это что?», или «Почему он их прятал?», а — «Для кого они предназначались?» Сначала он, как свинья, обливаясь потом, проблеял: «Я держал их на всякий случай». Потом: «Послушай, это не то, о чем ты подумал». Ну, а третьего ответа я ждать от него не стал. «Это не то, о чем ты подумал» всегда говорило мне о том, что это именно то, о чем Я подумал. То есть Коста держал их для меня и для Элизабет отчасти. О свойствах «сыворотки правды» ты знал и без меня. А сакситоксин, к твоему сведению, это яд, «главное достоинство» которого заключается в том, что найти его следы в организме человека фактически невозможно. Его наличие в крови не выявляет даже химическая экспертиза. И всего одна крупица этого вещества убивает тебя за секунду . Коста боялся меня и никогда не знал, что я могу выкинуть. Но после того, как он сдал мне Элизабет, а я не убил ее, а оставил себе, он стал опасаться и ее тоже. И два месяца назад — по его же, кстати, словам! — он решил вот так вот «подстраховаться». Пентотал натрия можно развести в кофе, чае, в воде. Дать тебе выпить, и ты соловьем будешь разливаться о своих планах, тайниках и кодах к счетам в банках. — Со счетами у него бы не вышло, — возразил Ли. — Это почему? — Потому что я время от времени их проверял. — Ли, — грек наигранно тяжко вздохнул, — это я время от времени сообщал тебе коды, а потом я же их и менял. Но месяц назад я перевел три самых крупных счета на Элизабет. Мне казалось, что так будет надежней. Она ни разу, никогда до того самого дня — я имею в виду дату ее побега — не дала мне усомниться в себе. Она в жизни никого не убила, моя «плачущая недоубийца». И я ей поверил. Чем она... сука! воспользовалась. Ли невольно прикусил губу. «Значит, ей ты всегда доверял больше, чем мне?» — хотелось крикнуть ему, выплеснуть свое разочарование, но он не стал этого делать. Не комильфо: у него еще была своя гордость. Да и Нико сейчас находился не в том состоянии, чтобы это выслушивать. — ... К тому же, — между тем продолжил говорить грек, — у меня есть и личные счета, о которых не знал никто: ни ты, ни Элизабет. И вот здесь у Косты вполне могло получиться снять деньги без последствий. Отчим Элизабет и мой, кстати, дядюшка был во многих аспектах не промах. Ли поднял голову: — Хорошо, а что тогда с ядом? — А с ядом так. Если предположить, что Коста мог однажды при разговоре со мной уяснить, что я собираюсь избавиться от него (а я, если честно, это планировал) или что я, например, собираюсь отобрать у него «Эфтихию», то он вполне мог дать мне нужную дозу. Точно так же он избавился бы от Элизабет, если бы возникла хотя бы малейшая угроза, что она расскажет о проделках Костаса матери. Ну, а потом Коста изобразил бы вселенскую скорбь и больше всех убивался бы с плачем и стонами, что мы умерли... Сунуть нас в машину, подстроить аварию с уже готовыми трупами — это, Ли, не трудно. — И ты считаешь, что я поверил бы в историю с вашими смертями? — возмутился Ли. — Ты? Я думаю, что поверил бы. Потому что даже сейчас ты сидишь с таким видом, словно слова «Коста — убийца» не укладываются в твоем мозгу. — А что, Коста убивал? — А Ли действительно в это не верил. — Убивал. И я это знал. Чем его и шантажировал. Только в молодости Коста был побойчей, а после встречи с Лидией прикинулся солиднейшим человеком. Решил остепениться, знаешь ли. — А где он взял препараты, я имею в виду яд и сыворотку, ты у него не спросил? — Нет, не стал. А зачем? — Нико опять взглянул на часы. — Найти продавца, чтобы что? Убить его? Заказать у него еще пару ампул? Или сдать продавца вместе с моим дядюшкой Интерполу? Последнее, как ты понимаешь, в принципе исключалось, потому что дядюшка мой тут же сдал бы Интерполу меня. Так что в этом плане мы с ним были до его конца крепко, почти намертво сшитые... К тому же, Ли, в жизни невозможно все предугадать и предвидеть. Даже мысль о том, как добыть информацию об Исаеве через этого несчастного референта пришла мне только на кладбище, когда я увидел его рядом с Домбровским... Ну, и на тот момент я уже получил по экземпляру пентотала натрия и сакситоксина. И даже с этим относительно небольшим количеством «средств» при желании можно многое сделать. — А ты не подумал о том, что ты мог допросить Радека с той же сывороткой правды, и он бы все тебе рассказал? — выстрелил Ли. — Была такая мысль, но... — Нико пожал плечами, — я вдруг понял, что бессмысленно переводить на него сыворотку. Элизабет, как бы она ни любила своего лучшего друга, могла указать ему одно, максимум два места, где тот мог отсидеться после побега из «Орбе». А дальше что? Ну, нагрянул бы я туда с этим, отобранным у него, ключом. И зачем? Чтобы убедиться, что Элизабет там нет?.. Да нет, Ли, тут дело в другом. Для начала мне стало понятно, как более практично использовать Радека. Изуродовать его, чтобы его было трудно опознать. Оставить на его теле рисунок — сделанный им же портрет Элизабет, а затем переслать этот рисунок Исаеву. Так ему было бы проще ее найти. Он же не знал, как она сейчас выглядит... А теперь относительно Элизабет. Понимаешь, это все-таки моя женщина, и я ее знаю. И я могу сказать тебе, как человек, обучивший ее, что у нее есть где-то нора. Логово. Место, в которое она должна была перевезти украденные драгоценности. Там у нее склад, там у нее хранилище и там у нее настоящий схрон. И она в жизни не показала бы его Радеку. Тот, увидев все эти залежи драгоценностей, моментально догадался бы о том, КОГО она обчистила. И Радек знал, что теперь я сделаю все возможное и невозможное, чтобы ее найти и посчитаться с ней. Радек в жизни бы не согласился оставить ее одну, без помощи. А Элизабет явно хочет разобраться со мной сама. Ну что ж, я предоставлю ей такой шанс, — усмехнулся грек. — Но поскольку Исаев идет по ее следам — а он идет, я это знаю, я это чувствую — то он найдет и ее, и этот схрон. Ну, а мы всего лишь чуть-чуть этого подождем. А потом чуть-чуть опередим его и — ап! ловушка захлопнется. — Теперь я понял тебя, — покивал Ли. — Ну и отлично, — грек премило ему улыбнулся. — А что потом произошло в кабинете между тобой и Костасом? — А тут, собственно, и рассказывать уже нечего. Приплюсов планы Косты накормить меня пентоталом натрия и сакситоксином к тому, что эта скотина расслабилась и упустила Элизабет, я решил с ним кончать, но так, чтобы это принесло пользу. Для начала заставил его оставить мне на автоответчике сообщение о том, что Элизабет пропала; затем написать Домбровскому то слезливое письмо, текст которого я сам и продиктовал. Ну, а потом я отпотчевал Костаса хлоралгидратом, разведенным в «Метаксе». Моя скромная месть ему за то, что тот подумывал сделать со мной и Элизабет. Так что, как говорится, око за око и зуб за зуб. После этого я смотался в свою квартиру в Салониках, переслал сообщение Мари-Энн и уже с ее официальным напутствием — можно сказать, прямо-таки с ее материнским одобрением, я вернулся в «Эфтихию», но уже в качестве представителя Интерпола. — Но если все-таки вернуться к сыворотке, то... — опять начал Ли. — Но если вернуться к сыворотке, — перебил его грек, — то даже тогда, разглядывая отпирающегося из последних сил Радека, я думал о том, как хорошо было бы загнать эту штуку в вену Элизабет. Нет, ну в конце-то концов, — усмехнулся он, — не ломать же мне ей руки и ноги в поисках правды, как здоровенному русскому мужику? А вот после того, как мы с ней побеседовали бы «по душам», и я с ее помощью нашел бы того, о ком она расписывала в своем дневнике, мне бы и сакситоксин пригодился. Но для начала развесить этих с детства влюбленных на крюках, друг напротив друга, как туши, и вынимать из каждого по очереди те органы, которые они будут сами выбирать друг для друга. И так до той поры, пока совместное принятие сакситоксина не покажется им даром небес. Сдохнут вместе. Зато Элизабет до конца будет с ним. Она же так хотела? — Грек поиграл желваками. В этот момент в помещении раздался хрип, потом стон Одинцова. Олег возвращался из глубокого обморока. — А вот и мальчик наш «просыпается», — с равнодушной насмешкой констатировал грек. — Но вообще, — он взял в руки шприц, — ты был прав, Ли. Мое самое слабое место — Элизабет. — Нико сломал кончик ампулы. — Хотя слабая точка есть у всех. Она была у Костаса: как ни странно, он и правда любил Лидию. Он до конца выторговывал ее жизнь письмом, которое я потом через Исаева передал Домбровскому. Твоя самая слабая точка — это я. А у этих... — набирая жидкость в шприц, Нико на секунду отвлекся, указывая подбородком на боевиков, продолжавших стоять у входа, — самая слабая точка — это вера в деньги и власть Чудотворца, которого, как они считают, они никогда не видели. — А у Элизабет? — с глухой ненавистью прошептал ее имя Ли. — И у нее она есть. Она до сих пор любит кого-то. Я это понял, когда трахал баб, ту же Леа. Закрывал глаза, а видел только ЕЕ. Я и опоздал-то всего на три дня, а она за это время сбежала. Но это я научил ее, как скрываться и прятаться. Это я научил ее менять внешность, защищаться и ничего не бояться. И это я — Я! — обозлившись, грек толкнул ногой ящик, — научил ее, как пользоваться тем дурацким арбалетом, которым она высаживала решетку в тюрьме. И она мне должна. Я заставлю ее расплатиться, я соберу с нее все долги. Но для этого я должен точно знать, под какой фамилией и куда ездил тогда Исаев. И поможет мне в этом наш маленький референт. Ну, а дальше все пойдет своим чередом: поиск в системе данных аэропортов, списки зарегистрировавшихся на рейс пассажиров... а потом мы и Леа подключим к делу. Но сейчас почти девять утра. — Грек покосился на Одинцова: — Ты там как, пришел в себя? — Не дождавшись ответа, он обернулся к Ли: — Иди к нему, — кивок на Олега, — и подержи ему руку ... *** Пройдя таможенный коридор приблизительно в 06:30 по местному времени, Алекс обернулся к Андрею: — Мы как, такси возьмем или машину на прокат? — Чех поискал глазами стойку вездесущей компании «Hertz».