– Клянусь, это абсолютно безопасно, – уверяет Кэл, перекрикивая шум мотора. Вспыхивают фары, озарив темноту впереди. Красно-золотые глаза Кэла смотрят на меня. Он протягивает руку. – Мэра? Несмотря на ужасную пустоту в животе, я надеваю шлем. Я никогда не летала на воздушном судне, но, наверное, это ощущение похоже на полет. На свободу. Мотоцикл мчит по знакомой дороге, элегантно вписываясь в повороты. Надо отдать ему должное, Кэл хороший водитель. Старая дорога полна ухабов и ям, но он с легкостью огибает их, пусть даже у меня сердце подступает к горлу. Только когда мы останавливаемся в полумиле от Подпор и Кэлу приходится силой разжать мои пальцы, я понимаю, что вцепилась в него очень крепко. Когда он отстраняется, мне вдруг становится очень холодно, но я отгоняю эту мысль. – Весело, правда? – спрашивает Кэл, выключая мотор. Ноги и спина у меня разболелись от неудобного маленького сиденья, но принц спрыгивает, двигаясь так же ловко, как всегда. Я с некоторым трудом тоже встаю. От оглушительного биения крови в ушах дрожат колени, но, кажется, ничего страшного не произошло. – Я бы точно не выбрала это по доброй воле. – Напомни мне, чтобы я как-нибудь покатал тебя на самолете. После этого ты будешь предпочитать мотоциклы, – отвечает Кэл, скатывая машину с дороги, под прикрытие леса. Забросав его зелеными ветками, он отступает на шаг, чтобы полюбоваться результатом. Я бы вообще ничего не заметила, если бы не знала, куда смотреть. – Похоже, ты часто это делаешь. Кэл поворачивается спиной ко мне, сунув руки в карманы. – Во дворце порой становится… душно. – А в переполненных Красных барах – нет? – спрашиваю я, желая развить тему. Но Кэл шагает к деревне быстрым шагом, как будто от моего вопроса можно убежать. – Я езжу сюда не пить, Мэра. – Что, ты просто с бухты-барахты ловишь за руку карманников и раздаешь им должности? Он резко останавливается и разворачивается; я врезаюсь в принца, на мгновение ощутив солидный вес его тела. Потом я понимаю, что Кэл хохочет. – Как, как ты сказала? – спрашивает он в промежутках между приступами смеха. Мое лицо под макияжем краснеет, и я легонько толкаю его локтем. «Это очень неуместно», – напоминает мозг. – Просто ответь на вопрос. Смех затихает, но улыбка остается. – Я делаю это не для себя, – говорит Кэл. – Пойми, Мэра. Я… однажды я стану королем. Я не могу позволить себе быть эгоистом. – А я-то думала, что король – единственный человек, который может себе это позволить. Он качает головой и обводит меня унылым взглядом. – Очень жаль, но это не так. Кэл сжимает и разжимает кулак, и я вижу пламя на ладони – жаркое, вздымающееся от гнева. Но оно исчезает, и остается только пепел сожаления в глазах. Кэл вновь пускается в путь – и теперь задает куда более щадящий темп. – Король обязан знать своих подданных. Вот почему я выбираюсь из дворца, – негромко произносит он. – Я делаю это и в столице, и на фронте. Я хочу лично знать, что происходит в королевстве, а не полагаться на слова советников и дипломатов. Вот как должен вести себя хороший король. Он как будто стыдится своего желания быть хорошим правителем. Возможно, в глазах его отца и остальных идиотов это и впрямь постыдно. Сила и власть – вот слова, которые Кэл заучил с рождения. Не доброта. Не милость. Не сочувствие, великодушие, равенство и все прочие вещи, к которым должен стремиться правитель. – И что же ты видишь, Кэл? – спрашиваю я, указывая на Подпоры, которые виднеются за деревьями. Сердце так и скачет в груди при мысли о том, что я уже совсем близко. – Я вижу мир на лезвии меча. Если равновесие нарушится, страну ждет гибель. – Кэл вздыхает, понимая, что это не тот ответ, который я хочу услышать. – Ты не знаешь, как всё зыбко и насколько мир близок к разрушению. Мой отец не покладая рук старается спасти нас, и я буду поступать так же. – Мой мир уже разрушен, – отвечаю я, пиная кусок грязи. Деревья расступаются, и я вижу грязное захолустье, которое называю домом. По сравнению с замком это трущоба. Ад. Почему Кэл этого не понимает? – Твой отец обеспечивает безопасность своему народу, а не моему. – Тот, кто хочет изменить мир, должен сознавать цену, Мэра, – говорит Кэл. – Многие погибли бы, в первую очередь Красные. И никакой победы в итоге не было бы – особенно для вас. Ты не видишь перспективы. – Ну так давай, – с ненавистью произношу я. – Обрисуй мне перспективу. – В Озерном крае, как и у нас, монархия. Серебряная элита управляет остальными. Принцы Пьемонта, наши союзники, не поддержат государство, в котором на Красных смотрят как на равных. То же самое в Прериях и Тираксе. Даже если бы Норта изменилась, остальные страны на континенте этого бы не допустили. Нас бы захватили, разделили, разорвали на части. Снова война, снова смерть. Я вспоминаю карту Джулиана, пространство огромного мира за пределами наших границ. Везде правят Серебряные, а нам некуда кинуться. – А если ты ошибаешься? Что, если Норта – только начало? Та перемена, в которой нуждаются остальные? Ты не знаешь, куда ведет свобода. Кэлу нечего на это ответить, и воцаряется мучительное молчание. – Вот и всё, – бормочу я, остановившись под знакомым крыльцом. Я иду тихо, не то что Кэл, под тяжелыми, гулкими шагами которого скрипят деревянные балки. От него исходит знакомый жар, и я пугаюсь, что он сейчас подожжет дом. Принц ощущает мою тревогу и кладет теплую руку на плечо, но меня это не успокаивает. – Я могу подождать внизу, если хочешь, – шепотом, совершенно неожиданно, говорит он. – Мы же не хотим, чтобы они случайно меня узнали. – Они не узнают. Пусть даже мои братья служили в армии, они, скорее всего, не отличат тебя от шкафа. «Шейд отличит, – думаю я. – Но Шейд достаточно умен, чтобы держать рот на замке». – И потом, ты же хочешь знать, за что не стоит сражаться. С этими словами я открываю дверь и захожу в дом, который больше не называю своим. Как будто я вернулась в прошлое. Дом вибрирует от храпа. Храпит не только отец, но и кое-кто, устроившийся на ночь в нашей маленькой гостиной. Бри свернулся в кресле – гора мышц под тонким одеялом. Темные волосы у него по-прежнему стрижены очень коротко, по-военному, на лице и на руках шрамы, свидетельство сражений. Он, очевидно, вынужденно уступил Трами, который беспокойно вертится, лежа на моей кровати. Шейда нигде не видно, но он никогда и не спал помногу. Скорее всего, братец болтается по деревне и разыскивает прежних подружек. – Подъем! – со смехом восклицаю я и одним движением срываю с Бри одеяло. Он с грохотом валится на пол, повредив скорее доски, чем себя, и подкатывается к моим ногам. Такое ощущение, что брат сейчас снова заснет. А потом он моргает, сонный и растерянный. Иными словами, такой, как всегда. – Мэра? – Бри, заткнись, я спать хочу! – стонет в темноте Трами. – А ну-ка успокоились! – орет из спальни папа, так что мы дружно подскакиваем. Я до сих пор не сознавала, как соскучилась по всему этому. Бри смаргивает сон и со смехом прижимает меня к себе. Стук извещает о том, что Трами спрыгнул с чердака, ловко приземлившись на ноги. – Это Мэра! – кричит он, отрывая меня от пола и заключая в объятия. Он более щуплый, чем Бри, но вовсе не такой тощий стручок, каким я его помню. Я чувствую твердые узлы мускулов; последние несколько лет дались ему нелегко. – Рада тебя видеть, Трами, – чуть дыша, говорю я. Такое ощущение, что я сейчас взорвусь. Дверь спальни распахивается, и появляется мама в старом халате. Она открывает рот, чтобы выругать парней, но, увидев меня, обо всем на свете забывает. Она улыбается и хлопает в ладоши. – Наконец-то ты пришла! За ней показывается папа, тяжело дыша и толкая свое кресло. Последней просыпается Гиза, но она только свешивает голову через край чердачного люка и смотрит вниз. Трами наконец выпускает меня и ставит на место, рядом с Кэлом, которому превосходно удается изображать смущение. – Слышал, ты поддалась на уговоры и пошла работать, – дразнится Трами, тыча меня под ребра. Бри хихикает и лохматит мне волосы. – Из армии бы ее в любом случае выгнали, она обобрала бы свой легион до нитки. Я улыбаюсь. – Похоже, ты тоже не понадобился вооруженным силам. Тебя демобилизовали?