Глава 2 Непонятная сила рванула назад. Попыталась освободиться. Без результата. С таким же успехом могла бороться с экскаватором. Держало вмертвую. Секунда, другая, наконец, захват стал слабее. Оля обернулась, и, несмотря на ситуацию, удивленно хмыкнула. Обладатель железной хватки оказался щупленьким, наряженным в кургузую шубейку, дедом. Пегая, неопрятная бороденка, кустистые брови. А рядом, у обочины тарахтит потрепанный, непонятного цвета «Жигуленок». — Так и будешь держать? — Спросила Оля, с легким злорадством представив какую оторопь, испытывает при виде ее лица, непрошеный спаситель. Дед не отвел глаза. Он, казалось, вовсе не заметил ее уродства. — Не люблю в пробках стоять. — Огорошил старик. — Здесь место людное. Увидит кто твой полет, в милицию сообщит. Они тело искать начнут. А мне скоро здесь назад ехать… Я ж в пробке до вечера простою. Объяснение вышло логичным, но покоробила чрезмерная приземленность. — Ладно, дед, отпусти. — Оля скривила губы в презрительной улыбке. — Полчаса я, так и быть, могу подождать. Только холодно здесь. Ты уж поторопись, а то замерзну. — Ого, серьезная девочка. — Дед приподнял мохнатую бровь, глянул на ее тоненькую куртку. — Вот что, садись-ка ты в машину. Со мной прокатишься, а на обратном пути я тебя здесь высажу. Так и мне спешить не придется, и ты не замерзнешь, дожидаясь. Идет? — Ладно, — нехотя согласилась Оля. — Все равно ведь не дашь спокойно закончить. Он отпустил ее и двинулся к машине. Пошел уверенно, даже не оборачиваясь, чтобы проверить, идет ли девчонка следом. Но Оля и не думала обманывать. Сейчас, или чуть позже, какая разница? Старик дисциплинированно пристегнул ремень безопасности, расправил прижатую им к груди бороденку и вдруг, ловко угадав момент, когда в потоке машин возник секундный просвет, неожиданно шустро для старой колымаги, вписал ее в движение. Мост проскочили за считанные секунды. Побрякивая худым глушителем, машина покатила вдоль широкой набережной. Неожиданно раритетный аппарат свернул к обочине. — Движок греется, — пояснил старик, — постоим чуток, — и тут же без перехода спросил: — Твердо решила? Не бойся, отговаривать не собираюсь. Мне просто интересно. Не видя смысла скрывать, кивнула. — А причина? — нарушил обещание любопытный пенсионер. — Много, — скупо обронила Оля, глядя в окно на свинцовые волны. — А все же? — Память потеряла, документы, лицо — Гаумплен позавидует, — вырвалось у нее вдруг. — Что, и все? — дед состроил смешную гримасу. — Ну, дома еще нет. Денег. Ничего нет. — И только? — Старик всмотрелся в парящее зеркало мутной воды за оградой парапета. — Да пошел ты!.. — Рявкнула так, что задрожали стекла. — Этого мало? Ты сдурел, дед? Что ты понимаешь? — Ай, молодца, — залился смехом, согнав морщины на переносицу, старикан. — Я думал, совсем замерзла душа-то, а вот смотри, пробилась. Чего ж ты, девонька, такую душу топить собралась? А если скажу, что все твои проблемы это ерунда на постном масле, поверишь? — Не поверю. — Безразлично отозвалась Оля. Дав выход злости, она внезапно успокоилась. — Главная причина, по которой ты сюда, на мост, пришла не в том, о чем прежде сказала. Главное — ты веру в людей потеряла… — Дед вновь собрал вокруг глаз морщины и захихикал. — Хочешь, скажу, как твои проблемы решаются? Оговорюсь сразу, а то ты меня ненароком за жулика примешь. Теоретически решаются. Слово-то знакомое? Оля согласно кивнула, поймавшись на элементарную уловку. — Первое дело тебе нужно денег добыть. — Собеседник поднял вверх палец. — Как? А, вот, к примеру, банк ограбить. Боязно? Конечно. Но, имея решимость расстаться с жизнью, не трудно. Когда терять нечего, когда голова холодная и смерть не страшна, шансов на успех гораздо больше, чем, если просто, за наживой, идешь. Ну не вышло, положим, так это тоже вариант. Прыгать не надо. Стрельнет охрана в голову, и закрыт вопрос. Согласись, выход? — Ладно. Это я в шутку. Про банк. Ограбить, положим, не каждому дано. Тут сноровка нужна. Ну, так не один десяток более простых способов деньги достать имеется. Найти их, при желании, легко. А уж с деньгами ты и лицо выправишь, и домом обзаведешься… — Как у тебя, просто выходит. Раз-два, и готово. Слова это все. — Съязвила Оля. — Не надо вот только про сложности. — Досадливо отмахнулся старик. — Самая любимая отговорка трусов и лентяев. Еще и не пробовала, а заныла. А откуда ты знаешь, что труднее? Ты думаешь вниз шагнуть это легче? Ох, огорчу тебя, девка. Там, на подлете, а лететь будешь долго, пять раз пожалеть, передумать успеешь. Ответственно заявляю. Благим матом орать, и, прости за пошлость, кипятком писать, будешь, чтоб назад все исправить. Да поздно будет. Странное дело, но Олина решимость ослабла. Мысли заметались. Понимая, что выполнить задуманное сейчас не хватит сил, растеряно, почти жалобно шмыгнула носом: — И что мне теперь делать?… На вокзал, с бомжами? — Как звать тебя? — Дед развел губы в усмешке. — Оля? Хорошее имя, доброе. А я Михаил Степанович. Вот и познакомились. — Как это говорится: «Мы в ответе за тех, кого не убили…», — пробормотал он вдруг еле слышно и повернул ключ в замке зажигания. — Ты кто, дед, — спросила Оля, — и куда мы едем? — Кто? — старик помолчал. — Человек, надеюсь на это, по крайней мере. — Он вдруг оборвал себя и уставился на раскисший снег, летящий из-под колес идущей впереди машины. — А едем мы, милая барышня, ко мне домой. Ты, надеюсь, не считаешь меня, прости за слово, педофилом, желающим воспользоваться твоим состоянием?… — Обстоятельно пояснил водитель, не забывая, впрочем, поглядывать на дорогу. — А не боитесь? — Съязвила Оля, которой надоело слушать бормотание старика. — Супруга вам остатки волос не повыдергает за такую гостью? — Проживаю я, в некотором роде, отшельником. Люди ко мне нечасто заходят. Устраивает такой ответ? Ну и славно, — ничуть не смутившись, захихикал старик. — Изба у меня просторная. Места хватит. Переночуй, подумай над словами моими, ну а утром и решай. Ну а если соберешься обратно на мост, удерживать не стану, вот тебе крест. Да и зачем? Город закончился, мелькнул за окном «ужастик» Промзоны, и вот по сторонам дороги раскинулись заснеженные поля. Притормозив возле заметного одному ему поворота, старик вывернул руль, и машина, переваливаясь на снежных колдобинах, выползла на проселочную дорогу. Непрестанно «крякая» на ухабах и опасно пробуксовывая, старенький Жигуленок, тем не менее, настырно пополз вперед. — Редко здесь ездят, — обронил дед. — Иногда и по неделе сижу, бывает, как Робинзон. А так ничего. Оля молчала, по сторонам не смотрела. Небольшой всплеск эмоций уступил место привычной апатии. Накатилась новая волна мрачной решимости. — Ты это, девонька, — серьезно, оставив шутовское балагурство на трассе, произнес старик. — Давай об одном договоримся. Пока ты здесь, глупости на время оставь. Тебе все едино, где счеты сводить, а меня потом затаскают, допросами замучают. Ты погоди, ладно? Решишься, скажи, в тот же день назад в город и свезу. Оля подняла бровь, отметив, что старик не собирается выгонять ее из дома на следующее утро, как сказал раньше, но промолчала. Удивляться, да и просто думать ни о чем не хотелось. — Вот и хорошо. Будем считать, договорились. — Превратившись на миг в доброго сказочного гнома, произнес он. Последнюю сотню метров машина еле ползла. Наконец, жалобно скрипнув стертыми до железа тормозами, остановилась возле высокой ограды. Старик сноровисто выскочил из салона и потрусил к воротам, смешно загребая полами шубейки снег. Оля повернула голову ожидая увидеть ветхую, покосившуюся бревенчатую избушку, однако взгляду открылся двухэтажный, с высоким крыльцом и верандой, дом. — Крепче ограда — лучше соседи. А еще лучше, когда и без них… — причитая вполголоса, старик загнал машину во двор, и двинулся к сарайчику, видимо, играющему в усадьбе роль гаража. «Зачем я здесь?» — отстранено подумалось Оле. Она вздрогнула, высвобождаясь от непонятной магии обаяния старика, оглянулась, прикидывая возможности для исполнения задуманного. Внезапно вспомнилась просьба: «А дедок вроде неплохой, может и правда, не стоит подводить? Ладно, завтра будет видно. Не отвезет, и хрен с ним, пусть тогда сам расхлебывает», — приняла Оля решение и глянула по сторонам с большим интересом. Громадный, сошедший с картин о старой жизни, двор. Банька со штабелем березовых чурок вдоль стены. Крытый черепицей сарай. Удивило, что двор вымощен булыжником. Не галькой, а настоящей брусчаткой, подогнанной одна к одной и без единой снежной проплешины. «Хозяйственный старикан, — хмыкнула Оля чуть презрительно. — Одной ногой в могиле, а все туда-же. Суетится, хлопочет…» Вернулся хозяин. Глянул на пассажирку, пытаясь что-то прочесть в ее лице. — Ну и то ладно, — хмыкнул непонятно. — Завтра, так завтра. А впрочем, все будет… Ты уж мне поверь. Дед улыбнулся, и потеплело в сердце. Смогла вздохнуть полной грудью. — Пойдем, гостья, дом покажу, познакомлю… — Михаил Степанович прихлопнул сухими ладошками. На звук подбежал большой, похожий на плюшевого мишку, пес. Водолаз обошел гостью, чавкнул, облизав нос, и шумно втянул морозный воздух. — Смотри, признал тебя барбос мой. Минькой его зовут. Вениамином, то есть, — дед почесал лохматое, большое, как лопух, собачье ухо. — Ну, давай, познакомься с гостьей. Пес пригнул лобастую голову и сунул ее под Олину ладонь, толкнул легонько. — Погладь, погладь, — усмехнулся Михаил Степанович. — Я-то не любитель, а ему поласкаться хочется. Провела по гладкой шерсти и услышала, как пес чуть слышно вздохнул. «Надо же? — скупо улыбнулась Оля. — Поздоровался». Но внутреннее убранство дома заставило удивиться. Вместо ожидаемой паутины, сумрака и крашеных полов деревенской избы встретил неяркий свет софитов и буржуйский, вощеный паркет. Скинув обувь, прошла по теплым плиткам широкого, впору идти вдвоем, коридору, в гостиную. Матовая панель телевизора, диван, поблескивающий кремовой гладкой кожей. А самое главное, кресло-качалка с небрежно брошенным на нее клетчатым пледом у громадного, в пол стены, камина. Старинные, часы на каминной полке и позеленевшие от времени канделябры с оплывшими свечами. — Это гостиная, а твоя спальня будет наверху. Не холодно в доме? Автомат на двадцать четыре градуса выставлен, но если тебе будет прохладно, ты скажи, — хозяин поднялся на второй этаж, повернул витую ручку двери, пропуская гостью вперед. Добротная деревянная кровать, с гнутой спинкой, застеленная шерстяным покрывалом, ковер, огромное окно во всю стену, закрытое тяжелыми портьерами. Небольшой телевизор-панель. — Располагайся, — шагнул дед к выходу. — Надумаешь помыться, дверь в душ слева. Халат, полотенце — в шкафу. Барахло свое лучше не одевай. Сегодня как ни-будь, ну а утром подберем чего-нибудь. — А я в кухню, приготовлю поужинать там чего на скорую руку. Гостья осмотрелась, нерешительно присела на мягкий край кровати, озадаченно почесала колючий ежик. И тут ей страшно, мучительно захотелось смыть с себя всю больничную грязь. Избавиться от преследующего ее запаха хлорки и еще чего-то. Отыскав на полке махровый халат в целлофановой упаковке, отворила покрытую березовым шпоном верь в ванну. Душевая кабина за матовым стеклом поразила обилием непонятных ручек. Однако разобралась. Долго стояла под горячими струями. А накинув мягкий, до самого пола, халат, нечаянно глянула в запотевшее зеркало. Отшатнулась. И в то же мгновенье наваждение исчезло. Сдавило сердце. Пересилив себя, закончила туалет, и спустилась по высоким ступеням на первый этаж. Кухню нашла с третьей попытки. Обычная по европейским меркам столовая, отделенная от кухни небольшой стойкой, в затерянной среди леса избе смотрелась неожиданно. Веер блестящих нержавейкой ножей, керамика продвинутой плиты. А за полукруглым, аккуратно сервированным столиком, сидел хозяин. — Ужинать будешь? — попросту осведомился он, прихлебывая чай. Кофе оказался хорош. Так же, как и чашка из невесомого фарфора с тоненькой золотой полоской по краю. Дед прищурился, разглядывая ежик Олиных волос. — Это бывает, — непонятно пробормотал и вновь уткнулся в тарелку.