А мне кажется, что по венам и артериям вместо крови ледяную воду пустили. — Что это значит — выбыла из строя? Что это значит, Трумен? Ответа мы не знаем — ни я, ни он. В свою очередь, рассказываю ему про Саймона. — Поехал в Кенсингтон. Прямиком. Петлять даже не думал. Я его упустила. — Очуметь, — комментирует Трумен. — Ему в Кенсингтоне делать вообще нечего. Он к Южному отделению приписан. К Южному, — повторяю я. * * * Заруливаю на парковку перед шеренгой убогих заведений: китайская едальня, прачечная самообслуживания, магазин «1000 мелочей», кафе «Данкин донатс». Надвигаю бейсболку на самый нос — не хочу, чтобы меня заприметил кто-нибудь из завсегдатаев. Хлопает дверца соседнего автомобиля. Утыкаюсь подбородком в грудь. — По-моему, пора, Мики. — Что пора? — Пора рассказать все Майку Ди Паоло. Качаю головой. — Нет. Не надо. — Надо. Ди Паоло славный парень. Я его с детства знаю. — Мало ли кто кого с детства знает… — Хорошо. Какие еще варианты, Мик? — Разбираться самим. Без посторонних. — Допустим, мы так и будем делать. Допустим, ты вычислишь убийцу. И что дальше? Ты с ним лично поквитаешься? И сядешь до конца своих дней? Нет, так не пойдет. Сама знаешь, почему. Высказавшись, Трумен умолкает. — Ты ему действительно доверяешь? После продолжительного раздумья он произносит: — Да. Ди Паоло в спортивных играх никогда не мухлевал. — Чего он не делал? — Не жулил, говорю, Ди Паоло, даже когда мы с ним пацанами были. — Ну а ты сам? Тебе что — охота впутываться? Есть риск работу потерять, Трумен. Мы действуем не по протоколу. — Мне уже всё равно, Мики. Я в полицию не вернусь. Так вот оно что… А я всё голову ломала. — Почему? — Не хочу, — напрямик отвечает Трумен. — Оно ведь как? Ладишь с ребятами. На грубость от начальства не нарываешься. Всем вроде приятель. Идешь словно по ровной дорожке — и забываешь, что система-то подгнила. Я не про Филадельфию. Не про эти конкретные убийства в Кенсингтоне. Я про систему в целом. Нельзя столько власти в одни руки, особенно когда эти руки — грязные. Разладилось что-то, причем, похоже, в самой середке. — Трумен переводит дыхание. — Мик, я сна лишился. Понимаешь, почему? Люди гибнут. Не только женщины. Вообще люди. Ни в чем не повинные. Безоружные. Вот и не спится. Кажется, впервые он раскрыл свои убеждения. Мне ответить нечего. — Я сейчас легко могу уйти. Пенсию уже заслужил. Захочу — другую работу найду. Зато спать буду спокойно. И добавляет: — Люди гибнут. Кругом. Каждый день. — Понимаю. Пожалуй, и впрямь надо обратиться к этому Ди Паоло. * * * Итак, Трумен звонит своему приятелю. Мы всё еще в «Ниссане», едем к моей машине. — Слушай, Майк, тут одно дело, — говорит Трумен в трубку. — Не из тех, которые на планерках обсуждают. Можешь подскочить в «Герцог» сегодня вечером? «Герцог» — бар в Джуниате. В этом северном районе росли Трумен и его друг Ди Паоло. Бар — один из старейших, уже несколько десятилетий существует. Любимое заведение Трумена. Он знаком со всеми барменами. Я в «Герцоге» была всего раз, на день рождения Трумена, который отмечали большой офицерской компанией. Но вообще здесь полицейские не зависают. Значит, можно будет спокойно поговорить, без страха, что кругом — чуткие уши. Мне не слышно, что ответил Ди Паоло, но, судя по всему, он согласен. — В восемь нормально, Майк? — уточняет Трумен. — Хорошо. До встречи. И дает «отбой». — А ты, Мики? Тебе восемь — не поздновато? — Нет, ничего. * * * На мое счастье, Бетани демонстрирует столь редкую для нее отзывчивость. Конечно, она посидит с Томасом дополнительное время. Вообще не вопрос. В «Герцоге» малолюдно, тихо. Стены отделаны деревянными панелями, свет приглушенный. У дальней стены бильярдный стол. В Филадельфии почти не осталось заведений, где еще разрешается курить, «Герцог» — одно из них. Хоть в данный момент не видно никого с сигаретой, все равно табачный запах намертво въелся в эти стены. Трумен занял столик за перегородкой, в уголке, укромнее места и не найдешь. Ди Паоло пока нет. Перед Труменом бутылка «Короны». Кажется, это единственный напиток, с которым он изменяет своим снобским гастрономическим предпочтениям. Бутылка почти пуста. Спрашиваю, не взять ли еще. — Бери, — соглашается Трумен. Заказываю две «Короны». Одну — себе. Алкоголь я не люблю. Пока была с Саймоном, могла выпить чуть-чуть за компанию. Просто не вспомню, когда последний раз пила. Может, год назад. Пиво кажется мне восхитительным. Входит Ди Паоло. Они с Труменом сверстники, но, в отличие от сухопарого, спортивного Трумена, которому ни за что не дашь больше сорока, Ди Паоло выглядит придавленным своими годами, бремя столь тяжко, что он еле волочит ноги. И вообще производит впечатление зажатого, застегнутого на все пуговицы зануды, способного вдруг уйти в отрыв. Помню, на Труменовом дне рождения Ди Паоло поставил композицию «Бон Джови» «Живем молитвами», стал подтягивать и так всех завел, что последний куплет пели хором. Мне он тогда понравился. — Похоже, у вас в этом и впрямь большая нужда, — говорит Ди Паоло вместо «Добрый вечер, Мики» и кивает на бутылку. — Так и есть. Будете? — отвечаю ему в тон. — Еще чего. Мы не на пляже, чтоб пиво глушить. Эй, Пит! — кричит он бармену. — Виски со льдом. «Джеймсона», а не что зря! А для леди — еще бутылку «Короны». Наконец мы все трое уселись: я рядом с Труменом, Ди Паоло — напротив. Трумен благодарит приятеля за то, что тот выделил время. Получает в ответ улыбку. — А почему бы и не выделить ради приятной компании? Ну, выкладывайте, во что вляпались. Трумен косится на меня, я — на Ди Паоло. Пауза затягивается, улыбка сползает с лица последнего. — Не томите. — Вы знаете Саймона Клира? — решаюсь я. Прежде чем отпить виски, Ди Паоло долго смотрит мне в лицо. Наконец делает глоток. Даже не морщится, будто воду пьет.