— Ками и ёкаи — онмё друг для друга, — объяснила она, обращаясь к теории инь и ян, противоположностей — небо и земля, тьма и свет, добро и зло. Даже стихии были в равновесии. Аматсуками были такими друг для друга, как и Кунитсуками, и мир был в гармонии. — Они просто противоположности, ни лучше, ни хуже. Но я… была у меня плохая встреча. — О, нет, — выражение лица девушки смягчилось. — Что случилось? Искренняя тревога и сочувствие в ее глазах разбивали защиту Эми так, как любопытство Рины никогда не смогло бы. Эми не хотела делиться ужасными и личными воспоминаниями с незнакомкой, но это было так близко к поверхности, что отравляло ее. Может, разговор поможет. С кем еще ей поговорить? Лучше незнакомка, чем тот, кого она будет видеть еще два месяца. — Пару лет назад мы с лучшей подругой гуляли по парку, — прошептала она. Гуляли по парку. Она сказала это так просто, но она не хотела упоминать медленный и тревожный процесс побега с земель храма в парк. — Шли за парнями. М-мне нравился один из них. Мы пытались не попадаться им на глаза, и парни успели уйти слишком далеко. Мы заблудились. Не помню, чего именно я испугалась, но я чувствовала, как покалывает кожу, как встают дыбом волосы, — Эми смотрела на пруд, но не видела его. — Что-то следило за нами. Я схватила Хану за руку, и мы побежали обратно. Мы нашли тропу и бежали по ней как можно быстрее. Земли храма были впереди. Я уже видела мост через ручей. Тории были на другой стороне. Темно-зеленые тени позднего лета стояли перед глазами. Из-за недавнего дождя ручей стал шире, вода бурлила под мостом. — Я забежала на мост. Хана была за мной, но она поскользнулась на грязи перед ним. Она упала, ноги попали в воду. Только ноги. Я остановилась и повернулась, чтобы поднять ее. Что-то в воде схватило ее за ногу и потянуло в ручей. Быстро и с силой. Я бросилась к краю моста и схватила ее за руку. Она кричала. Ее тащили под воду. Я пыталась поднять ее, но существо было слишком сильным. Ужас исказил лицо Мияко, но Эми едва видела. Она слышала крики Ханы. — Второй ёкай выпрыгнул из воды и схватил меня, — прошептала она. Размером с ребенка, но приземистый, с сине-зеленой кожей, лысой головой и пальцами с перепонками, а когда он опасно улыбнулся, блеснули клыки. Она не помнила лицо, но улыбку запомнила. — Он схватил меня за ноги и потащил с моста. Не знаю, как, но я схватилась рукой за столбик, а другой рукой держала Хану. Даже в воспоминаниях она не чувствовала боль, хотя это точно было больно. Изогнутые когти ёкая впивались в ее ноги, утаскивая. Дерево впивалось в пальцы. Хана держалась за ее руку, и другой ёкай тащил ее на дно ручья. Хана кашляла и задыхалась в грязной воде, пыталась поднимать голову и постоянно кричала имя Эми. Эми помнила момент, когда поняла, что они обе умрут. Она вспомнила, как посмотрела на Хану, увидела отражение своего ужаса, такого сильного, что она видела душу Ханы в ее глазах. А потом рука Ханы выскользнула из ее руки. Эми с силой прикусила губу, но слезы текли по щекам. Даже сейчас она не знала. Не знала, что случилось. Ёкай утащил Хану? Хана перестала держаться, бороться с ёкаем? Или Эми поняла, что умрет и… отпустила? Дала ли она умереть лучшей подруге, чтобы спасти себя? Она не была уверена. Но она всегда боялась этого, ведь глубоко внутри знала ответ. На крики Катсуо и другой сохэй прибежали секундами позже и прыгнули в воду, чтобы спасти Эми. Ёкай отпустил ее и исчез в мутном ручье. Катсуо вытащил ее на берег и охранял, пока остальные обыскивали ручей, но они пришли слишком поздно, чтобы спасти Хану. — Эми? Голос Катсуо подавили ее воспоминания, его безумные крики и топот. А потом она моргнула и увидела его в паре футов, он хмурился, глядя на нее. Вздрогнув, она отвернулась от него и подняла рукав, чтобы спрятать слезы. Мияко протянула ей платок. Эми вытерла щеки, а девушка склонилась к ней, глядя на Катсуо. — Кто это? — Сохэй — воин-жрец, — приведя себя в относительный порядок, Эми опустила руку. Она краем глаза поглядывала на сохэя. — В древние времена сохэи защищали храмы и шинтаи их ками. В легендах говорится, что однажды они изгнали опасного ёкая и защитили невинных от зла, победили ками, желавшего власти. Но теперь это больше дань традициям. Катсуо вскинул брови, но промолчал. Его нельзя было таким назвать. Меч был у него не для вида, и у него были козыри для сражения с ёкаями. Современные ёкаи становились проблемой, когда люди сами к ним лезли, Эми была исключением. Мияко поднялась на ноги, поправила свитер и посмотрела на Катсуо, словно не знала, стоит ли говорить с ним. — Спасибо, Эми. Я хотела бы узнать больше о ками. Можно прийти на следующих выходных? — Конечно, Мияко. Тебе всегда рады в храме Шираюри. Склонив голову и, краснея, взглянув на Катсуо, Мияко пошла прочь. Эми поджала губы. Сколько успел услышать Катсуо? Он уже знал почти всю историю, но услышал ли он, что она пошла за ними в парк, потому что ей нравился один из парней? Мог ли понять, что он привлекал ее тогда? — А ты хороша в этом, — отметил он. — В чем? Он махнул в сторону, куда ушла Мияко. — Разговоры с детьми, людьми, объяснения о ками. Значит, он все слышал. Ей стоило пристальнее следить за ним. Она думала, что его нет рядом. — Мне не хотелось бы, чтобы ты дышал мне в спину каждую минуту, — сухо сказала она, поднялась на ноги и прошла мимо него. — Здесь я не в опасности. Он пошел за ней, и она почти топнула по мосту — но она бы никогда не топнула — не скрывая свое раздражение. Ее сердце снова заколотилось, раздражая ее еще сильнее. Она замерла посреди моста и глубоко вдохнула сквозь сжатые зубы. Когда страх немного отступил, она положила ладони на гладкий деревянный поручень, будто наслаждалась видом пруда и сада, а не пыталась упрямо одолеть страх. Катсуо рядом с ней прислонился боком к поручню, то ли показывая бесстрашие перед маленьким мостиком, то ли пытаясь поддержать ее примером. — Знаю, я перегибаю в присмотре за тобой, но это место… Не знаю, почему гуджи отправил тебя в этот храм, — сказал он, упоминая Ишиду, главного каннуши Шиона. — Место далекое, да, но слишком далекое. На севере и западе лишь незаселенные горы. Ты знаешь, что означает дикая местность. Он повернулся к пруду. Он смотрел на север, на ближайшую гору, окрашенную осенними цветами, возвышавшуюся над верхушками деревьев. Она-то знала, что означают далекие и дикие места. Ёкаев. Ками требовались люди для присутствия в земном царстве, их можно было чаще найти там, где жили люди. Но многие ёкаи предпочитали дикие места без людей. — Я прибыл на неделю раньше тебя, — продолжил Катсуо, — и успел осмотреться. Я нашел следы ёкаев ближе, чем в десяти милях от храма. Они смелее обычного. Чаще всего они избегают людей — особенно сохэев — но мы с Минору нашли их следы, смешанные с нашими, когда осматривал окрестности. Они ходили за нами. Он провел рукой по растрепанным волосам. — И ёкаи в нескольких других местах стали вести себя стран. На прошлом задании я расследовал атаки ёкаев на востоке Шиона. Мертвые животные и два пропавших ребенка, — он тряхнул головой. — Я проверил все офуда, когда прибыл сюда. Каннуши Фуджимото поддерживал их состояние, так что земли храма безопасны, но я все равно беспокоюсь. Почему гуджи Ишида выбрал маленький храм у города и заселенных ёкаями гор? Ее пальцы сжались на поручне, она уже жалела, что остановилась посреди моста, показывая преодоление страха. Но если уйти сейчас, она признает поражение. Мысль о горах с ёкаями вокруг храма пугала ее. Может, Аматэрасу пыталась предупредить ее быть осторожной из-за опасности вокруг храма. Она боролась с желанием проверить офуда, что она всегда носила в скрытых карманах в рукавах. Бумажные талисманы могли защитить от атак ёкаев, но она еще никогда их не использовала. Пока она была на священных землях, ей не требовалось проверять способности. — Гуджи Ишида выбрал этот храм, — сказала она, стараясь звучать спокойно, — потому что он такой маленький и отдаленный, что никто и не подумает, что я здесь. А еще потому, что церемония солнцестояния уже довольно близко. Катсуо дернул плечами. Она посмотрела на него краем глаза, пытаясь увидеть его как Мияко. Высокий, широкоплечий и красивый, он не сильно отличался от себя семнадцатилетнего, в которого три года назад она влюбилась, но теперь она ничего такого не чувствовала. Он был красивым, но это красивое лицо вызывало столько плохих воспоминаний, печали, вины и унижения. — Церемония… — вяло повторил он. — До солнцестояния меньше двух месяцев. Так мало… Не обращая внимания на тревогу, она уверенно улыбнулась. — Скорее бы. Последние три года я боюсь каждой тени, но после солнцестояния все ёкаи будут бояться меня. Он напряженно посмотрел на нее темными глазами. — Не стоит бояться, пока я с тобой. Я не позволю никому тебя ранить. Все внутри нее затрепетало с жаром. О нет, только не это. Разве она сама не решила, что уже переросла влюбленность? Она отвела взгляд, мысленно ругая его. — Я верю, что ты исполнишь свой долг умело и достойно, — сказала она вежливым тоном. Она не осмелилась посмотреть на его реакцию. Его обещание защищать ее не звучало как описание его долга. Воцарилась тишина, нарушаемая плеском пруда. С деревьев у главного зала громко каркнула ворона. — Какой будет церемония? — спросил он вдруг. — Каннуши не рассказывает о ней. — Не знаю. Даже мне ничего не рассказали. Он выпрямился. — Что? Ты не знаешь? Она взглянула на него, удивленная такой вспышкой. — Я узнаю накануне, уверенна. — Как можно не сказать тебе? Ты камигакари, это твоя церемония. Ты должна знать все об этом. Она пожала плечами. — Не думаю, что от меня будет требоваться что-то более присутствия. — А потом? Ты знаешь, что будет? Она снова пожала плечами. На его лице проступили потрясение и недовольство. — Ты не спрашивала? Это твое будущее. Разве не важно знать, что будет? Шагнув к поручню, она прижалась к нему. — В том-то и дело. Это не мое будущее. Мои желания не важны. Важна Аматэрасу и ее желания. А подробности — пустяки. Я ничего не могу изменить, да я и не хочу. Она вздохнула, видя его хмурое лицо. — Катсуо, после того, как меня отметили, будущее перестало принадлежать мне. Я живу ради Аматэрасу, за меня все решают гуджи Ишида и другие каннуши Шиона. В день солнцестояния ее воля станет моей, а моя — ее. Наше будущее будет чем-то новым. Я не могу строить планы, — ее голос смягчился. — Вот что значит быть камигакари. Какими бы верными ни были каннуши и мико, моя жизнь полностью принадлежит моей ками. Он перестал хмуриться, что-то мелькнуло в его глазах. Печальная эмоция, которую она быстро узнала. Жалость. Она напряглась. Жалость? К ней? Она мечтала быть камигакари. Это ее цель. Она позволяла себе миг сомнений, желаний другого существования, но никогда не хотела изменить судьбу. Она посвятила жизнь своей ками. Из тысячи мико Аматэрасу выбрала ее, Эми, своим носителем. Он не упустил ее гневной реакции и вскинул руку.