— Ладно, хорошо, — вздохнула я. Просто не могла отказать сестренке. Никогда не могла и никогда не смогу. — Но я поговорю не с папой. Я пойду к маме и заставлю ее убедить его. Первая искорка надежды вспыхнула в глазах Эммы. — Правда? — Правда. Ослепительная улыбка расцвела на ее мордашке, и сестренка снова пустилась в пляс. — Пожалуйста, Алиса. Поговори с ней сейчас. Я не хочу опоздать, а если папа согласится, нам надо будет выехать пораньше, чтобы я успела разогреться на сцене вместе с остальными девочками. Ну, пожалуйста. Сейча-а-ас. Я села и надела ожерелье ей на шею. — Ты ведь понимаешь, что шансов почти нет, правда? Главное правило семьи Бэлл гласило: ты не выйдешь из дома, если не можешь вернуться засветло. Здесь папа соорудил какие-то «укрепления» против монстров, чтобы ни один не смог пробраться к нам. Так что да, после заката мы сидим дома и не высовываемся. Любой, кто остался снаружи, в огромном страшном мире, автоматически становился совершенно беспомощной жертвой в разгар сезона охоты. Из-за папиных паранойи и галлюцинаций мне пришлось пропустить кучу школьных и спортивных мероприятий. Я даже на свидания никогда не ходила. Ну да, я могла бы пойти пообедать с кем-то на выходных или согласиться на прочее старомодное дерьмо в том же духе, но, если честно… Я не хотела ни с кем встречаться. Объяснять кому-то, что у отца не все в порядке с головой или что он иногда запирает нас в "специальном" подвале, который сам выстроил, как дополнительную защиту от несуществующего бугимена? Ага, просто мечта всей жизни. Эм обняла меня. — Ты справишься, я знаю. Ты всё можешь! Ее вера в меня… такая искренняя, бесхитростная. — Сделаю всё, что смогу. — Ты сможешь… ой, фу! — С гримасой ужаса сестренка отскочила от меня как можно дальше. — Ты вся грязная, мокрая — так и я из-за тебя стану грязной и мокрой! Рассмеявшись, я погналась за ней, и, завизжав, Эм бросилась прочь. Вообще-то я облилась из шланга примерно полчаса назад, в надежде охладиться. Конечно, ей я об этом не скажу — ну как не помучить немножко младшую сестру! Святое дело! — Жди здесь, ладно? — Мама может сказать что-то, что ранит чувства Эм, я могу сказать что-то, из-за чего сестренка расстроится, что вообще меня об этом попросила, и расплачется. А я не выносила ее слез. — Хорошо-хорошо. — Эмма примиряюще подняла руки — просто сама невинность. Ага, можно подумать, я куплюсь на такие поспешные обещания. Конечно же, она собиралась увязаться следом и подслушивать. Такая врушка! — Обещай. — Ты что, мне не веришь? — Она прижала свою изящную ручку к сердцу. — Это обидно, Алиса. Очень обидно. — Во-первых, мои искренние поздравления. Актриса из тебя, конечно, никудышная, но за последнее время ты здорово прибавила, — сообщила я, демонстративно поаплодировав. — Во-вторых, пообещай, или я продолжу работать над своим загаром — хотя, чувствую, что так никогда и не добьюсь нужного оттенка. Ухмыльнувшись, Эм поднялась на цыпочки, развела руки в стороны и медленно повернулась на одной ноге. Солнце выбрало именно этот момент, чтобы послать один янтарный луч, создав идеальное освещение для идеального пируэта. — Ладно, ладно, обещаю. Довольна? — Всеобъемлюще. — Может, Эм и врушка, но никогда не нарушала данного слова. — Сделаю вид, будто поняла, что это значит. — Это значит… ладно, неважно. — Знаю, я просто тянула время. — Пойду к маме. С радостью приговоренного к смерти я встала и повернулась к дому — двухэтажному зданию с фундаментом из коричневого кирпича и полосатыми коричнево-белыми деревянными стенами, которое построил папа в расцвет своего "созидательного" периода. Нечто приземистое, крайне невзрачное и совершенно, стопроцентно незапоминающееся. Но, как уверял папа, именно к этому он и стремился. Подошвы шлепанцев щелкали по земле, словно задавая ритм для мантры у меня в голове. "Не. Трусь. Не. Трусь". Наконец я остановилась у застекленной кухонной двери и увидела, как мама бегает от мойки к плите и обратно. Я наблюдала за ней, чувствуя, как в животе поднимается легкая тошнота. "Ну, не будь тряпкой. Ты справишься". Я толкнула дверь. На кухне пахло чесноком, маслом и томатной пастой. — Привет, — окликнула я, надеясь, что голос звучал не слишком заискивающе. Мама подняла взгляд от шумовки с дымящейся лапшой и улыбнулась. — Привет, детка. Ты насовсем или забежала на минутку? — На минутку. — Вынужденное заточение по ночам побуждало меня проводить как можно больше времени вне дома днем, и неважно, обгорю я до черноты или нет. — Ну, ты как раз вовремя. Спагетти почти готовы. — Ага, здорово. Летом мы ужинали строго в пять часов. Зимой — в четыре. Таким образом, независимо от времени года, мы оказывались в безопасности в своих комнатах до заката солнца. Отец укрепил стены за счет каких-то стальных конструкций, а все двери и запоры сделал просто сверхнадежными. И да, вся эта подземная конструкция больше смахивала на футуристическую темницу, но попробуйте-ка убедить нашего чокнутого строителя в обратном. "Ну, давай же. Просто скажи ей". — Ну… э-э… — Я переступила с ноги на ногу. — Сегодня мой день рождения. Мамин рот открылся, и краски схлынули с ее щек. — О… детка. Мне так стыдно. Я не хотела… я должна была вспомнить… я же даже записывала где-то… С Днем рождения, — неловко закончила она и огляделась, словно надеясь, что откуда-то из воздуха материализуется подарок, повинуясь ее силе мысли. — Мне ужасно стыдно. — Да ладно, не переживай. — Я обязательно что-нибудь придумаю, чтобы все исправить, обещаю. "И вот тут-то и начинаются переговоры". Я расправила плечи. — Ты серьезно? — Конечно. — Хорошо, потому что у Эм сегодня выступление, и я хочу туда пойти. И хотя мама просто-таки источала раскаяние, она затрясла головой еще до того, как я успела закончить фразу. — Ты же знаешь, папа никогда не согласится. — Ну, так поговори с ним. Убеди его. — Не могу. — Почему? — Потому что, — выдавила она. Я любила маму, правда любила — но боже, иногда она умудрялась выводить меня, как никто другой! — Потому что почему? — настаивала я. Даже если мама расплачется, я не отстану. Уж лучше она, чем Эм. Мама развернулась, грациозно, как сестренка, и вывалила содержимое кастрюли в дуршлаг. Клубы пара поплыли к потолку, кружась вокруг нее, и на мгновение собственная мать показалась мне какой-то феей из снов. — Эмма знает правила. Она поймет. Так же, как раз за разом приходилось понимать мне, пока я не бросила попытки хоть что-то изменить? Меня затопила злость. — Почему ты так поступаешь? Почему вечно соглашаешься с ним, хотя знаешь, что он чокнутый? — Он не… — Нет, чокнутый! — Я топнула ногой, так же как Эм несколько минут назад.