Раздражение пробивалось через смущение Эми. Ограничения и жертвы камигакари не были шуткой. Эми поклонилась. — Спасибо, что показали конюшню. Мне нужно вернуться в дом. Я еще не закончила утреннюю медитацию. — Прости, прости! — завопила Рина, но виноватой не звучала. — Меня порой заносит. Пойдем обратно, — она пробежала вперед и ждала, пока Эми и Юи догонят. — Тот из Шиона был очень настойчив, когда просил, чтобы ты оставалась в землях храма и с сохэями. Ты в опасности, если не на священной земле? — Это предосторожность, — объяснила Эми. Вопросы точно не прекратятся, пока она не уйдет от Рины. — Сохэи провожали меня в школу и в храм каждый день, пока в прошлом году я ее не закончила, и проблем не было. — Но на тебя напал ёкай однажды, да? — спросила Рина. — Пару лет назад в парке у храма Шион. Мико умерла, да? Как выглядел тот ёкай? Последний вопрос был тихим из-за силы любопытства. Эми застыла посреди тропы, сжала дрожащие ладони. — Мико Рина, — сказала она, стараясь звучать властно. — В тот день умерла невинная девушка. Прошу, выкажи уважение погибшей. Ей было всего пятнадцать, она умерла трагично и бессмысленно. Я прошу вас пожелать, чтобы ее душа обрела мир, а ее семья — утешение, вместо того, чтобы думать о подробностях ее смерти. Юи послушно сцепила ладони в молитве, но Рина не двигалась. Ее улыбки не было, она смотрела на Эми, щурясь. Эми выдерживала ее взгляд, пока девушка не опустила голову. Без слов Эми пошла прочь от них к дому. Она держала себя в руках, не позволяла ни единой трещине появиться на ее маске. В голове она слышала последний крик Ханы снова и снова, пока не перестала слышать другие звуки. Ёкай убил Хану, но истинной причиной гибели ее лучшей подруги были слабость, глупость и эгоистичность Эми. ГЛАВА 4 В тишине своей комнаты Эми пыталась успокоиться, чтобы продолжить медитацию. Тут хоть не было шума. Минору и Катсуо куда-то ушли, но в пределах земель храма они могли патрулировать и проверять, что талисманы офуда и другие защитные чары работают. Но беды бы не было, ни один ёкай — со злыми намерениями точно — не мог войти на земли храма. Она попыталась сосредоточиться, но глаза открылись против ее воли. Она зажмурилась и стиснула зубы. Голос Рины звенел в ее ушах. Чувством такта девушка явно была обделена. Она задавала такие вопросы, словно Эми была прекрасной темой для сплетен, а не человеком с чувствами. Ее глаза снова открылись, она смотрела на пол. Может, Рина была не так далека от истины. Камигакари в первую очередь были камигакари, а потом уже человеком. Чувства Эми никто не учитывал. Ни когда ей было восемь, и ее забрали из дома и отправили учиться в храм Шион. Ни когда ее отправили в частную школу для девочек и запретили заводить друзей вне храма. Ни когда ее отправляли жить в другие храмы после нападения ёкая на Шион. Ей пришлось признать, что никто не задумывался о ее чувствах. Они пытались найти для нее место, но не воспринимали всерьез. И если бы нужно было отрезать ей руки, чтобы она точно стала камигакари, они бы сделали это, не подумав о ней. Гуджи Ишида — главный каннуши в Шиону и лидер всех храмов, посвященных Аматэрасу, — принимал решения за нее, он никогда не советовался с ней. Оставив медитацию, Эми вытащила свою шкатулку из чемодана и достала тетрадь. Закладка осталась там, где она писала прошлой ночью, отмечала свои впечатления и мысли о новом храме. Она намеренно старалась не записывать ничего, что привело бы к проблемам, но и не скрывала чувства. Нанако не обрадуется, если прочитает тетрадь. Выдохнув, Эми пролистала страницы и остановилась на той, где была фотография. На нее смотрело ее улыбающееся лицо на три года младше. Красивое кимоно разных оттенков лилового развевалось вокруг нее, ее волосы подхватил ветер. Другая девушка, облаченная в простую форму мико, держалась за ее руку и смеялась так сильно, что едва могла стоять. Хана была такой юной. Румяные щеки, сияющие глаза делали ее простое лицо красивым. Но рядом с Эми редко замечали других девушек. Хана была высокой, худой, лицо ее, может, было широковатым, а глаза — посажены близко. Но Эми знала прекрасную душу Ханы, ее доброту и щедрость. У Эми красота была традиционной — овальное лицо, большие глаза и маленький рот с пухлыми губами — но она считала Хану красивее. Эми коснулась края фотографии. Три дня спустя Хана умерла. Дрожащими пальцами она перевернула несколько страниц. Она видела много раз записанное имя Катсуо ее мелким почерком. И с каждой вспышкой имени все внутри нее сжималось сильнее. Сегодня видела Катсуо на тренировке с другим сохэем. Он улыбнулся мне. Я впервые поговорила с Катсуо. Он пожелал мне доброго утра. Надеюсь, он не увидел, как я покраснела. Он такой красивый. Странно, что я хочу коснуться его волос? Думаю, Катсуо — лучший мечник в своем классе. Хана рассмеялась, когда я рассказала ей это. Она спросила, как я могу так говорить, когда едва могу отличить рукоять от лезвия. Знаю, я не должна думать о мальчиках, но я не могу прогнать Катсуо из мыслей. Я едва знаю его, но все же… не могу не думать. А если бы я не была камигакари? А если бы могла по-настоящему поговорить с ним? Коснуться его? Поцеловать? Я не должна о таком думать, но не могу остановиться. Хана говорит, что это влюбленность, и что это пройдет, если я буду избегать его. Сегодня Катсуо заговорил со мной. Он назвал меня «госпожа», а я попросила его звать меня Эми. Я так смутилась. Не стоило так делать, но я не хочу быть для него «госпожой». Я хочу, чтобы он видел МЕНЯ, Эми. А не камигакари, как меня видят все. В других обстоятельствах глупые записи ее пятнадцатилетней заставили бы ее закатить глаза. Вместо этого она подавила горечь и с дрожью перевернула страницу. Хана усадила меня и отчитала за то, как я рискую своим будущим из-за глупой влюбленности. Она сказала, что мне просто скучно, а одержимость Катсуо интереснее, чем медитация или уроки чайной церемонии. Она права. Я глупая. Я не смогу быть с Катсуо, думать о нем опасно. Но это сложно. Днем я услышала, как он говорит с другим сохэем. Они собираются завтра в парк для схватки-игры. Звучит интересно. Я уговорила Хану пойти, чтобы я в последний раз посмотрела на Катсуо, а потом я прекращу. Нам придется сбежать, но это не далеко, в паре миль. Думаю, она согласилась, чтобы потом меня этим попрекать. Она неохотно посмотрела на следующую страницу. Она была пустой, стояла лишь дата: 25-е августа. Ее рука ужасно дрожала, когда она писала это, прочитать слово было почти невозможно. Ниже не было ни одного слова. Она закрыла тетрадь. Сунув ее в шкатулку, она запихала все в чемодан и вытерла слезы. Если она не медитирует, то стоило хотя бы помолиться. Она посмотрела на маленький алтарь в углу комнаты — первое, что она установила, разобрав вещи, — но направилась к двери. Ей был нужен свежий воздух и успокаивающий ритуал в храме, чтобы очистить мысли. В этот раз она пересекла мост без приключений, только быстро дышала. Несколько человек из города были вокруг храма: пара средних лет склонилась в молитве, пожилая женщина сидела на скамейке под священным деревом, а молодой бизнесмен склонился над столом у доски, где можно было написать пожелание или молитву на маленькой деревянной табличке и повесить там, чтобы ками увидел. Эми пошла к фонтану, чтобы очистить себя. Закончив ритуал омовения, опустив черпак, она заметила, что кто-то рядом с ней. — Эй, помнишь меня? Эми оглянулась и удивленно увидела вчерашнюю школьницу, высокую, обещавшую ей бесплатное мороженое. Сегодня она была в длинном зеленом свитере и черных леггинсах, а ее волосы были собраны в неаккуратный пучок. Она была не в форме, и Эми сразу поняла, что за день недели. Суббота. Потому Рина и Юи были в храме рано утром. В будни они были бы тут только пару часов вечером. Девушка застенчиво улыбнулась, Эми ответила тем же. Кивнув на храм, Эми спросила: — Снова молиться? — Кхм… ага, — девушка быстро повернулась к фонтану. Эми вздрогнула, когда девушка в неправильной последовательности вымыла руки — неудача — но промолчала. Они вместе прошли к главному залу мимо пожилой пары, двигающейся к тории. Оставив девушку в стороне, Эми сосредоточилась на своей молитве — ничего особенного, общее желание силы и смелости. Может, немного мудрости. Мудрость не помешает. Когда Эми поклонилась в конце, девушка тут же повторила за ней, явно ожидая, пока Эми закончит. Они отошли от храма, на их место встал бизнесмен. Ожидая, что девушка пойдет за ней, Эми направилась к священному дереву — древнему дубу, занимавшему почти весь двор храма — и села на скамейку напротив пожилой дамы, которая то ли молилась, то ли дремала. Нервно поправив волосы, девушка опустилась рядом с Эми. — Я Мияко, — выпалила она. — Можно задать пару вопросов? — Конечно, — сказала Эми. — Меня зовут Эми. Она смотрела на пруд, пока терпеливо ждала слов Мияко. Девушкам часто казалось проще подойти к мико, что были близки к ним по возрасту, чем к старому каннуши, так что Эми не в первый раз так разговаривала. Мияко замешкалась, а потом склонилась к Эми и понизила голос. — Так ками существуют на самом деле? Почти каждая мико проходила через сомнения, задумывалась о существовании ками, но у Эми такого не было. Ее родители были верующими, а когда она уже могла задавать вопросы, ее отметили как камигакари. И как она могла сомневаться, если сама порой ощущала присутствие Аматэрасу во время молитв? Странное предупреждение ками всплыло в памяти, но она отодвинула эту мысль. — Хоть многие из нас никогда не увидят признаки их существования, — ответила Эми, — они так же реальны, как тепло солнца или холод зимы. — И они отвечают на молитвы? — Порой… в какой-то степени. Ударит ли молния твоего врага, если помолиться за его смерть? Победишь ли в лотерее, потому что попросила? Нет и нет. Ками не потакают нам. Но если попросить силу, мудрость или удачу, ками может подтолкнуть в правильном направлении. Если их оскорбить, они могут направить к ошибке. Мияко нахмурилась. — Как ты можешь быть такой уверенной? Тебе отвечали ками? — Да. — А, — Мияко не стала уточнять, что это была за молитва. — Ты говорила о других ками… Эми села удобнее на скамейке. — Есть два вида духов: ками и ёкаи. Ками обитают в небесном королевстве, отделенном от нашего. Самых сильных ками называют Аматсуками. Четверо из них правят небесами и другими ками. Этот храм посвящен Аматэрасу — Аматсуками ветра. Другие — это Изанаги, повелитель неба и всех ками, его сестра Изанами, связанная с землей, и Тсукиёми, повелевающий водой, брат Аматэрасу. — Земля и небо, ветер и вода, — прошептала Мияко. — А ёкаи? Они как демоны? Все знают сказки про обманщика-тануки или каппу, топящего детей. Эми вздрогнула при упоминании каппы. — Ёкаи — духи, а не демоны. Это ками земного царства. Мы делим с ними наш мир, и потому проще столкнуться с ёкаем, чем с ками, потому и столько историй, — и она считала, что появились истории не зря. Ёкаи делили мир с людьми, жили отчасти в нем, отчасти в своем царстве духов. Как ками, ими правили четверо самых сильных — Кунитсуками. Их правителем был Сарутахико с гор, а Узумэ, повелевающая деревом, была его женой. Сусаноо бури и Инари огня были остальными двумя. Ками могли направлять силу на землю через священный предмет — шинтай — или использовать смертного, наделяя его своей силой, а ёкаям такие трюки не требовались. Где-то Кунитсуками ходили по той же земле, дышали тем же воздухом, что и она. Эта мысль была зловещей. Мияко постучала пальцем по губам. — Тебе не нравятся ёкаи, да? Раздраженная тем, что раскрыла себя, Эми покачала головой.