Соня с досадой смахнула злые слезы с щек и заскрипела зубами — пока еще нормальными, но кто ж их знал… Если это тот самый голод, то означало ли это, что ей нужна кровь раньше, чем через месяц?.. Она совсем не представляла, что будет дальше, и всем сердцем желала никогда этого не узнавать. Она же просто учительница. Она же только начала! Не успела еще даже разобраться в том, как нужно делать правильно, не привыкла к обращению “Софья Николаевна”, не научила пятиклассников читать, не устроила английский клуб, не поладила с 9 “Б”. Как же теперь все это осуществить, если чудовище внутри успокоить могла только человеческая кровь? Соня не жуя проглотила еще три пряника и зачем-то закинула в рот несколько попавшихся на глаза кубиков рафинада. Еще одна тарелка плова будет очень подозрительной, а Соня понятия не имела, как оправдываться за свое странное поведение перед любопытной бабой Валей. На проверку тетрадок уговорить себя получилось с большим трудом. Это было очень важной задачей, потому что в портфеле лежала стопка тех, что она не смогла проверить вчера. Если копить работу и не выдавать ученикам их тетради вовремя, будет стыдно и перед ними, и перед собой. Соня убеждала себя в этом, когда выкладывала их на стол, но ее замутило так сильно, что сначала она решила прилечь. Ненадолго. Просто чтобы утихомирить организм, который так же, как и она, не понимал, что творится. Лежа было не так плохо. Лежа оказалось очень легко заснуть. Посреди ночи Соня подскочила на кровати и стремительно бросилась в туалет. Сон как рукой сняло, потому что кашель был такой сильный, что она всерьез начала опасаться за свои органы дыхания — лишь бы на месте остались! Рвота была кровавой. Может, она все-таки умирает?.. И может, это не плохо и не страшно? Соня соскользнула по стене на холодный пол, пригвожденная к нему быстрой потерей сил и осуждающим взглядом проснувшейся бабы Вали. — Залетела? — проворчала та. — Ерунду не говорите, баб Валь! — Это ты мне тут лапшу на уши не вешай и не огрызайся! Какая хорошая девчонка была, умненькая, послушная, взрослым не перечила. А как из гнезда выпорхнула — так и пустилась во все тяжкие! Вот Степан твой не знает, что ночами непонятно где шляешься, незнамо с кем шашни крутишь за его спиной и вот, пожалуйста! — пузатая вернулась! Соня прикрыла глаза. Обидеться не получалось, но прояснить ситуацию и восстановить справедливость она была обязана. — Ни с кем я не крутила шашни. И не беременна я. Это отравление обычное. С этими словами ее снова качнуло к унитазу. Тошнить уже было нечем, поэтому горло зашлось в очередном приступе болезненных спазмов. — Рассказывай сказки! — гневно воскликнула баба Валя. — Я вот с плова твоего не отравилась что-то. Деду расскажу. Соня вытерла холодный пот со лба. Что бы ни случилось дальше, это точно не останется без внимания бабы Вали. А там и правда до деда может дойти… Только его приезда не хватало для полного счастья. — Не тревожьте его, — попросила Соня. — Это ты меня тревожить перестань! Баба Валя не предложила ей никакой помощи и, недовольно шаркая тапками, ушла к себе. Не то чтобы хоть кто-то мог здесь помочь… Но Соня вдруг почувствовала себя как никогда одинокой. Слез хватило только на несколько минут глухих рыданий, но долгожданного облегчения они не принесли. До утра ей совсем не спалось, поэтому она просто лежала еще два часа на кровати и слушала сводящее с ума громкое тиканье часов, а на заре встала окончательно и, чтобы заглушить ужасные мысли о будущем, начала суетиться по дому. Баба Валя тоже всегда просыпалась рано, и Соне даже не нужно было поворачиваться в ее сторону, чтобы ловить ее косые взгляды. — У меня знакомая есть, — вдруг заявила баба Валя, откладывая газету, которую читала, пока Соня проверяла школьные тетради. — Чикнет быстро и без разговоров, никто и не узнает. Позор только в твоей непутевой голове останется. От этого предложения Соне стало не по себе еще больше, чем от гложущей пустоты в животе. В нем совершенно точно никого не было, а если что и развивалось в ее теле, так это чудовище, которое “чикнуть” просто так было невозможно. — Я не беременна, — сказала Соня. Баба Валя почему-то считала, что ей лучше знать, но больше не донимала. Подождав, пока она позавтракает, Соня пробралась на кухню и опустошила большую кастрюлю манки, которую сварила больше часа назад. Если она продолжит в том же духе, то разорится на еде… Ее учительская зарплата ее аппетиты не покроет. Последнюю ложку Соня глотала уже с усилием, потому что вспомнила о том, как легко ночью оставила непереварившуюся еду в туалете. Возможно, эту кашу постигнет та же участь? Не хотелось бы. В школу она собиралась долго, нерешительно перебирая свой не самый большой и богатый, но довольно приличный запас одежды. Мама была большой мастерицей и всегда старалась одевать дочь по последней моде с того самого момента, как та переросла игры на траве и в грязи и стала аккуратнее обращаться с вещами. До отъезда Сони она сшила три элегантных наряда, которые, по ее мнению, прекрасно подходили образу молодой учительницы. Соня была с ней согласна, но надевала обновки всего раз — в первый день — уж больно праздничными и красивыми они ей казались. Хотелось пока поберечь. А если случится что? Испачкает сильно? Порвет случайно? Последнее вообще катастрофой будет, потому что без матери не сумеет починить… Сама Соня в рукоделии в мать не пошла и иглу в руках держала только по мелочам, но даже в таких случаях умудрялась все пальцы исколоть и пришить пуговицу криво и совсем не добротно. Что уж говорить про ее дружбу со швейной машинкой: на ее строчки, как говорится, без слез не взглянешь — школьная учительница технологии, пожалуй, была единственной, кто не хвалил Соню. С работой, требующей мелких и выверенных движений, у нее было совсем плохо. Красный ремень в руках ощущался приятно, и даже пах хорошо, не раздражая нюх. Итальянскую кожу мама раздобыла у своей знакомой в начале семидесятых. Пошила той кричаще-красную сумку, а обрезки оставила себе, чтобы чуть позже умело сшить лоскуты и сделать необычный ремень. Соня получила его только перед отъездом вместе с юбками, жакетами и блузками. Мама сказала, что он везде хорошо впишется: деталь яркая — разбавит строгость учительских костюмов. Вдобавок к ремню Соня повязала на шею бежево-коричневый платок с узорами из красных роз. Зеркала в полный рост у бабы Вали не было, но то, что находилось в ванной, показывало, что вроде бы все выглядело хорошо. Заживший вчера палец казался очень странным сном, но ей все теперь таким казалось — не резаться же опять, чтобы посмотреть, что ей не померещилось! А вот выходить на солнце просто так и проверять, как оно на нее подействует, Соне точно не хотелось. Почему красный?.. Это вопрос не давал ей покоя, и она с неудовольствием признавала, что, может быть, переборет себя и сходит к сумасшедшему старику еще раз. Достаточно ли будет красного цвета? Звезд у Сони не было. Только пионерский значок, который лежал дома у мамы. Символ коммунизма, оберегающий вампиров от ужасной смерти, тоже вызывал недоумение. Вся страна красные знаки отличия носила. Это что же?.. Среди них вампиры скрывались? Пионеры ежедневно носили на груди звезду! А в качестве магического знака разве пентаграмма не должна была защищать от злых сил? Как же так вышло, что звезда оказалась на стороне зла?.. Соня выходила из подъезда, воровато оглядываясь по сторонам, словно преступница какая-то. А ведь ничего дурного не сделала! Пока что. Соня с опаской повернула голову на восток и подставила лицо утренним лучам поднимающегося солнца. Ничего не произошло, но она и не знала, чего ожидать. Она вдохнула свежесть и прохладу осеннего воздуха и закрыла глаза. Завтрак спокойно улегся в животе, а чудовище присмирело и почти не давало о себе знать. Что бы ни принес Соне новый день, она постарается сделать все возможное, чтобы не доставить никому проблем. Наверное, будет очень трудно, но разве был у нее другой выход? Сдаться и сбежать разве что? Соня хоть и была трусливой, но не до такой же степени! Предавать свои мечты из-за коснувшейся ее несправедливости она точно не собиралась. Может, и не так все страшно, как она себе успела вообразить? Ко всему можно приспособиться, и все можно обернуть в свою пользу. Что-нибудь да придумает! Все будет хорошо. Глава одиннадцатая, в которой отрастают зубы Английский с 9 “Б” стоял вторым уроком, и успевшая запаниковать Соня была близка к тому, чтобы обратиться за помощью к Любови Васильевне. Разумеется, это было худшей идеей, которую только можно было придумать, начиная с того, что так она еще раз покажет девятиклассникам, как легко ее снова получилось задеть и вывести из себя, какая она ябеда и что уважать ее вообще не за что, и заканчивая тем, что завуч могла обратить внимание на ее некомпетентность и невменяемый вид. Который пока что вроде был вменяемым, но Соня в себе не была уверена. Она освободила седьмой класс за три минуты до конца урока ради того, чтобы прийти во второй кабинет, где обычно вела английский, раньше 9 “Б”. Не успела толпа шестиклассников высыпать из-за двери сразу после звонка с предыдущего урока, как Соня уже была тут как тут. Надо было убедиться, что ничего в классе не испортят и доску ничем не измажут. Виктор Иванович как-то говорил, что его урок они таким образом не раз срывали. К тому моменту, как почти все собрались, Соня успела исписать всю доску заданиями. Это здорово отвлекало от мыслей, потому что заранее она ничего не готовила и придумывала все на ходу. — Че Метелку не притащили? — из-за спины спросил Коля Тихорецкий. Соня резко повернулась, опасаясь того, что может повториться случившееся в прошлый раз. Этот парнишка ее тревожил не меньше Корешкова и его приятелей. Лично к Соне он не обращался, предпочитая ее игнорировать, но девчонок из своего же класса задирал постоянно, отпуская в их сторону похабные комментарии и щелкая лямками лифчиков на их спинах. Девчонки, конечно, в этом классе тоже не пальцем деланные были: они не молчали, громко материли его и довольно агрессивно лупили — только не поодиночке, а вдвоем или даже втроем. Тихорецкому же все было нипочем: он хохотал, толкался в ответ, совершенно не заботясь о том, что в его шутливых толчках силы было больше, чем в двух парах девичьих рук вместе взятых. Соня почувствовала раздражение от его наглого тона. — Захочешь прибраться — обратись к техничке. Она подыщет для тебя то, чем можно подмести пол, — мрачно ответила она. — О, — протянул Тихорецкий. — Так вы разговаривать с нами и без завуча умеете. Слышь, Белый! Артем Белов, сидевший на подоконнике, скосил на него глаза и вопросительно поднял брови. — Училка-то говорить по-русски может! — Офигеть, — совершенно равнодушно сказал тот. Мимо прошмыгнула группка девчонок, бросивших на Сонин наряд оценивающие взгляды. Наверное, мама была права: яркий ремень действительно был изюминкой в простом сочетании темно-серого свитера и светлой юбки. — На места садитесь, — сказала Соня. — А можно я за ваш стол сегодня сяду? — спросил Тихорецкий. — Вместо вас урок проведу, а вы отдохните. От его бесстрашного и нахального взгляда у Сони по всему телу поползли неприятные мурашки.