— И всё? Пауза. А потом она ПРОСТО пожимает плечами. Она. Просто. Пожимает. Плечами...» Когда и у кого Он вот так выпрашивал любовь? Замерев у окна, Нико неосознанно попытался расправить плечи и придать себе независимый вид. Но в сердце давно уже жил мучительный шип, который так просто не вырвать. Потребность видеть ее, неистребимая тоска по ней и непереносимый стыд за то, что Он позволил вот так оседлать себя какой-то девчонке... И все же страшнее было другое: дьявольски-болезненное понимание, что она не то что всегда желала Ему только смерти, но предоставь ей выбор, и она бы сделала все, чтобы Его не существовало. Чтобы Его, как человека, не было на этой земле. Следом пришел бешеный взрыв самолюбия и нелепая, даже нищенская попытка перед ней оправдаться: «Послушай, я заблуждался. Мы все совершаем ошибки. Но я же не знал, что я полюблю тебя?» На этих не сказанных вслух словах Он вытянул из кармана руку и машинально потер лоб, но лицо Элизабет стало быстро отдаляться. Оно отходило все дальше и дальше — так, словно она хотела побыстрей закончить этот бессмысленный для нее диалог. «Так ты не простишь меня?» В ответ появились мертвые лица Лидии и Радека, а потом снова ЕЕ лицо. «После такого?» — Она спрашивала это взглядом, но в ее зрачках уже был ответ. В них стыла решимость, похожая на беспощадное и короткое «нет». Не понимая, что делает, Он оперся о подоконник и прижался лбом к ледяному стеклу. «Тогда к черту твое прощение, Элизабет... Но знаешь, я бы весь мир положил к твоим ногам, если бы ты только меня любила». Но ее черты уже заслоняли лица Домбровского и Терентьевой. Он усмехнулся и щелкнул пальцами по стеклу. А вот на этих двоих Ему было глубоко наплевать. Терентьева (еще одна «ходячая глупость» в Его копилке) была изначально обречена, и ее смерть — лишь вопрос времени. Она и дышит-то до сих пор лишь потому, что наживка, оставленная Им для Исаева, должна быть живой. И, желательно, дергаться. Из той категории, когда надо все бросить и лететь ее спасать. В противном случае надетый на крючок уже мертвый червяк не вызовет у Исаева должного интереса. Что касается Домбровского, то с ним было немного сложней. Хотя по-хорошему отца Элизабет нужно было убирать сразу, как только тот переступил порог дома Терентьевой и положил там Его людей. Но Его останавливало только одно соображение: Элизабет. Вернее, даже не столько не она, сколько ее письмо. Сама о том не зная, она сейчас спасала жизнь своему не в меру ретивому папеньке. И — как там было в ее послании, если дословно? «Готова встретиться с тобой и расставить все по местам. Жду тебя сегодня с ХХ до ХХ часов дня. Адрес: Кршивоклат (это под Прагой), улица ХХХ, дом 15. Приходи один. Если ты не появишься, то информация о том, кто такой Николай Эстархиди, будет отправлена в Интерпол». Беспроигрышный туз: Его настоящее имя, которое знала только она. Выбор. Шантаж, причем откровенный. То самое «или, или». До этого дня она никогда так не делала. Больше того, для нее подобные вещи были вообще за гранью. Но если Элизабет осознанно пошла на такой шаг, это могло означать, что после смерти матери она больше не желает оставаться в рамках морали и попытается Его уничтожить. «Значит, решила пойти ва-банк? — Он снова принялся измерять шагами пространство номера. — А если я откажусь от встречи с тобой, то ты сдашь меня Интерполу?» Вот то, чего Он боялся и не хотел. А эта женщина решила сыграть по-крупному. Сделала ставки, раздала Ему карты и оставила себе в рукаве беспроигрышного туза... Он прекрасно представлял себе мощь и установки такой организации, как Интерпол. Получив информацию о том, кто Он такой, там сделают всё, чтобы найти Его и обезвредить. И если Его поймают (это если Он еще дастся живым!), Его ожидает дыба допросов, где Его вывернут наизнанку, затем громкий суд и пожизненный срок. Та же пресса, которая сейчас так рьяно вопит о победах «Пантер», смешает с грязью и Его, и дискредитированный Им Интерпол. И это в лучшем случае. А на деле не будет никакого суда. Интерполу не нужна слава лавки, где смог окопаться крот. И как только следствие убедится, что именно Он возглавлял жутковатую банду «Пантер» и, типа, отлавливал тех же «Пантер» на протяжении почти полутора десятка лет, Ему подмешают в пищу то, что вызывает мгновенный отек легких, остановку дыхания, сердца — одним словом, смерть. И не приди Он на свидание к Элизабет, его ожидает смерть. И приди Он по адресу, указанному ею в письме, Элизабет попытается Его уничтожить. Карающая рука Господа, мать твою!.. И это при том, что она и так уже практически сломала Его. Именно в этот момент Он впервые по-настоящему понял, что с ней надо кончать. Любовь? Да к черту чувства! К дьяволу страсть, тягу, желание, уважение к ней (да, Он научился ее уважать), остатки боли и нежности. Он опустился в кресло и плеснул в рюмку коньяк. Но пить не стал, а, положив локти на колени, скрестил пальцы на уровне рта и задумался. В эту минуту Он выбирал ненависть к ней и с раздражающим зудом под сердцем ждал, когда Ему позвонит Ли и даст знать, как обстоит дело с чехом. Начнем с того, что Ли далеко не дурак, прекрасно умеет менять внешность себе и своей боевой группе, а значит, он обставит обыск машины Ресля как полицейский рейд, а проникновение в квартиру чеха — как визит компании по линии сервиса, которую вызвала администрация жилого комплекса. Ли в курсе, что сам по себе чех не нужен Ему. И если Его догадка насчет того, что чех ищет Элизабет, один или вместе с Исаевым, не подтвердится, Он, Чудотворец, оставит его в покое, а из Домбровского выйдет прекрасная наживка для дочери. Он должен сегодня покончить с ней любым возможным способом. Но если выяснится, что этот паршивый чешский пацан с внешностью падшего ангела и нимбом бешеной популярности, на который клюют как минимум восемь из десяти женщин, посмел украсть ее душу, да еще и украсил Его ро... рогами (при этой мысли Он до хруста сжал в замок побелевшие пальцы) — если все это выяснится, Он сам вырвет и чеху, и ей сердце. Но сначала Он заставит их пожалеть, что они вообще появились на свет. «Не будет встречи со мной один на один, ты меня поняла? — Ужасно, но даже сейчас Он просто хотел ее видеть. Но ее лица уже было не разглядеть. Элизабет ушла от Него, как и тогда, почти две недели назад, хотя окончательно уходила только сейчас. — Не будет у нас той встречи, какую ты себе распланировала. Потому что если со мной ты один на один, может быть, и разберешься, то Ли в паре со мной ты уже вряд ли потянешь. И уж совершенно точно ты не потянешь стянутую к Кршивоклату профессиональную группу захвата». Да, у Него тоже имелся неплохой туз в рукаве: Его Апостол в Праге. Единокровный старший брат женщины, которая до безумия когда-то любила Его. Любила так, что согласилась взять на себя ограбление, в котором она не участвовала, и села в тюрьму, когда Он приказал ей это. Та самая Аня Станкевич или Анетта, как Он ее называл. Она была в Его жизни до того, как Он начал роман с Элизабет. Но после того, как Элизабет уйдет из этого мира, Он поможет Ане выйти из тюрьмы, снабдит ее новыми документами и — чем не шутит судьба? — возможно, сумеет забыться? И будет совсем другая жизнь, без этих выворачивающих душу эмоций. И хотя в последнее верилось слабо, Он все-таки мысленно прошептал: — Я забуду тебя, Элизабет. — И все равно, даже сейчас Он звал только ее. «Нет, ты не забудешь», — ее тихий шепот, как и тогда, в их первый раз, в ночи.