Заниматься делом и на досуге убивать своих жертв. Как бы не так! — Я не хочу никому причинять вред! — процедила она. — Так не причиняй, — сказал Тимур Андреевич. — Учись с этим жить. Вампиры приспосабливаются к обществу, а не исключают себя из него. — Я уже причинила вред. Поздно. — И еще причинишь! Чем раньше ты примешь ответственность за свою новую жизнь и поступки, которые совершаешь, желая того или не желая, тем легче тебе будет дальше. Соня подняла голову. — Вы пытаетесь меня утешить?! Это не помогает! — Образумить! Соня неуклюже соскользнула с дивана на пол и пошатнулась, вставая на ноги. — Я пойду. — Куда? — встрепенулся Тимур Андреевич. — Куда-нибудь. Уход в лес действительно казался заманчивой идеей. Соню бы даже холод не испугал — от содеянного все внутренности и так будто промерзли до костей. Что ей от мороза сделается? — Не дури, — проговорил Тимур Андреевич. — Иди домой! — Вы шутите? Домой?! Там баба Валя! — Домой. Ты сыта и теперь уж точно вреда никому не причинишь. Соня пораженно распахнула глаза. — После всего, что вы сказали!.. Неужели вы не понимаете?.. — Я все прекрасно понимаю, — отрезал Тимур Андреевич. — Именно поэтому прошу идти домой, а не на работу, где пустой стул вместо твоей ученицы вызовет у тебя истерику. А дома твоя бабка, которая волнуется и, скорее всего, все провода оборвала уже в поисках тебя. Соня сглотнула. Баба Валя, наверное, уже в город позвонила. Степе. Матери. Деду. А что если они мчатся сюда? Или уже здесь? Ищут ее? А если тело Кристины уже нашли? И девушку убили, и Соня пропала. А если на это совпадение обратят внимание, когда она вздумает вернуться? Тимур Андреевич, словно услышав ее сумбурный поток мыслей, тяжело вздохнул. — Мне не жалко места, Софья — можешь оставаться тут сколько хочешь. Но лучше не стоит. — Выгоняете меня? — До чего слух у тебя избирательный! Тимур Андреевич больше ничего не стал говорить, а Соня препираться устала. Она рухнула обратно на неудобный диван, подтащила к себе подушку и, на мгновение прикрыв глаза, уснула мертвым сном, в котором ее измотанный разум сильно нуждался, но которого она совершенно не заслуживала. Глава восемнадцатая, в которой разбираться с последствиями поспешно принятых решений очень тяжело За двести с лишним лет Тимур Андреевич готовить не научился, поэтому Соня без аппетита ковырялась в тарелке с пресной серой гречкой и, подперев рукой щеку, мрачно смотрела на его забинтованную руку и думала, что лучше бы он снова тайком налил ей свой особый чай. Кровь согревала изнутри. Вновь и вновь обращаясь к дурным воспоминаниям, Соня наконец совершила это удивительное открытие, которое нисколько не обрадовало ее, но и не огорчило. В кощунственной жажде пить человеческую кровь крылось что-то немыслимое и почти магическое. Хотя почему почти? Объяснить себе все как-то иначе — по-научному — не получалось. Соня предположила, что секрет бессмертия вампиров крылся в том, что вместе с кровью они забирали у людей часть их жизненных сил. Интересно, есть ли среди вампиров ученые? Изучают ли они сами себя?.. Если бы Соня была ученой, она бы непременно это сделала. В квартире Тимура Андреевича было темно и тихо. В знак поддержки Сониного траура он додумался проявить сочувствие и не стал включать пластинки Магомаева. Соня была благодарна ему и за это, и за неуклюжую заботу, и за приют. Прочь он ее не гнал, да и она уходить пока не торопилась. Не придумала еще — куда. Она пропустила работу и чувствовала странное мнимое спокойствие, сквозь завесу которого слабо, но настойчиво прорывался страх неизвестности. Чем больше Соня думала о возвращении домой и к нормальной жизни, тем отчетливее понимала, что с каждой минутой шансы объясниться так, чтобы не навести на себя подозрения, перед теми, кто за нее волнуется, становятся все меньше и меньше. А как только к расследованию убийства школьницы подключится милиция, от ответственности ей не отмахнуться — врала Соня плохо. Когда короткий осенний день стал подходить к концу и за окном начало темнеть, она все-таки не выдержала и, не прощаясь, молча покинула дом Тимура Андреевича. Спрашивать, куда она и как собирается поступать дальше, он не стал. Видимо, он сказал ей все, что хотел, и предоставил возможность делать свой выбор, каким бы неправильным, по его мнению, он ни был. Хоть дом, хоть лес, хоть другая страна. Дураки учатся на своих ошибках, думал он. И Соню дурочкой называл вполне искренне. Может, и дурочка… Заглянув в воспаленные сердитые глаза бабы Вали, которая неизвестно сколько ждала ее прямо у подъезда, Соня виновато склонила голову, будто ожидала подзатыльника. Она слышала, что рука у бабки была тяжелой и своих собственных детей она не щадила. — Я не позвонила деду, но я это сделаю, — сказала баба Валя. — Я слишком старая для таких переживаний. — Хорошо, — согласилась Соня. — Где ты была? — У любовника. Она бросила это с такой легкостью, что, если бы не камень на сердце, потяжелевший от подобной лжи еще больше, она бы даже позволила себе усмехнуться. Тимур Андреевич все-таки скверно на нее влиял и наверняка был бы этому даже рад. У бабы Вали задрожали губы. — Неблагодарная, — прошептала она и развернулась, скрываясь в подъезде. Она могла бы сказать больше, но, наверное, не хотела устраивать скандал прямо на улице. Вновь заглядывая ей в глаза дома и склоняясь над ее запястьем, Соня убеждала себя в том, что у нее нет выбора, и клялась, что это будет в первый и последний раз. Кровь действительно согревала. Соня скривилась от отталкивающего и притягательного одновременно запаха и с трудом заставила себя проглотить тот небольшой глоток, который сделала, вонзив зубы в тонкую, как пергамент, кожу. Опустившись перед креслом бабы Вали на колени, Соня стиснула в своей руке морщинистую сухую ладонь, зачарованно наблюдая за тем, как останавливается кровь и ранки покрываются корочкой, и тихо произнесла: — Вы не позвоните деду. — Не позвоню, — ответила баба Валя. Поняла ли она, что только что произошло? Соня вскинула голову и наткнулась на разочарование в чужом взгляде. Нет, она не поняла. Глаза бабы Вали были пустыми и стеклянными, бликующими в свете настольной лампы, и Соня силилась отыскать в них хоть что-нибудь, но видела только отражение собственного разочарования в самой себе. А Тимур Андреевич был бы разочарован? Как было бы здорово, если бы это он надоумил ее привязать бабу Валю к себе укусом… — Кому вы звонили? И когда? — Степе. В обед, когда я позвонила в школу и узнала, что ты не пришла на уроки. Он уверял, что привез тебя прямо к подъезду. Он ответил, что приедет сразу, как только отпросится с работы, и просил никого не беспокоить пока. Значит, мама с дедом еще не в курсе. А Степа должен быть где-то в пути. — Когда он приедет, сообщите ему… Соня запнулась, не договорив, замерла на секунду, а затем закрыла рот. — Что сообщить? — спросила баба Валя. — Ничего. Я сама разберусь. От ужаса снова скрутило живот, но Соня проигнорировала это ощущение, села в соседнее кресло и принялась ждать. В освещенной только настольной лампой гостиной ей чудилось, что тени, как живые, осторожно ползут к ней по ковру и цепляются за ноги. Она пыталась подавить в себе порыв согнать их, но ноги ее не слушались и дергались то ли от нервов, то ли и впрямь в попытках стряхнуть наползавшую тьму. Она настойчиво пробиралась к ней со столика справа, из складок накидки на кресле, из угла и со стены. И даже баба Валя, непривычно тихая, сидевшая рядом, бросала на нее холодную тень. Степа приехал через полчаса.