— Не может не насвинячить! Ничего себе словечко. Лорен закатывает глаза, ищет у меня поддержки: мол, да, малышня вся такая. Скоро выясняется, что и насчет ее занятости я ошиблась. Лорен работает, причем на настоящей работе, в полную смену. Она — продюсер на «Филадельфия общественной радиостанции». Вообще-то, профилирующая специальность у нее — телевещание, и одно время она работала на телевидении (ничуть не удивляюсь: Лорен прехорошенькая, таких в дикторы берут охотно). — Сейчас вот на радио застряла. Но так даже лучше. Не надо подрываться ни свет ни заря, чтобы грим успели сделать, — сообщает Лорен. Минут пятнадцать ведем на диво непринужденный разговор. Наши дети с аппетитом поглощают пищу, которую Джорджия сочла неподходящей для своей дочери. Личико Томаса буквально сияет, ручонки снуют — от бигмака к пакетику с картошкой, от картошки — к стакану с шейком. Сразу видно: получил все тридцать три удовольствия. Как и полагается имениннику. Внезапно Томас меняется в лице. — Что с тобой? Томас! Но он уже вскочил, уже мчится через весь обеденный зал. И прежде чем я успеваю подняться, Лорен спрашивает: — Микаэла, разве ваш сын знаком с этим мужчиной? Я опоздала. Томас повис на сказанном мужчине, который стоит ко мне спиной. Конечно, это Саймон. Мне и оборачиваться не надо, я его спиной чувствую. Так и бросилась бы к нему вслед за Томасом, по-детски простила бы все и сразу. Внутренняя борьба жестока и кошмарна — но вдруг я замечаю, что Саймон пришел не один. С ним — женщина, миниатюрная брюнетка с длинными прямыми волосами. Вмиг эмоции меняются на прямо противоположные. Меня охватывает ярость. Потрясенный Саймон глядит вниз, на Томаса, обхватившего его ноги; явно не узнает его — родного сына, с которым год не виделся. Наконец до него доходит. Он поднимает глаза на свою спутницу, смотрит на нее со страхом. Чувства этой куклы ему важнее, чем чувства собственного ребенка. Я же в это время, не помня себя, бегу спасать Томаса. Тот стоит на цыпочках, тянет ручонки к отцу — такому высокому, такому красивому. Выражение маленького личика мне знакомо: точно так же он смотрел на отца в последний раз. Томас заискивает перед отцом. Томас боготворит отца и гордится им. С торжествующей улыбкой он оглядывается на Лорен и Лилу, на личике прямо написано неоновыми буквами: «Вот какой у меня папа!» — Папочка! — повторяет Томас. — Папочка! Папочка! Понятно: решил, что Саймон пришел к нему на день рождения. Сюрприз устроил. От этой догадки подступает тошнота. Где уж Томасу, в пять-то лет, уяснить: отец не склонится над ним, не подхватит его на руки и не прижмет к сердцу, как делал раньше. Томас замечает меня, выкрикивает с торжеством: — Мама, смотри: папа ко мне пришел! Брюнетка, спутница Саймона, оборачивается. Наконец-то вижу ее лицо. Ей, пожалуй, и двадцати нет. Миниатюрная, прехорошенькая. Обе щеки с пирсингом — еще одно доказательство юного возраста. А на руках у брюнетки — малышка в розовой курточке. С виду ей месяцев восемь-девять. Взгляд Саймона теперь мечется в замкнутом треугольнике: от Томаса ко мне, затем — к брюнетке и снова к Томасу. Последний уже догадался: к сердцу его не прижмут. Ручонки бессильно повисли. Личико сморщилось — сейчас разревется. Одного он не понимает: причины такого равнодушия. — Папочка! — выкрикивает Томас. Уже без всякой надежды. — Папочка? — повторяет брюнетка, сверля Саймона взглядом. Тот смотрит на меня. — Микаэла, познакомься — это моя жена, Жанин. Ну, вот все и объяснилось, все странности в поведении Саймона за последний год. * * * Жанин гордо удаляется, не дав Саймону слова сказать. И уносит свою дочь. Саймон в растерянности — руки опущены, взгляд — тоже. Томас будто окаменел. Ступор Саймона длится недолго. Опомнившись, он на своих длинных ногах шагает к выходу. Нет, не успел: знакомый темный «Кадиллак» резко газует, выруливая с парковки. Мой ступор тоже проходит. Что же я застыла? Мне ведь надо спасать Томаса. Подскакиваю к нему, хватаю в охапку. Ох, какой он стал тяжелый! Томас утыкается мне в плечо. Не знаю, что дальше делать. Хочется наорать на Саймона, отвесить ему оплеуху — за то, что так повел себя с Томасом, да еще и в день рождения. Но нет, такого всплеска эмоций Саймон от меня не дождется. Нет, я не уроню достоинства перед ним. Я веду Томаса обратно к столу, где ждут Лорен и Лила. Прошу Лорен: — Присмотрите за Томасом, я сейчас вернусь. — Конечно, конечно, Микаэла. Томас!.. А мы думали, ты от нас сбежал! Иду прямо к Саймону. Он строчит эсэмэс-сообщение. Под моим взглядом отвлекается от телефона. Сует его в карман. — Послушай… Качаю головой. — Слушать тебя я не стану. Он вздыхает. — Микаэла… — Не лезь в нашу жизнь. Оставь нас в покое. Больше мне от тебя ничего не нужно. Он явно озадачен. — Ты же сама меня домогалась. — Когда это? — А кто ко мне на работу пригремел? Или уже забыла? Ничего я не забыла. — Откуда у тебя мой новый адрес? Не смей приходить, Саймон! Он скрещивает руки на груди. — Не понимаю, о чем ты. Никакого нового адреса у меня нет. Странно, но на сей раз я верю Саймону. Наконец он убирается. Наверное, побежит сейчас к своей малолетке, станет ей очередную лапшу на уши вешать. Выражаясь культурно — «строить новые отношения». Я его настоятельно попросила не прощаться с Томасом. Тот и так уже рыдает. Ничего. Чем отклеивать лейкопластырь по миллиметру — лучше просто дернуть. Так и с прощаниями, которые — навсегда. * * * Праздник кончился. — Извините, что так вышло, — шепчу я Лорен и Джорджии. Девочки получают от меня по пакетику конфет, которые я купила в супермаркете «Любой товар за 1 доллар». Джорджия в растерянности — она ведь пропустила ужасную сцену. Лорен смотрит с сочувствием. Наверняка просветит ее. В деталях все расскажет. Для того, кто видел, ситуация яснее ясного. * * *