«Когда я буду герцогиней», — сказала себе Алиса (правда, несильно–то и надеясь на это), — «Я хочу, чтобы на моей кухне совсем не было перца. Суп без него и так хорош». «Да, да, вероятнее всего это только перец заставляет людей так горячиться,» — продолжала рассуждать она, радуясь своему открытию, — «от уксуса становятся кислыми, а от касторки человек наполняется горечью, а… а от доброй порции мороженого и всего такого дети добреют. Если б взрослые знали это, то не скупились бы на сладкое…» Алиса так увлеклась, что совершенно забыла о Герцогине. Поэтому она слегка вздрогнула, когда у самого уха раздался ее голос: «Ты о чем–то задумалась, дорогая, что и заставило тебя умолкнуть. Я пока затрудняюсь сказать тебе, что есть мораль сего, но обязательно вспомню через минутку». «А может, и нет никакой морали», — осмелилась предположить Алиса. «Что ты, что ты, деточка! Мораль имеет все, стоит только ее найти!» — поучительно сказала Герцогиня Алисе, плотнее прижимаясь к ее боку. Алисе весьма не нравилась эта близость. Во–первых, потому что Герцогиня была очень уродлива. Во–вторых, потому что ее подбородок приходился как раз в плечо Алисе, а это был острый, неудобный, подбородок. Тем не менее, поскольку Алисе не хотелось быть невежливой, она терпела, насколько это было возможно. «Теперь игра идет намного лучше», — сказала Алиса, чтобы хоть как–то поддержать разговор. «Именно так», — согласилась Герцогиня, — «И мораль сего: Любовь, ты зла! Из–за тебя тонули даже корабли!« «А кто–то говорил, что это из–за необдуманных поступков!» — намекнула ей Алиса. «Ах, да!.. Хотя это тоже самое», — ответила Герцогиня, сильнее вдавливая свой маленький острый подбородок Алисе в плечо, — «И мораль сего: Смысл слово бережет». «Как же она любит находить во всем мораль!» — подумала Алиса. «Полагаю, тебе интересно, почему я не беру тебя за талию», — произнесла Герцогиня, спустя некоторое время, — «Все дело в том, что мне неизвестны повадки твоего фламинго. Установить мне их опытным путем?» «Он может укусить», — предупредила Алиса, поскольку ей вовсе не хотелось участвовать в этом опыте. «Сущая правда», — воскликнула Герцогиня, — «Фламинго и горчица — оба кусаются. И мораль сего: От жизни собачей птица бывает кусачей». «Но ведь горчица — не птица!» — заметила Алиса. «Как всегда ты права», — согласилась Герцогиня, — «Как ясно ты изъясняешься!» «Это полезное ископаемое, по–моему», — сказала Алиса задумчиво. «Ну конечно же! Как раз здесь поблизости ведутся обширные разработки горчичных залежей. И мораль сего: Работа — не волк, в лесу не лежит», — подхватила Герцогиня, которая, похоже, готова была согласиться со всем, чтобы Алиса ни сказала. «А, вспомнила!» — воскликнула Алиса, пропустив мимо ушей сказанное, — «Это овощ. Она не похожа на овощ, но это так». «Полностью с тобой согласна», — снова поддакнула Герцогиня, — «И мораль сего: Будь сама собой — или, проще говоря, — Не будь такой, какой ты не кажешься другим, кому ты показалась бы такой, какой была бы, если б не казалась другим такой, какая ты есть тогда, когда ты покажешься другим такой, какой ты была». «По–моему я бы лучше поняла, если бы записала это», — очень вежливо сказала Алиса, — «А так я не успеваю следить за вашими словами». «О! Это еще ничего, по сравнению с тем, как я могу сказать при желании!» — ответила Герцогиня тоном глубокого удовлетворения. «Пожалуйста, не утруждайте себя, пытаясь сказать длиннее», — поспешила попросить Алиса. «Ну что ты, о труде не может быть и речи!» — обрадовалась Герцогиня, — «Дарю тебе все, что я до этого сказала», «Ничего себе подарочек! Хорошо хоть на дни рождения таких пока не дарят!» — подумала Алиса, но не решилась сказать это вслух. «Опять задумалась?» — спросила Герцогиня, еще сильнее ткнувшись подбородком в плечо Алисе. «В конце концов вправе я подумать?!» — резко отозвалась Алиса, поскольку ее это начинало раздражать. «Ровно столько, сколько свиньи вправе летать. И мор…» — произнесла Герцогиня. Алиса сильно удивилась тому, что голос Герцогини оборвался прям посреди ее любимого слова «мораль», и рука ее задрожала в руке Алисы. Подняв голову, Алиса увидела Королеву. Она стояла, преграждая им путь, скрестив руки на груди и хмуря брови, словно тучи. «Добрый день, ваше величество», — начала было Герцогиня дрожащим тихим голосом. «Так, я тебе делаю последнее предупреждение», — заорала на нее Королева, топнув ногой, — «Сейчас должна исчезнуть либо ты, либо твоя голова! Причем немедленно! Выбирай!!!» Герцогиня сделала свой выбор и вмиг скрылась из виду. «Пошли играть», — сказала Королева уже Алисе. Алиса так испугалась, что ни слова не могла произнести в ответ, лишь медленно последовала за ней на крокетное поле. Гости, воспользовавшись отсутствием Королевы, отдыхали в теньке. Но стоило им завидеть ее, тут же поспешили вернуться к игре. Королева только буркнула, что еще одна секунда промедления стоила бы им жизни. Во время игры Королева не переставала ругаться с гостями и орать: «Отрубить ему голову!!! Отрубить ей голову!!!» Тех, кого она приговаривала, арестовывали солдаты, переставая, конечно же, при этом быть дугами. Таким образом, примерно через полчаса не осталось ни одной дуги, и все игроки за исключением Короля, Королевы и Алисы были приговорены к смерти и арестованы. Королева совершенно выбилась из сил и, остановившись, чтобы перевести дух, спросила у Алисы: «Ты еще не повидалась с Минтакрабом?» «Нет», — ответила Алиса, — «Я даже не знаю кто это». «Да это тот, из кого делают крабовые палочки и варят суп», — пояснила Королева. «Я никогда не видела ни его… ни его головы», — добавила Алиса. «Тогда пошли, и он расскажет тебе свою историю», — сказала Королева. Когда они уходили, Алиса услышала, как Король потихонечку сказал толпе арестантов: «Вы все помилованы». «А вот это уже хорошо!» — подумала Алиса, ее страшно угнетало количество намеченных Королевой казней. Вскоре они наткнулись на Грифона (для тех, кто не знает, объясняю — крылатого льва с орлиной головой), дремавшего на солнышке. «Вставай, лежебока! Проводи эту девочку к Минтакрабу, пусть послушает его историю. А мне нужно вернуться посмотреть ряд казней, назначенных мною на сегодня», — сказала Королева и удалилась, оставив Алису один на один с Грифоном. Внешность этого создания Алисе конечно не нравилась, однако с ним было куда безопаснее, чем со свирепой Королевой. Поэтому Алиса покорно ждала. Грифон встал, протер глаза и, проводив взглядом Королеву, пока та не скрылась из виду, хихикнул. «Смехота!» — сказал он то ли себе, то ли Алисе. «Что смехота?» — спросила Алиса. «Да вон она», — ответил Грифон, — «Это все ее фантазия. Знаешь, ведь она никого и не казнит. Пошли!» «Все тут только и говорят «пошли»,» — думала Алиса, не спеша следуя за ним, — «За всю мою жизнь, никогда раньше мною так не понукали! Никогда!» Долго идти не пришлось. Вскоре они увидели Минтакраба, одиноко сидящего на небольшом обломке скалы. Подойдя ближе, Алиса услышала душераздирающие вздохи, и ей стало очень жаль его. «О чем он горюет?» — поинтересовалась Алиса у Грифона. На что тот ответил в том же духе, что и прежде: «Это все его фантазия. Знаешь, ведь ему и горя нет. Пошли!» Когда они пришли, Минтакраб лишь молча взглянул на них большими рыбьими глазами, полными слез. «Со мною девочка. Она хочет узнать твою историю, действительно хочет», — обратился к нему Грифон. «Я расскажу ей», — отозвался Минтакраб таинственно и приглушенно, — «Садитесь оба, и ни слова, пока я не закончу!» Алиса и Грифон уселись, после чего несколько минут длилось гробовое молчание. «И когда же он закончит, если и не начинает?» — подумала Алиса, но терпеливо ждала. «Когда–то я был настоящим крабом», — произнес наконец Минтакраб, после чего снова повисла тишина, нарушаемая лишь постоянными тяжкими всхлипами Минтакраба да периодическим урчанием Грифона: «Хр–р–р!» Алисе так и хотелось встать и сказать: «Спасибо за столь увлекательную историю», — но продолжала молча сидеть, поскольку ей почему–то казалось, что должно ведь быть продолжение. «Когда мы были маленькими», — в конце концов продолжил Минтакраб уже спокойнее, продолжая тем не менее время от времени всхлипывать, — «Мы ходили в морской лицей. Классным руководителем у нас была старая Черепаха. Мы предпочитали звать ее Сомом…» «Почему сомом, если он был черепахой?» — спросила Алиса. «Потому что Георг Симон Ом лучший в области акустики. Вот мы и звали Черепаху с Омом проводить у нас занятия совместно», — сердито ответил Минтакраб, — «Какая ты, право, глупая!» «Тебе должно быть стыдно задавать такие наивные вопросы», — добавил Грифон. После этого оба молча уставились на Алису, которая и без того готова была сквозь землю провалиться. В конце концов, Грифон обратился к Минтакрабу: «Продолжай, старина! Не тяни резину!» Минтакраб возобновил рассказ со слов: «Да, мы ходили в морской лицей, хотя, возможно, ты и не веришь этому…» «Я такого не говорила!» — перебила Алиса. «Говорила!» — буркнул Минтакраб. «Прикуси язык!» — вставил Грифон, прежде чем Алиса снова раскрыла рот. «Мы получили лучшее образование, ведь фактически днем мы всегда ходили учиться…» — продолжил Минтакраб. «Я тоже ходила не в вечернюю школу», — заметила ему Алиса, «Так что не стоит так гордиться этим». «И платные курсы проходили?» — спросил Минтакраб с легкой тревогой в голосе. «Да», — ответила Алиса, — «Мы брали дополнительно уроки французского, музыки…» «И стирки?!» — вставил Минтакраб. «Конечно нет!» — ответила Алиса пренебрежительно. «Уф–ф! Значит эта ваша школа была не так хороша», — с великим облегчением вздохнул Минтакраб, — «Вот в нашем лицее у нас в договорах писалось: «Французский, музыка и стирка — платно».» «Живя–то на дне моря, могли бы это и не изучать», — заметила Алиса.