я. — Прежде ты был иным.— Так ведь сколько лет прошло…— Разве двенадцать лет что-то значат для алия?— Я расскажу, как было дело, — повторил он после паузы и отстранился. — Иди в дом, не мерзни.— У гостя-то губа не дура… — пробормотала старая прачка, помогавшая нам с Ири наполнять корыто и выносить грязную воду. Ясное дело, нам пришлось ютиться за занавеской на кухне, но и ладно — там хоть тепло. — Ишь, какие, а казалось — замарашки…— Ты красивая, мама, — серьезно сказала мне Ири, расчесывая длинные волосы. Вот было с ними мороки! Свои я укоротила, когда мы уходили из замка, — перед кем красоваться-то? — а ее косу пожалела. — Правда-правда. Как королева!— Скажешь тоже, — улыбнулась я. — Ты вот и впрямь принцесса…— Так у принцесс матери-то кто, разве не королевы? — ответила она совершенно серьезно.Мы порядком исхудали за время странствий, но мне вещи просто сделались велики, а Ири из них еще и повыросла. Хорошо еще, шили мы с припуском, можно было отпустить подол и рукава. Бока расставлять не требовалось — она была тонкая и гибкая, как ивовая ветка, герцогские дочки завидовали такой фигуре… Алийки тоже были стройнехоньки, помнила я и радовалась, глупая, что от отца Ири достались красота и стать. Окажись она похожа на меня, может, Алиш и не засмотрелся бы на нее — мало ли вокруг других девочек? И жили бы мы спокойно… Да что толку гадать! Вылупившегося цыпленка обратно в яйцо не засунешь, бывало, говаривала бабушка.В хозяйских комнатах, которые занял Ирранкэ, было хорошо натоплено. И, похоже, слуги долго скребли полы и перетряхивали постели — пахло еще не просохшим деревом, свежим вымороженным и выглаженным бельем, снегом, немного — дымом очага и свечным воском. Неужто алий стал бы коротать время в свете коптящей сальной свечи или лучины? Вот бедный хозяин, похоже, и выпотрошил все свои запасы!— Не тесно будет? — спросил Ирранкэ, впустив нас, и я огляделась.Должно быть, в большей комнате обычно размещались хозяин с супругой (она скончалась позапрошлым летом), а в смежной, поменьше — маленькие дети, а то и кормилица. Дети давно уже выросли, а комнатка превратилась в подобие кладовки, но сейчас никакого хлама там не было, остался только огромный сундук, размером с целую кровать, покрытый периной.— Я подумал, втроем на кровати будет тесно, так что уж умещусь, — кивнул на него Ирранкэ.— У тебя ноги свисать будут, — непосредственно сказала Ири, посмотрев снизу вверх — она и до плеча отцу макушкой не доставала. — Лучше я тут буду.Я хотела было возразить, но осеклась: что, если Ирранкэ хочет поговорить со мной о ключе? Я ничего не рассказывала Ири об этой штуковине, так, может, и не нужно? Конечно, она и подслушать может, хлипкая дверь — не преграда, но все же…— У меня никогда не было своей комнаты, — добавила Ири, пригладив мягкий мех. — Хоть пойму, как это?Что верно, то верно, вторую кровать в нашей комнатушке впихнуть было некуда, мы с дочерью и спали вдвоем, как когда-то я с бабушкой.— А еще, — добавила она, — вы меня чуть не задавили ночью!— То есть?— То и есть обнялись так, что я едва не задохнулась, еле-еле выползла! Даже маму разбудить не могла, а ведь она на каждый шорох просыпается… Но тут спала, как заколдованная, — улыбнулась она, а я, хоть убей, не могла припомнить, что вообще происходило прошлой ночью.— До вечера еще далеко, — сказал Ирранкэ после паузы. — Присядем?Я села на край кровати, Ири свернулась клубочком в изножье, а сам он устроился на шатком табурете возле окна, пояснив:— Душно. Не могу в духоте. Так-то бы рамы выставил, да боюсь вас простудить.— Я тоже не люблю, когда дышать нечем, — сказала Ири. — На чердаке хоть из щелей поддувало, а тут вообще… как на кухне, даже хуже, там хоть какая-никакая тяга есть, а то бы все угорели!— Правда, хотя бы ставни открой, пускай протянет немного, — кивнула я. — Не такой снаружи мороз, а мы уже обсохли. Укутаемся как следует, уж не просквозит.— Да, мы в лесу под снегом ночевали, не замерзли! — вставила Ири. — Ой… а где наши вещи?— В той комнате, — кивнул Ирранкэ. — Я приказал принести. В углу.Ири переменилась в лице, спрыгнула с кровати и бросилась туда, зашуршала чем-то, а потом я услышала вздох облегчения.— Что у нее там? — шепотом спросил он.Я только плечами пожала: кто знает, какие девчачьи сокровища могла прихватить с собой своевольная дочь?Пока Ири копошилась в пожитках, я молча смотрела на ее отца. Он изменился, и очень сильно, но я не могла понять, в чем именно. Лицо то же самое, и шрам его почти не портил, глаза, так напугавшие меня недавно, все те же… Сейчас в них отражались огоньки свечей: казалось, будто это закатная или лунная дорожка пляшет на темных волнах. А потом Ирранкэ чуть повернулся, и я вдруг увидела…Когда-то у него были пепельно-русые волосы, густые, гладкие и прохладные на ощупь, я прекрасно помнила это — пряди скользили между пальцами, как текучая вода, совсем не путаясь… У Ири точно такие же, я ей завидовала: пока я косу расчешу, она свою трижды переплести успеет, хотя у нее волосы и длиннее!Сейчас Ирранкэ был сед как лунь, и это настолько не вязалось с его молодым лицом… Я не находила слов.— Заметила, верно? — Он взглянул на меня. — Теперь я похож на человека?— Нет… нет! — встряхнула я головой. — Ты…— Это все еще я, — негромко произнес он. — Я понимаю, много лет прошло, а ты совсем не знала меня. Не знала и забыла.— Смеешься? Как я могла тебя забыть, если… — Я кивнула в сторону маленькой комнатки, где возилась Ири.— Это другое. Дочь была с тобой с рождения, меня — такого, каким я был, — ты не знала, — сказал Ирранкэ. — Считаные встречи не в счет. И наша единственная ночь — тоже. Ты боишься, что я — не тот, за кого ты меня принимаешь, верно? Или даже вовсе… не существо из плоти и крови.— Лошади у тебя жуткие, — зачем-то сказала я. — Верно, я подумала, что ты… тобой мог притвориться кто-то… не хочу поминать к ночи. Не знаю, зачем им такие шуточки, но…— Но ты почти угадала, — перебил Ирранкэ и криво улыбнулся. Улыбка у него теперь всегда выходила такой из-за шрама на щеке. — Коней мне продал кое-кто из свиты Зимней королевы. Я дорого за них заплатил.— Только не говори, что пообещал взамен то, чего дома не знаешь… — прошептала я, чувствуя, как ледяная рука сдавила горло. — Только не это…— Марион? — Он схватил меня за плечи, легонько встряхнул и сразу же выпустил. — О чем ты?— О сказках, — деловито сказала Ири, скидывая обувь и забираясь на кровать со мною рядом — теперь, когда Ирранкэ открыл ставни, из окон дуло. Конечно же, она все слышала! — Там часто такое бывает: кто-нибудь в обмен на помощь обещает то, чего дома не знает. Или того, кого первым встретит, когда вернется. И приходится отдавать… разное. Даже если не хочешь, все равно придется, потому что уговор, а уговор дороже денег!— Ну нет, я еще не лишился разума! — Ирранкэ коротко рассмеялся. — Нет. Я прекрасно знаю: просишь подмоги у таких существ — плати сразу, и хорошо, если найдется чем! Я это сделал, в долгу не остался, хотя и хватило едва-едва…— Я тебя не понимаю, — прошептала я.— Я же обещал, что расскажу… Но это очень долгая история. — Он встал и проверил, хорошо ли заперта дверь. В смежной комнатке отдельного выхода наружу вовсе не было, и славно. — И, думаю, начать придется с ваших злоключений. Каким ветром вас занесло сюда? Неужто герцог выгнал тебя с дочкой, а мать не приютила?— Нет, мы ушли сами, — ответила я.Ирранкэ сел рядом — матрац просел под его тяжестью, и мы с Ири вдруг оказались будто бы в гнезде, прикрытые от непогоды надежным крылом — это он набросил на всех нас свой плащ, легкий и теплый.— Лучше я расскажу, — сказала Ири. — Только сперва хотя бы имя назови…— Ирранкэ… — ответил он и добавил что-то длинно-певучее, мне такое в жизни не выговорить, а дочка помолчала немного и повторила. — Да. Именно так. И, если меня не обманывает зрение, я твой отец.— Это-то понятно, — вздохнула она, — я почти сразу догадалась, да, мам?Я кивнула. А что я могла сказать?— Так что все-таки приключилось? — спросил Ирранкэ.— Меня хотели выдать замуж, — ответила Ири, — за внука дэшавара Урзы, но он толстый и противный.— Дэшавар?— Внук! — фыркнула она. — А сам дэшавар совсем уже старый, ему-то я зачем?— Нас не устроила эта во всех отношениях выгодная партия, — добавила я. — Пришлось уходить. Я надеялась упасть в ноги вдовствующей герцогине и взмолиться о пощаде, но она, на беду, скончалась. Пришлось идти дальше, и вот мы здесь.— Чудо какое-то… — Ирранкэ потер переносицу. — Так не бывает.— Я тоже так подумала, — сказала я. — А как ты здесь оказался? Куда ты так спешил? За… той вещью?— Да, — честно ответил он. — Но я знал, что опоздаю. Она быстрее.— Она? О ком ты?— Не торопи, все порядку, — сказал Ирранкэ и огляделся. — Что за дыра, ни единого зеркала нет! Даже у купцов, я уж спрашивал…— Зачем оно тебе? — удивилась я. — Воды в таз налей да смотрись, если нужно. А то могу сковородку с кухни принести, они там начищенные.— Это не то, — серьезно ответил он, — во всем этом невесть что выходит: вода, чуть тронь, рябью идет, а эти ваши чугунки со сковородками так искажают отражение, что себя самого испугаться можно.— У меня есть зеркало, — тихо сказала вдруг Ири и сунулась носом мне в плечо, как всегда, когда была в чем-то виновата, но боялась признаться.— Так неси скорее! — Ирранкэ взглянул на нее, и она соскочила с кровати, снова кинулась рыться в пожитках. — Ох ты… А я ведь уже видел его!— Еще бы, — вздохнула я. Ири протягивала ему бабушкино зеркало в массивной оправе. — Ири, и ты все это время тащила его и ни словом не обмолвилась?!— Конечно же, нет, — ответила дочка и снова забралась на кровать с ногами. — Ты сказала не брать его с собой, потому что оно тяжелое. Но я подумала — это же единственная память о прабабушке. Хоть я ее и не знала, но ты-то помнишь, мам? Она смотрелась в это зеркало, потом ты, и я тоже… нехорошо было его оставлять. А еще, — добавила Ири, подумав, — это зеркало старинное и очень дорогое, и его можно было бы продать, если б у нас деньги кончились. И не такое уж оно тяжелое… Я только боялась, не разбилось бы!— Такое стекло не разобьется, даже если его уронить на каменный пол, — негромко произнес Ирранкэ, коснувшись оправы. — Жили когда-то умельцы, способные отливать зеркала, которые нужно было бить кузнечным молотом, чтобы расколоть. Говорят, это вовсе и не люди были, а подземные мастера: ведь сварить стекло такой чистоты и сделать зеркало, которое бы отражало владельца намного красивее, чем он есть на самом деле, обычному человеку не под силу.Я подумала и кивнула: в бабушкином зеркале даже я выглядела писаной красавицей, а уж Ири — и вовсе сказочной принцессой! А как зеркало попало в руки герцогской дочки, кто его ей подарил, у кого купил, теперь не узнать…— Однако легенды легендами, но секрет этот утерян, — добавил Ирранкэ, — а стекло, даже очень прочное, не вечно. Скорее всего, сейчас держу в руках одно из последних таких зеркал.Он подвинул табурет и бережно положил на него зеркало. Оно казалось темным прудом, в котором отражались светлячки — огоньки свечей.— Вы увидите, как это было, — помедлив, сказал Ирранкэ. — Ничего не бойтесь, это только мои воспоминания…Глава 11— Стоит ли показывать такое Ири? — шепнула я. — Как знать, чего ты навидался за это время, а она, хоть выглядит взрослой, все равно еще ребенок…— Решать тебе, — после паузы ответил он. — Там нет разнузданных пьяных оргий, а вот смертей — в избытке. Самых разных.— Я не испугаюсь, — тут же вставила дочь. — И будто я не знаю, чем мужчины с женщинами занимаются, удивили тоже!— Нет, — сказала я. — Нет. Во всяком случае, не прямо сейчас. Прости, но я по-прежнему не знаю, ты ли это или же злой дух, принявший твое обличье? Я не знаю, как распознать обман, но не стану смотреть в зеркало до тех пор, пока ты не докажешь, что ты — на самом деле Ирранкэ, которого я знала. И уж тем более не позволю дочери сделать это… Не смотри на меня так, Ири!Она отвернулась, но смолчала.— У меня нет доказательств, — после долгого молчания произнес Ирранкэ и взглянул на свою руку. — Перстень? Ты сама сказала, что его можно снять с мертвого. Внешность легко подделать. А больше ничего и нет…— Запах, — сказала я. — От тебя всегда пахло первым снегом.— А теперь?— А теперь — нет. Только холодом веет, и еще чем-то… вроде остывшего очага, — невольно поежилась я. — И железом.— Кровью, — поправила Ири, обняв колени руками.— Верно.Ирранкэ молчал.— Куда ты так мчался? — спросила я. — Почему остановился?— Я надеялся опередить ее, — негромко ответил он, неотрывно глядя на пламя свечи. Черты лица его обозначились резче, и алий уже не казался вечно юным. — Я должен был попасть в замок раньше ее. Потому что если бы она отыскала ключ…Ирранкэ опустил голову, помолчал, потом добавил:— Некого было бы спасать. У меня оставалась одна надежда — зимой она слабеет, и я мог успеть первым, с такой-то упряжкой! Но, видно, конюший Ее Зимнего величества пошутил со мной… у них странное чувство юмора.— Кто это — «она»? — шепотом спросила я и отвела длинную прядь с его лица. — О ком ты?— Ах да, я ведь не сказал, — произнес он после очередной паузы. — Я нашел дверь. И ту, что ее стережет.— И проговорился о ключе? — поняла я, а Ирранкэ едва заметно кивнул. — Но…— Слишком долго рассказывать, — повторил он и взглянул на меня в упор. В его глазах горели отсветы тысячи огней, и это были не зажженные в комнате свечи. — Я и за всю зиму не управлюсь.— Почему это? — удивилась Ири.— Здесь прошла дюжина лет, — был ответ, — нет, больше. А для меня… я и подсчитать не могу.— Ты поэтому… так изменился? — выговорила я. — Но разве алии не живут вдесятеро дольше людей?— Ты права, — сказал Ирранкэ и улыбнулся. — Только это другая история. Все началось именно с открытой двери, ключ от которой потерян…— Зачем он нужен, если она открыта? — тут же спросила Ири. — Сменить замок, вот и вся недолга!— Если бы все было так просто… — вздохнул он. — Повторяю, рассказывать в подробностях я буду не день и не два.— Тогда… тогда покажи, — попросила я, хотя по спине забегали мурашки. — Как ты собирался это сделать?— Это просто… Ири, сядь с другой стороны. Дайте мне руки, — попросил Ирранкэ. — Держитесь крепче и смотрите в зеркало. Так, словно это колодец, на дне которого спрятано что-то важное.— Днем на дне колодца видны звезды, — вставила Ири.— Ты хочешь сказать, со дна колодца? — припомнила я какую-то легенду.— Нет, на дне. Они там ночью отражаются и плавают на поверхности, пока туда солнце не заглянет. Я у бабушки в деревне видела, — пояснила она и добавила: — А в замковом колодце такого не бывает, он под крышей. В нем только огоньки факелов и увидишь.— Так и есть, — едва заметно улыбнулся Ирранкэ. — В колодцах спрятано много тайн, и без нужды лучше не вглядываться в самую глубину, не то кто-нибудь может посмотреть на тебя оттуда.— И утащить?— И это не исключено, — серьезно ответил он. — Но сейчас речь пойдет не об этом. Прежде чем я покажу вам, что видел, нужно кое-что объяснить… Ты помнишь, Марион, я рассказывал тебе о двери, а ты предположила, что та вещь — и есть ключ от нее?— Конечно, помню. Ты еще сказал, что все это время его использовали не по назначению, а нужно было запереть дверь и уничтожить ключ, только сделать это невероятно сложно. И еще — что неизвестно даже, где находится эта дверь!— Именно, — кивнул он. — Тогда я вернулся домой и начал искать любые упоминания о странных происшествиях, чудесах и таинственных местах, разослал столько писем и объездил столько стран, что носи я железные башмаки, как в сказках, стоптал бы не семь пар, а сотню! Чего я только не наслушался за время странствий… Но, наконец, мне удалось ухватиться за кончик ниточки, и я уже не выпускал его из рук. И распутал клубок, хотя это едва не стоило мне жизни.— Ты по-прежнему говоришь загадками, — сказала я.— Вовсе нет, просто история моих исканий не так уж интересна, — улыбнулся Ирранкэ. — Правду сказать, я провел столько же времени за старыми пыльными фолиантами, поеденными мышами, сколько в дороге.— И что же ты отыскал? — любопытно спросила Ири, заглядывая ему в лицо.Ирранкэ немного помолчал. Тишину нарушало только потрескивание свечей да вой ветра снаружи.— Когда я собрал воедино сотни разрозненных историй, то выяснил, что моя путеводная нить ведет не так уж далеко — это всего лишь в паре недель пути отсюда, — сказал он, — и не ниточка это, а, скорее, ручеек. Все эти легенды связаны с водой, всегда.— Это как в сказке про падчерицу, которую злая мачеха скинула в колодец, а та угодила ко двору Зимней королевы? — тут же задала очередной вопрос Ири.— Почти. Не ко двору и не королевскому, — едва заметно улыбнулся Ирранкэ, — но попасть в то место можно и таким путем. Я же выбрал иную дорогу, ту, которой до меня уже ходили разные смельчаки, но не вернулся ни один. Если же вернулся, то сильно пожалел об этом…— Постой-постой, — нахмурилась я и крепче сжала его ладонь. — Ты… ты что, о чертогах фей говоришь? Бабушка рассказывала когда-то, да я совсем запамятовала… Но тогда все сходится! Время там идет совсем иначе, не как на земле, и человек думает, будто плясал на балу у королевы фей неделю, а на самом деле минуло уже сто лет, и на земле никто уже его и не помнит. Да?— Именно. Мы называем этих созданий иначе, но пусть уж будут феи, так проще, — серьезно ответил алий. — Когда-то их было много, но они ушли неведомо куда. А та, по чьей вине был утерян ключ, осталась здесь — сторожить незапертую дверь. Это и награда ее, и наказание. И именно с нее и начинается моя история… Смотрите же!От внезапного порыва ветра свечи в комнате погасли, и мы остались в кромешной темноте… Но нет! В глубине темного зеркала по-прежнему плясали огоньки, но они все отдалялись и отдалялись, и когда я невольно потянулась за ними, к свету…Пропала маленькая комната, исчез вой метели за окном, я не чувствовала кругом ничего, ощущала только руку Ирранкэ в своей руке, его сильное пожатие.Огоньки вдруг понеслись по кругу; помню, в детстве я любила забавляться вот так по вечерам — если несколько раз быстро повернуться на месте, увидишь именно такие размазанные полосы света. И голова кружилась в точности как тогда…Я, должно быть, моргнула, а когда открыла глаза, то, что я принимала за отблески огня в стекле, оказалось переливами солнечного света в струях небольшого водопада — он низвергался в озеро с обрыва, и у его подножия стояло облако водяных брызг, пронизанное несколькими яркими, зыбкими радугами.— Кто ты, путник? — услышала я мелодичный, глубокий голос и увидела впереди женскую фигуру.Она стояла на самом берегу, и потревоженные воды озера целовали мыски ее туфель, расшитых речным жемчугом и хрусталем. Или те просто были унизаны каплями воды, сверкающими на солнце, как бриллианты?Я видела ее — глазами Ирранкэ, конечно же, — только со спины. Она была высока и стройна, а длинные золотистые волосы ниспадали ниже пояса, схваченные жемчужной сеткой… или всего лишь окропленные росой, как разберешь? На ней было старомодное платье, светлое, с длинными рукавами, и я не представляла, из какой ткани оно пошито: подол струился, как водопад, взблескивая на солнце при каждом движении хозяйки. Я даже не могла разобрать цвет: только что платье казалось нежно-зеленым, а вот уже оно голубое, как весеннее небо, а теперь сияет закатным пурпуром и золотом…— Назови свое имя. Не бойся, я не украду его, — произнесла женщина, но не обернулась.Руки ее — я видела — постоянно пребывали в движении: левая раскручивала веретено, правая тянула нить из кудели — маленькая прялка (сделанная, кажется, из ветки-рогульки, как у меня в детстве) была заткнута за широкий вышитый пояс.— Неужто я должен ожидать зла от благородной дамы? — улыбнулся он. — Люди называют меня Ирранкэ, — услышала я знакомый голос.— Люди? Но сам ты — не человек, я не ошиблась?— Как и ты, госпожа, — был ответ.— Зачем ты здесь? — спросила женщина, помолчав.Она стояла неподвижно, только пальцы двигались быстро-быстро да жужжало веретено, и этот звук сливался со стрекотом насекомых и журчанием воды.— Я услыхал о прекрасной даме, которая коротает годы возле волшебного озера в ожидании избавителя, вот и решил разыскать ее.— Неужто желание увидеть незнакомку, которая, быть может, скончалась задолго до твоего рождения, заставило тебя явиться сюда? Ведь путь твой не был легким, я не ошибаюсь?— Мне хватило невзгод, госпожа, — ответил Ирранкэ, невольно коснувшись груди, — но я все еще жив. И я вижу тебя, но не твое лицо. Позволь мне…— Нет! — Женщина резко подняла правую руку, и раскрученное веретено дернулось, когда оборвалась нить. — Что ты наделал!— Прости, госпожа, я вовсе не желал испортить твое рукоделие, — сказал он, приблизившись на несколько шагов.Теперь видно было, что волосы незнакомки, как и ее одежда, мерцают и переливаются покрытые мельчайшими водяными каплями, но вот диво — не намокают и не тяжелеют!«Мои пальцы запутались в ее волосах, лепестки жасмина липли к губам, а запах… этот запах! Никакие духи не сравнятся с ним!»Чья это была