— Нет, этот человек возил меня к врачам, желая сдать в сумасшедший дом. И вообще, он мне отец ненастоящий, потому что у меня там, в другом городе, есть иной, подлинный… Виктор умудрился также сесть в трамвай и ехал теперь вместе с ней! Вика закричала ему в лицо: — Не ври! Ты же умелый манипулятор, так тебя охарактеризовала собственная мать! Я не верю ни единому твоему слову! Ты намеренно завалил экзамены, чтобы я тебе помогала. Хотя, судя по всему, ты отлично соображаешь. До такой степени отлично, что тайно сделал мои фотографии и прилепил их на плакаты с голыми тетками. Ты болен, Титов, причем давно и очень серьезно! Иди лечись! Виктор что-то бубнил, но Вика, зажав уши руками, не желала его слушать. Наконец в окно трамвая она увидела, как он вышел и переходит через пути, таращась в ее сторону, — наконец-то он избавил ее от своего общества. Выйдя на следующей остановке, Вика отправилась домой пешком, по пути вдоволь наплакавшись и приняв решение — никогда в жизни она больше не будет иметь ничего общего с этим психом. Виктором Титовым. И пусть в глубине души ей было его еще жаль, это не значило, что он мог ей врать и манипулировать ею. А также развешивать в шкафах пошлые плакаты с ее лицом. Вика позвонила Игорю и, услышав его голос, произнесла: — Так мы поедем сегодня на пляж? Трагедия случилась в самом начале августа — над городом, после долгих дней изнуряющей жары, громыхала чудовищная гроза, сопровождаемая устрашающими зарницами и монументальными раскатами грома. Вика, проснувшись от шума тропического ливня, долго ворочалась на кровати с боку на бок, не в состоянии снова заснуть. Потом она, обхватив себя руками, стояла около окна, за которым бушевала стихия, и в голову отчего-то лезли мысли о Викторе Титове. Раздался пронзительный телефонный звонок, затем приглушенные голоса родителей. Вика выглянула в коридор — часы показывали без десяти три ночи. — Ты не спишь? — спросила озабоченно мама, как ни странно, полностью одетая. — Сейчас позвонил наш главврач. Грандиозный пожар в районе старого рынка, масса пострадавших, нас всех вызывают на работу… Отец, положив трубку телефона, заявил: — Сейчас тебя заберет моя служебная машина. Одну я тебя в такую погоду не отпущу и поеду с тобой… Мама махнула рукой: — Нет уж, оставайтесь дома! Потому что будете все равно только путаться под ногами. В ту ночь Вика долго не могла заснуть: на улице то и дело раздавались завывания сирен и громкие голоса. Следующее утро принесло первые осенние температуры и временное похолодание, а также весть о том, что во время пожара в нескольких коммунальных квартирах в районе старого рынка несколько человек погибли и около полусотни пострадали. Старый рынок… Вика вспомнила, что недавно была там. Ведь именно там проживал Виктор Титов. Она искренне надеялась, что с ним и его семьей все в порядке, однако не намеревалась наводить справки — снова оказаться в обществе ненормального приятеля ей ой как не хотелось. Из-за бессонной ночи Вика прилегла на диван после завтрака и подскочила из-за звонка в дверь. Часы показывали первый час дня, родителей дома не было: мама была все еще в больнице, отец отправился в университет на экстренное заседание. Решив отчего-то, что это вернулась с работы мама, Вика, шатаясь, приблизилась к двери, отомкнула ее — и увидела стоявшего на пороге Виктора Титова. В руках он держал старенький портфель, а также свою семейную фотографию, которую Вика до этого видела в коммунальной квартире. — Извини, что смею беспокоить тебя, — произнес он со скорбной улыбкой. — Однако мне некуда больше идти. Потому что наша квартира этой ночью сгорела. При пожаре погибли и мама, и отец. Это, уверяю тебя, не выдумки — можешь позвонить в милицию и проверить. А у меня никого, кроме тебя, на этом белом свете просто-напросто нет. Родители с большим энтузиазмом принялись за обустройство жизни Виктора — еще бы, ведь бедный мальчик, который им так нравился своей скромностью и вежливостью, в одночасье лишился не только крова, но и отца с матерью! А вот Вика очень настороженно отнеслась к новому гостю, вернее, как она для себя его называла, подселенцу. Конечно, ей было очень жаль Виктора, точнее, его родителей, в особенности маму, которую она хоть и знала очень поверхностно, но которая, несмотря на все, очень ей понравилась. Дело было в ином — в том, как Виктор вел себя. Теперь Вика смотрела на него иными глазами, помня слова его покойной мамы о том, что он умелый манипулятор. Так и было — когда надо, он умел пустить слезу, дать трагическую нотку, поддакнуть или, наоборот, помолчать, перевести разговор на нужную тему или ввернуть правильное слово. Отец был в полном восторге от Виктора и практически клятвенно обещал ему, что проблем с поступлением в университет у него после окончания школы не будет. Мама тоже была очарована «молодым человеком», у которого — и в отношении этого Титов, кажется, не врал — не было ни единого близкого родственника. Вика несколько раз осторожно пыталась завести с мамой разговор о том, что эта страшная трагедия, не исключено, негативно повлияла на психику Виктора, на что мама отвечала, что он держится с очень большим достоинством и ведет себя как взрослый. Причем говорила она это в укор дочери, которую считала избалованной девчонкой. Вике было крайне жаль родителей Виктора, но отчего-то не было жаль его самого. Она украдкой наблюдала за ним во время церемонии похорон его отца и матери на городском кладбище — Титов отлично играл роль безутешного сироты, но в те моменты, когда был уверен, что никто на него не смотрит, на его бледном лице проскальзывало странное хитрое выражение. Точнее, улыбка победителя. Виктору отвели одну из комнат в их большой квартире, отец заявил, что приложит все усилия, дабы молодому человеку выделили за счет города собственное жилье. Вика тяготилась присутствием Титова, однако знала, что никто не поймет, если она открыто выступит против гостя: еще бы, он был подростком, на которого обрушились небывалые несчастья, а она — бессердечной дочуркой богатых и влиятельных родителей. Поэтому Вика приняла для себя решение — она будет просто игнорировать Виктора. Он множество раз подкатывал к ней, прося возобновить с ним репетиторство, на что Вика каждый раз неизменно отвечала: — Ты же и так все отлично знаешь. Или тебе напомнить? Кроме того, она стала демонстративно приглашать к ним в квартиру Игоря, что не очень-то нравилось отцу и маме, а Виктора буквально бесило. В особенности если Игорь позволял себе поцеловать Вику или прижать ее к себе в те моменты, когда родителей не было рядом. Однажды Игорь дал рукам волю и попытался заняться с Викой на диване в гостиной легкими эротическими играми. Внезапно за его спиной появилась бледная физиономия Титова, который запричитал: — Отойди от нее! Оставь ее в покое! Игорь, развернувшись, как следует тряхнул Виктора и заявил: — Шпион-извращенец, ты что тут делаешь? Мало того, что тебя добрые люди подобрали, как бездомного щенка, к себе взяли, так ты еще… В этот момент Титов, издав громкий крик, согнулся, как будто его кто-то ударил, хотя его никто и пальцем не тронул, и заверещал на всю квартиру: — Не бей меня, Игорь! Прошу тебя, не бей меня в живот! На его крики прибежали родители Вики и, заметив корчащегося на ковре миниатюрного худощавого паренька и возвышавшегося над ним растерянного спортсмена Игоря, приказали последнему тотчас убраться восвояси. — И не смей больше приходить к нам! — выталкивая молодого человека из квартиры, заявил разъяренный отец. Вика попыталась разъяснить, что никто Титова пальцем не тронул и что Игорь ни в чем не виноват, однако отец и слышать об этом не желал. А Виктор, отлично играя на отцовском гневе, поддакивал и вставлял фразочки, подводя отца к мысли о том, что Игорь крайне опасен и желает только одного: как можно быстрее лишить невинности его дочь. Расплакавшись, Вика заперлась у себя в комнате, натянув на голову наушники и слушая что-то попсовое. Только через какое-то время, случайно обернувшись, она в ужасе заметила, что около ее стола, склонив голову набок, стоит и беспардонно рассматривает ее Виктор. — Ты как сюда попал? — произнесла в ужасе Вика, срывая наушники: она ведь точно помнила, что заперла дверь, и ключ все еще торчал в замке. — Как водится, через дверь, — усмехнулся Виктор. — Что, этот музон нравится? Подскочив, Вика бросилась к двери, осмотрела ее, не понимая, как Титов смог проникнуть в ее комнату. — Ты как сюда попал? — снова спросила она. — Говори, иначе позову родителей и… И скажу, что ты ко мне приставал! На лице Виктора возникла хитрая, уже виденная ею на похоронах его родителей ухмылка, и он ответил: — Не советую. Тогда мне придется поведать твоим предкам о том, чему я стал свидетелем. А именно твоему бурному сексу с Игорюнчиком! И как вы стращали меня и предлагали деньги, чтобы я никому об этом не поведал. Но моя совесть не позволит утаить это от твоих добрейших родителей, предоставивших мне кров… Уставившись на наглеца, Вика заявила: — Они тебе не поверят! Виктор осклабился: — А я вот думаю, что поверят. В особенности если я во всех ужасных подробностях поведаю им, как ты занималась с Игорюнчиком сексом. Оральным сексом… Вика опустилась на стул, а Титов, подойдя к ней, произнес: — Я ведь многого не прошу… Давай все будет как прежде. Мы будем проводить вместе время. Если тебе это так надо, ты будешь встречаться с этим дебилом Игорьком. Я смогу даже вас прикрывать, чтобы вы могли с ним трахаться… Он торопливо облизнул свои узкие губы. — Что ты несешь? — заявила Вика. — Не будет ничего как раньше! Ты съедешь от нас как можно быстрее, это понятно? И оставишь меня наконец в покое! Виктор вперил в нее взгляд своих арктически-ледяных глаз. — Вика, ты ведь не дура и понимаешь, что будет, если твой отец узнает, что ты… Что ты со смаком сосала Игорьку. А мне он поверит, потому что сам недолюбливает этого наглого бугая. Точнее, даже не мне, а тому, чего и так опасается и чему хочет верить сам по себе. Думаю, ни тебе, ни ему не поздоровится… Он снова облизнул узкие губы, и Вике сделалось тошно. Так и есть, умелый манипулятор. Более того, психопат, обожающий определять жизнь других. Ее жизнь. — Что ты хочешь? — спросила Вика дрогнувшим голосом. — Я должна… должна заняться с тобой сексом? Лицо Виктор окаменело, он проскрипел: — Как ты можешь такое думать! Я ведь не какой-то извращенец наподобие твоего Игорька! Ты — моя муза, моя богиня, мой идеал! А я просто хочу быть с тобой, знать, что у тебя все в порядке, защищать тебя, не позволять никому, в особенности таким похотливым скотам, как Игорек, причинить тебе вред… Чем дольше Вика слушала Титова, тем сильнее убеждалась в том, что он болен. Причем очень серьезно болен. — Но почему я? — прошептала она. — Почему именно я? Заведи себе другую богиню… Виктор усмехнулся, и в его глазах вспыхнул адский огонь. — Потому что я так решил, Вичка. Можно я, как и этот скот Игорек, буду называть тебя так? Потому что я люблю тебя, но не плотски, как этот урод, а исключительно платонически. Я готов ради тебя на все. Буквально на все… Вика тяжело вздохнула. Посмотрев на Виктора, она произнесла: