Эми любила Аматэрасу, самую добрую Аматсуками, с детства. Она была рада объединиться с духом ками, даже если бы потеряла от этого часть себя. Была ли ее судьба настолько иной? Если она потеряет разум и душу, это будет похоже на смерть, а не объединение. А риск смерти был с самого начала. Теперь смерть грозила ей в любом случае. Но она выбрала этот путь. Аматэрасу нуждалась в ней. Ками была нужна миру. Аматсуками ветра отсутствовала сто лет, сто лет прошли без равновесия, и из-за этого ситуация все ухудшалась. Она вызвалась, но ей соврали о ее судьбе. Она сделала свою жизнь такой, но ей никогда не говорили, что она не выживет. Это было ее долгом, а они соврали. Резко встав, она выронила шкатулку, содержимое высыпалось на пол. Она не могла сидеть. Не могла стоять смирно. Она сжимала и разжимала ладони. Вздохнув, она взяла из шкафа тяжелую хаори и вышла за дверь. Свет лился из ее комнаты в коридор, закрытый ночью деревянными панелями. Остальная часть дома была во мраке, никто не проснется до рассвета. Поспешив к входу, она обулась и открыла дверь. С неба падал занавес крупных снежинок. Газон был покрыт нетронутым слоем снега, который шел уже давно. Небо светлело, рассвет был близко, но ночь еще не отступила. Сбросив сандалии, она склонилась к полке у двери и вытащила туфли, что носила в школе, она оставила их тут вчера на случай плохой погоды. Обув туфли, она спустилась по ступенькам, снег прилипал к ее подошве. Через пару шагов она застыла. Ей нужно было двигаться, прогнать бурю эмоций, чтобы думать ясно. Но она не хотела идти в храм. Она все равно пошла в ту сторону, подумывая о визите в кладовую, но вместо этого ноги повернули на север. Мимо дома, тропу, укрытую снегом, определяли только деревья по краям. Конюшня. Свежий воздух, пространство. Это лучше, чем затхлый склад. Ускорившись, она пошла к заснеженному лесу. Снег создавал достаточно света, чтобы видеть даже темные тени под деревьями. Она шла среди кружащихся снежинок в тишине и словно вошла в другой мир. Дом за ней пропал, она видела лишь деревья неподалеку, их ветки были покрыты снегом, как торт глазурью. И хотя снег успокаивал, она не могла прогнать эмоции, которые заставляли ее ноги двигаться. Деревьев становилось все меньше, а потом они пропали, появилась поляна. Темные силуэты лошадей виднелись на снегу. Она открыла калитку и прошла к ближайшему коню — черному с одной белой задней ногой. Он насторожил уши, и она, не зная толком, подумала, что это мерин. — Привет, — пропела она и протянула осторожно руку. Он позволил погладить мягкий нос, его ноздри раздувались, вбирая ее запах. Она улыбнулась и приблизилась. — А ты красавец, да? До того, как ее отметила ками, она любила лошадей и хотела ходить на уроки езды верхом летом. Коней использовали на некоторых церемониях и фестивалях, потому они и были в храме Шираюри. Но когда она получила метку, езда верхом оказалась в первых строках списка занятий, что были слишком опасны для нее. Камигакари не должна была рисковать сломать шею. — Они забрали все, — прошептала она, стряхивая снег с гривы коня и приглаживая ее. — Они забрали у меня все из-за обещания, которое было их ложью. Как они могли? Как можно быть такими жестокими? Она прижалась лбом к теплой шее коня. Они обманули ее. Жертва была частью роли камигакари. Может, они скрывали правду не для того, чтобы предать ее, а чтобы ей было проще… или они думали, что такая правда отпугнет желающих. Она судорожно выдохнула. Сделанного не воротишь. Она была отмечена, она не могла ничего поделать с солнцестоянием. Это была ее судьба, ее будущее, ее долг. Не этого она ожидала, не к этому стремилась, но конец уже был определен. У нее не было выбора. Сжав дрожащие губы, она боролась с волнами эмоций, терзающих ее сердце. Отчаяние, смирение, страх боролись с пылающим гневом из-за предательства тех, кто послал ее по этому пути. Конь потерся носом о ее плечо, словно успокаивал ее. Она подняла голову и посмотрела в его темные глаза. Она так много отдала из-за их лжи. Она уже жертвовала много раз, а вскоре пожертвует в последний. Она замерла, глядя на лошадь. Волны отчаяния и смирения угасли. Может, у нее получится хоть что-то сделать для себя. Немного эгоизма ведь можно? За минуту она нашла укрытые снегом поводья, висящие на ограде, и прикрепила к упряжи коня. Он спокойно подошел к прямоугольному тюку сена и ждал, пока она заберется на него. Стоя на сене с поводьями в руках, она замешкалась, сердце колотилось. Земля уже была ужасно далеко, а спина коня была еще выше. Она была одна, никто не знал, где она. Было ли это хорошей идеей? Это не было связано с камигакари, этого хотела она для себя, только и всего. И если она этого не сделает сейчас, она больше не получит шанс. Подавив страх, она схватилась за гриву коня и забросила ногу на его спину. Она забралась почти просто. Сидеть было неудобно, но она была рада. Мерин дернул ушами и выпустил облачко белого пара, от которого закружились снежинки. Она гордо сидела на коне с широкой улыбкой. Смотрите, она едет на лошади! Ну, еще не едет. Сидит. Но уже близко. Она это сделала! Дрожь охватила ее. Она всегда была такой послушной. Решить за себя, сделать что-то запретное было удивительно заманчиво. Она погладила шею коня, наслаждаясь моментом, теплом и силой коня, красотой изгиба его шеи, подергиванием его ушей. Закрыв глаза, она представила, как мчится по пастбищу, волосы развеваются за ней, холодный ветер бьет в лицо, а снежинки проносятся мимо. Еще через минуту она вздохнула, радуясь своему приключению, но тут ее охватило сильное желание сделать еще что-то, что она не испытывала. Жалость Катсуо теперь была понятной. Еще вздох, и она склонилась и собиралась слезть с коня. Он топнул копытом и насторожился. Она застыла, пытаясь понять, что его встревожило. Его уши были направлены вперед, а между ними виднелась калитка. Открытая калитка. Она оставила калитку открытой намного шире. Мерин фыркнул. Его мышцы двигались под ней. Она потянула за поводья, конь опустил голову, и она от этого подвинулась вперед. Конь сорвался с места. Она завопила, а он топал копытами. Она держалась за поводья изо всех сил, ветер трепал ее волосы, стянутые в хвост. Мерин промчался в калитку к тропе, повернул налево, из-под копыт вылетал снег. Другие три лошади заржали, словно поддерживали его, а он убегал от конюшни. Эми прижималась к его спине, кричала, но не издавала ни звука. Она тянула за поводья, но конь не замедлялся. Он бежал, наслаждаясь движением. Они оказались в лесу. Снег кружился повсюду, превращая мир в белый. Ледяной ветер, холоднее, чем в ее воображении, заставлял ее лицо неметь. Время пропало, осталась паника. Она могла лишь держаться. Деревья проносились, местность напоминала склон. Все выше и выше. Мерин знал тропу, поворачивал без сомнений, порой для этого сбавляя темп. Слева от них гора поднималась, а справа обрывалась. Конь повернул. Павшее дерево в нескольких ярдах впереди закрывало проход. Он завопил, и Эми полетела через его голову, а он резко остановился. Она перелетела дерево и упала на землю у края тропы. Она приподнялась над снегом, кривясь от боли, а потом земля обвалилась под ней. Она ехала на спине, спускалась по склону ногами вперед, едва не задевая деревья по бокам. Листья и снег падали отовсюду, ослепляя ее. Постепенно склон превратился в ровную землю, и она остановилась. Голова кружилась, она лежала на спине, снег таял в ее волосах. Она сжала пальцы, впиваясь ими во влажные листья. Все тело болело. Тяжело дыша, она осторожно села, моргая. Деревья. Она была окружена соснами, елями и спутанными ветвями клена и дуба, украшенными разноцветными листьями. Снежинки плясали вокруг нее, тени ночи смягчались из-за приближения рассвета. Земля здесь была почти ровной. Она посмотрела в сторону, откуда упала, и там виднелась тропа, которую она пробила в снегу. Ей стало не по себе от того, каким пологим выглядел склон. Он поднимался все выше и выше, а потом все закрывал снег. Она не видела коня. Страх пробрался в нее, быстро набирая силу. Она была одна в лесу. В северных горах. Катсуо говорил, что тут полно ёкаев. И никто не знал, что она покинула спальню. ГЛАВА 7 Она не могла позволить себе паниковать. Это обернется плохо. Если она запаникует, то не может мыслить, а ей нужно было думать. Эми сидела, не двигаясь, словно если бы она ушла, стало бы хуже. Она была одна в лесу. Она была одна, но не так далеко от храма. Ее пугающая езда на лошади длилась пару минут, это лишь пару миль, верно? Пара миль от храма. Это не так и плохо. Она могла пройти их меньше, чем за час, да? Может, она даже вернется раньше, чем все проснутся. Небо стало светлее, но рассвет еще не коснулся горизонта на востоке. Она огляделась. Где же восток? В какой стороне храм? Тропа сначала шла на север, а потом начались повороты, гора, и она легко могла оказаться восточнее или западнее. Панику едва удавалось сдерживать. Она упала со склона. Храм был возле горы на южной стороне. Ей нужно просто идти от утеса, и направление будет правильным. Она встала на ноги и стряхнула снег с одежды. Ее тело болело, мышцы стонали даже от небольших движений, но все работало. Она игнорировала боль и сосредоточилась на отряхивании одежды, после чего убрала листья из волос. Тонкий голос паники смеялся над ее глупостью, над тем, что она переживала за внешний вид в такой ситуации, но знакомые движения успокаивали ее. Она приходила в себя. Осмотрев склон, она пошла в другую сторону. Она сможет. Просто идти прямо, и она вернется в храм раньше, чем поймет. Листья под снегом хрустели от каждого ее шага, и только этот звук слышался в лесу. В темноте и падающем снеге ничего не было видно. Она щурилась и крепко обхватывала себя руками. В лесу было тихо, дыхание оглушало ее. Она скользила взглядом по снегу, отмечала листья, ветки, искала в тенях движения. Она замерла на полушаге, заметив странные следы на снегу. Рассмотрев их, она решила, что крохотные следы копыт оставил кабан. Дикие кабаны водились в горах. Она отвела взгляд и пошла дальше. Животные в лесу беспокоили ее меньше, чем ёкаи, но она вряд ли увидела бы их следы, пока не было слишком поздно. Она обходила деревья, низкие кусты, и безумные мысли терзали ее спокойствие, как стая волков. Что с ней было? Что за детские выходки? Как побег посреди ночи на незнакомом коне мог что-то исправить? Стоили ли пара минут адреналина такого? Что будет, если остальные поняли, что она ушла? Она покинула комнату, оставив там разбросанными воспоминания на полу. Ее дневник был открыт, как и руководство каннуши. Ей нужно вернуться раньше, чем они это обнаружат. Если она придет вовремя, то они не узнают, что она ходила к конюшне. И пропажу лошади спишут на открытую калитку. Все будет хорошо. Вид вздымающегося снега в нескольких ярдах впереди нарушил ход ее мыслей. Она остановилась. Что-то большое билось на земле недавно, судя по тонкому слою снега, припорошившему потревоженную землю. Это был ёкай? Насколько он близко? Она пыталась увидеть что-то среди снегопада. След вел по склону вверх и пропадал в темноте. Она огляделась и увидела следы, ведущие в лес. Ее следы. Это был не след чудовища, забравшегося за склон, а след, что остался от ее падения. Она вернулась туда, откуда начала. Паника вспыхнула в ней, чуть не захлестнув. Она прошла по кругу? Как? Она была уверена, что идет прямо! Заломив руки и позволив себе задыхаться минуту, она взяла себя под контроль. Она повернулась к склону, развернулась на сто восемьдесят градусов и выбрала дерево вдали, насколько ей было видно в темноте и снегопаде. Она снова пошла, глядя на выбранное дерево. Когда она достигла его, она выбрала другое и пошла к нему. А потом еще и еще. Лес был тихим и неподвижным, атмосфера в темноте — сонной. Как давно она шла? Двадцать минут? Тридцать? Ее размеренное дыхание превращалось в облачка пара перед лицом. Не было видно храма, пастбища или тропы. Покрывало снега скрывало землю, она могла идти поверх троп, не видя их. Она уже не знала, куда именно идет. Земля поднималась, а потом опускалась, мешая ей понять направление. Она отчаянно посмотрела на следующее дерево, надеясь, что все еще идет на юг, если она вообще шла на юг все это время. — Кар! Она сжалась, потеряла равновесие и чуть не упала. Она вскинула голову, снежинки покалывали лицо. Над ней на ветках дуба сидела черная ворона. Ее голова склонилась, она каркнула снова, разбивая тишину леса. — Шшш! — зашипела она, но без толку. — Кар! Зло посмотрев на птицу, она оглянулась и поняла, что потеряла дерево, к которому шла. Она стояла посреди поляны в десять футов шириной, покрытой нетронутым снегом, и не знала, куда идти. — Кар-кар-кар! — Тише, — прорычала она, расправив плечи. К какому дереву она шла? Она не думала, что успела развернуться, но она подпрыгнула в воздух от первого крика вороны. Оглянувшись на свои следы на снегу, она попыталась понять, шли ли они по прямой или чуть заворачивали влево. — Кар-кар-кар! Она стиснула зубы от шума. Птица вдруг притихла. Она не сдержалась и посмотрела наверх. Ворона смотрела на деревья справа, застыв, как статуя. Тишина была слишком тяжелой. Ее сердце колотилось в груди, страх растекался по венам. Новый страх. Страх, что скользил по земле, обхватывал ее ноги, тянулся ледяными пальцами к ее сердцу. Она ощущала такой страх в день, когда умерла Хана. Отпрянув на пару шагов, она сунула правую руку в противоположный рукав кимоно. Из кармашка она вытащила стопку бумажных офуда. Дрожащими пальцами она развернула веером прямоугольные талисманы и посмотрела на темные надписи на каждом. Среди деревьев, на которые смотрела ворона, треснула ветка. Тихие шаги прозвучали по земле, быстрые, бегущие. Бегущие в ее сторону. Она упала на колени и обрисовала круг на снегу. Топ-топ-топ. Быстрые шаги зверя, что-то бежало к ней, не пытаясь скрываться. Тьма вдруг стала непроглядной. Каждая день казалась угрозой. Она впилась в офуда, сминая их, в панике не помня, где среди них чары барьера. Эти чары были сложными, требовали много ки, использовались только в крайних случаях. Топ-топ-топ. Все ближе и ближе. Слишком близко!