Я посмотрела на нее. Ее озабоченный хмурый взгляд почти сравнял меня с землей. — Я не могу, — сказала я, качая головой. — Я просто не могу. Прости. — Мои мысли затуманились, отчего закружилась голова. Я повернулась и побежала, просто побежала, в сторону школы. Я слышала, как она звала меня, знала, что она побежала за мной. Входная дверь раскачивалась на ветру. Подловив момент, я пробежала через нее и помчалась по коридору. Я не видела доктора Райт, но слышала, как она звала меня. Проигнорировав и ее, я заметила туалет (для мальчиков), где закрылась в одной из кабинок. Задыхаясь, я села на крышку унитаза, подтянула колени к груди и боролась со слезами. Прошли минуты, а может быть, часы, но ни Кэт, ни доктор Райт так и не нашли меня. Что мне делать? Что мне делать, черт возьми? Я уже пропустила свой автобус и не хочу звонить бабушке, чтобы она забрала меня. Просто… я не могла сесть в машину сегодня. Ни с кем. Если бы кто-то умер из-за меня, я бы никогда не смогла избавиться от чувства вины. "Ты ведь понимаешь, что ведешь себя глупо, верно?" Да, понимаю. Но помогло ли это мне? Нет. До моего дома было всего несколько миль. Я решила пойти пешком. Да, это было идеальное решение. Никаких машин, заодно получу столь необходимую физическую нагрузку. Наконец я успокоилась. Дождь может начаться в любой момент, и, к тому времени, как вернусь домой, я, вероятно, промокну до нитки, но все будут в безопасности. Это главное. Глава 6 Совет умирающей гусеницы Ужин был напряженным. Бабуля вернулась домой раньше, и не застала меня дома. Поэтому забеспокоилась. Она звонила мне много раз, но я не отвечала. Знала, что она будет настаивать на том, чтобы приехать за мной, а мои протесты останутся без ответа. Поэтому я сразу отправляла ее на голосовую почту, слушала ее сообщения, и каждый раз писала ей ответ, сообщая, что я уже в пути и со мной все в порядке. — Какой смысл от телефона, если ты им не пользуешься, — пробормотала она. — Я пользуюсь им, — сказала хриплым голосом. Мой нос был холодным и заложенным, и если я чихну еще раз, то, надеюсь, сдую эту штуку с лица. — Я писала тебе сообщение. — Несколько раз. Ее морщинистое лицо скривилось от отвращения, и она стала старше, чем была на самом деле. — И я не знала, как ответить! Я никогда не вводила в телефон ничего, кроме номера. — Я научу тебя, — сказала я, и одной этой мысли было достаточно, чтобы заставить меня нервничать. Я уже знала: ей придется много раз поправлять очки, повторять информацию, как будто я говорила по-гречески, пока она, наконец, не попросит меня записать все на понятном ей языке. Но не было такого языка, который она могла бы понять, поэтому мы никогда ничего не добьемся. — Ты научишь меня? — спросила бабушка. Видите? Уже заставляет повторять. — Да. — Ты, девушка, у которой даже не хватает ума не выходить под дождь, пока я не приеду за тобой? Подчеркивая собственную глупость, я чихнула. — Да. — Все. Я отвезу тебя к врачу. — Она бросила свою салфетку на стол. — Небось, заработала себе пневмонию! — Я не больна, бабушка. Честно. — Я же не пошла в лабораторию, не попросила блюдо с их самым вкусным вирусом и не стала его есть. Она глубоко вдохнула… выдохнула… затем подняла салфетку. — Хорошо. Если завтра у тебя не будет температуры, то научишь меня писать смс. Супер. Спасибо. — Что ты делала, когда мама опаздывала? — Я раздавливала вилкой горох по своей тарелке. — У нее никогда не было мобильника. Дедуля нахмурился. — Так вот что сегодня было? Решила напугать нас, чтобы мы не забрали у тебя телефон? Честно, Али. Это было лишним. Мы бы не стали делать ничего подобного. — Все было совсем не так, — сказала я. — Мне захотелось прогуляться. — И это была стопроцентная правда. — Из-за плохой погоды я знала, что ты не разрешишь, если расскажу тебе. Кроме того, я боялась, что в меня ударит молния и, если телефон будет у уха, меня ударит током. Смс было лучшим вариантом. — Опять же, это правда, но с опущенными важными деталями. — Тогда не ходи больше домой пешком, — сказал дедушка строгим голосом. Но в его глазах было видно, что он волновался. За последние несколько дней он потерял несколько седых прядей, отчаянно державшихся на голове. Из-за меня? — Я не пытаюсь… Как сейчас говорят подростки? — спросил он бабушку. — Влезать в ее дела, — сказала бабушка. Даже не улыбнувшись. — Верно, — ответил он. — Мы не пытаемся влезать в твои дела, Али. Ого, ничего себе. Ладно. Они пытались быть со мной на одной волне. Возможно, они смотрели программу о том, как общаться с подростком, и, готова поспорить, залезли в компьютер, изучая подростковый сленг, расшифровывали слова и обсуждали, как лучше их использовать. Как это… мило. Черт возьми! Их милота заставила меня чувствовать себя виноватой. — Эти леса опасны, — продолжал дедушка. — Там бродят дикие животные, и постоянно находят трупы животных. Я вспомнила Жениха и Невестищу, которых видела. Или не видела. Неважно. Они были двуногими животными, определенно, и я никогда не хотела встретиться с ними лицом к лицу без бейсбольной биты в руках. — Простите, — сказала я после очередного чиха. — Мне жаль. Бабушка пробормотала что-то еще о пневмонии. — Я опоздала на автобус, — добавила я, — и не хотела вас беспокоить. — Еще одна натянутая правда. — Этого больше не повторится. Обещаю. — И это была чистая правда, без всяких уклонений. Я больше никогда не заставлю их волноваться. — Ты не беспокоишь нас. — Бабуля потянулась и похлопала меня по руке. — Мы любим тебя и просто хотим… — К тому времени ее подбородок дрожал слишком сильно, чтобы она могла продолжать. Слезы наполнили ее глаза, но она быстро вытерла их тыльной стороной ладони. Затем прочистила горло. — Что ж… — Высморкавшись, она продолжила. — Ты спрашивала о своей матери. Когда она начала встречаться с твоим отцом, она каждую ночь была дома. А если они куда-то уходили, он всегда приводил ее домой до темноты. Мы всегда были так впечатлены этим и не понимали… Не бери в голову. Знали ли они почему? А мама? Или папа ждал, пока не заберет ее и не пометит? Ох, мерзость. Думать так о своих родителях… мерзко, просто мерзко. — Мама когда-нибудь упоминала о друге под фамилией Холланд? — спросила я, вспоминая, что рассказал мне Коул. Или пытался рассказать. Бабушка сжала губы, пока размышляла над моим вопросом. — Холланд… Холланд… нет, эта фамилия мне не знакома. — Твоя мама была ужасно застенчивой. По правде говоря, ей было тяжело заводить друзей. И на свидания ходила редко, — сказал дедушка, проглотив кусочек жаркого. — На самом деле, твой папа был первым ее парнем. Моя мама? Застенчивая? Для меня она всегда была энергичной, полной жизни. Прямо как Эмма. — Твой папа заставлял ее улыбаться и постоянно убеждал делать глупые вещи, — сказала бабушка с мягкой улыбкой. — Однажды они оделись в самые отвратительные наряды, которые я когда-либо видела, и пошли обедать. Я уверена, что люди косо смотрели на них, но когда они вернулись, то так смеялись, твоего отца чуть не стошнило. Я не могла себе этого представить. Для меня он всегда был серьезным, немного слишком целеустремленным, даже когда был пьяным. Мы закончили ужин в тишине, затем я отправилась в свою спальню. Это была единственная комната на втором этаже, и у меня была своя ванная. Моя мама провела здесь свои подростковые годы. "Как выглядело это место?" — думала я. После переезда бабушка собрала все вещи и превратила эту комнату сначала в детскую, потом в швейную, а теперь в комнату для гостей. Я ничего не стала менять в этой комнате. Стены были такими же голыми, как и тогда, когда только въехала в дом. Я спрятала коробки с семейными фотографиями, которые мне подарила бабушка, в шкаф. Я не доставала их, не повесила ни одной рамки. Черт возьми, даже не взглянула на них. Максимум, что я сделала, это перебрала мамины старые вещи, и то только потому, что бабушка достала их. Думаю, она хотела восстановить связь с ребенком, которого потеряла. Воссоединиться. То, чего я никогда по-настоящему не пробовала сделать, поскольку грусть, которая пришла с такой попыткой, переполняла меня, заставив остановиться. Но я должна преодолеть эту грусть, не так ли? Иначе навсегда останусь плохой дочерью и ужасной сестрой. Я имею в виду, что построила свою новую жизнь на концепции, что мои мама, папа и сестра никогда не существовали, но они заслуживали лучшего. Заслуживали признания, почетного места. Пора взрослеть. Я села перед шкафом и, не глядя, открыла ближайший ящик. Когда вытащила стопку рамок, пыль поднялась и заставила меня снова чихнуть. Но нет, у меня не было ни пневмонии, ни даже простуды. И, да, мое тело становилось горячее с каждой секундой, как будто действительно начинался жар, но это было вызвано эмоциями, а не вирусом. Слезы, о которых я и не подозревала, текли по моим щекам, и мое зрение, наконец, прояснилось. С фотографий смотрела моя мама, выглядевшая очаровательно в золотистом платье, с волосами, уложенными в прическу, которую можно было назвать "крысиное гнездо". Но какая же у нее была прекрасная, сияющая улыбка. Рядом с ней стоял мой папа, симпатичный и высокий, в черном смокинге, с золотым цветком, нарисованным краской, прикрепленным к лацкану пиджака, его рука обвивала мамину талию. А хмурый взгляд говорил: "Заберите меня отсюда". Они были так молоды. Это их выпускной? Если да, то это значит, что мой отец вышел ночью. Неудивительно, что он хмурился. Но бабушка говорила, что он никогда не выводил маму на улицу после наступления темноты. Так что… может быть, он не согласился вести ее на бал, но повел в другое место, днем, чтобы компенсировать свой отказ. Почему я никогда не спрашивала их об их подростковом возрасте? Теперь уже слишком поздно. Я продолжила поиски и наконец, нашла фотографию Эммы. Ее темные волосы распадались изящными локонами, потому что я часами завивала каждую прядь, и все потому, что она "всегда хотела иметь волосы, похожие на твои, Алиса". Каким-то образом она убедила мою мать купить ей платье девочки, несущей букет на свадьбе… хотя она не была таковой.