– Он поиск ведет, – ответил Сеня, – хочет найти снимок Федора Гусева, того, кто землю в лесу купил, а потом подарил ее Николаеву и исчез. Значит, мальчики видели двух мужчин, которые лежали на земле? – Вниз лицом, – уточнила я, – на головах мешки, руки разбросаны крестом. И столько же мужчин стояло рядом. Павлик к ним побежал, а Никита остался на месте. Он видел, как один из мужиков толкнул Пашу, тот упал на камень и разбил голову. При виде крови Никите стало плохо. Больше он ничего не помнит. – Мальчик мог все придумать, – поморщился полковник, – сам толкнул приятеля, убил его случайно, потом прикинулся больным. – Думаю, он сказал правду, – возразила я, – его воспоминания совпадают с рассказом Анастасии, соседки Марфы Кирилловны. Им с мужем велели лежать лицом вниз, не шевелиться ни при каких обстоятельствах, головы им чем-то накрыли. Бедный Павлик видел, как больные ждут «подземного монаха», и понял все по-своему, решил, что тех, кто лежит на земле, хотят убить, и попытался их спасти. Жаль ребенка. – Аферисты были очень осторожны, они явно не хотели сесть в тюрьму. Навряд ли они решили убить мальчика, – высказал свою точку зрения Собачкин. – Мошенники при первых признаках того, что их могут раскусить, сливаются. В обыденной жизни стараются не нарушать правил, не хотят себе неприятностей. Скорей всего, бедного мальчонку просто толкнули, а он неудачно упал! – Что вы нашли в развалинах? – спросила я. – Никаких следов чьих-либо останков, – ответил Сеня, – чисто там. – Бинго! – подпрыгнул Кузя. – Я нашел фотку Гусева. Интересно, откуда она? Идем по следу. Фото из альбома выпускника группы сто семь педвуза. Опубликовала его в Фейсбуке Наталья Рагозина и написала: «Ребята, если кто увидит этот пост, свяжитесь со мной. Нашему декану зимой стукнуло сто лет, он жив и бодр. Хочу собрать всех его дипломников, нашла наш общий снимок. На всякий случай подписываю кто есть кто. Вдруг не узнаете. Слева направо: Лена Викина, Федя Гусев, далее дружок его Григорий Николаев…» Кузя замолчал. – Говори, говори, мы слушаем, – приободрил Дегтярев нашего пловца в мутных водах Интернета. – Гляньте на плазму, – предложил тот. Я повернула голову и увидела два снимка. – Кто это? – осведомился Кузя. – Слева фото Григория Викторовича, – ответила я, – в альбоме, который нам показывала Софья Петровна, точь-в-точь такое было. А справа, наверное, Гусев. – А вот и нет, – возразил Кузя, – наоборот! Справа – Николаев, слева – Федор! Глава двадцать девятая – Не понял, – нахмурился полковник. – Тот, кого Софья Петровна называет Григорием Викторовичем, на самом деле Федор Гусев, – заявил Кузя. – Этого утверждать нельзя, – остановил его Дегтярев, – Рагозина могла просто перепутать. Надо с ней связаться и поговорить. Найди ее контакты. – Один момент, – воскликнул Кузя, – сейчас! – А у меня вопрос по книге, которую написала Воронина, где рассказала о монахах-обманщиках, – осторожно начала я. – Опус когда опубликовали? – В тысяча девятьсот шестьдесят первом году, – ответил владыка ноутбуков. – Как у тебя получается одновременно в несколько компьютеров смотреть? – восхитилась я. – Так у нашего парня два глаза, – без тени улыбки сказал Леня, – один смотрит направо, другой – налево. И вообще это наш киборг. – Не умеет он читать со всех экранов, – возразил Сеня, – просто открыл еще одно окно и озвучил информацию. – Посмотри-ка биографию Хрущева, – попросила я. – Когда он к власти пришел? – Никита Сергеевич в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году стал Первым секретарем ЦК КПСС, – затараторил Кузьмин, – в марте пятьдесят восьмого года стал председателем Совета министров СССР. – Получил полный контроль над страной, – вздохнул Сеня, – и партийную власть захапал, и государственную. Прикинулся этаким веником, типа глуповатый я. А на самом деле был умным, жестким, уничтожил всех противников. – И начал активно бороться с Русской православной церковью. В прессе развернули кампанию против священнослужителей, их сажали в тюрьмы, крепко доставалось тогда и простым верующим, – продолжила я. – Появление книги Ворониной отлично вписывалось в политику Хрущева по отношению к церкви, дама небось выдумала всю историю от «а» до «я». Действовала хитро. Напиши Надежда чушь, ну, например, про Дивеево, где закрыли храмы и разогнали монахинь, ее бы мигом уличили во лжи. Много народа знало про Серафима Саровского и основанную им обитель. А кому было известно про развалины близ Повалкова? Только местным. Вот тут ври сколько душе угодно. Как люди о книге узнали? Сомневаюсь, что опус был популярен среди населения. В советские годы выпускалось много книг, которые соответствовали, как тогда говорили, «политике партии и правительства». Авторы получали огромные гонорары, квартиры, дачи, машины, но их романы не продавались, лежали мертвым грузом на полках. Опус Ворониной из этой категории, я твердо уверена, что его мало читали в шестидесятые и совсем не читали в девяностых и двухтысячных. Возможно… – Вероятно, мошенники имеют какое-то отношение к тетке, которая состряпала неудобоваримый опус, – перебил меня Дегтярев, – говори короче, только по делу. Экскурс в историю советской литературы нам зачем? Кузя, ищи все про Воронину. Но я решила не сдаваться и высказать все, что думаю. – Развалины около Повалкова – это не руины Акрополя, толпы туристов туда не стремятся. Просто какой-то погибший дом, и из-за того, что существует легенда про Ваньку-смерть, никто туда не ходит. Думаю, что в селах, которые расположены километров за пять-десять от Повалкова, никто о якобы монастыре и не слышал. Нам надо… – Найти местных бабулек, – оживился полковник, – расспросить их подробно. Дарья, женщины за восемьдесят – твоя аудитория. Запасись чем-нибудь вкусным, купи вафельный торт, и вперед. – Дашуня, к тебе эсэмэска пришла, – сообщил Кузя, – айфон пищал. Я взяла трубку, прочла эсэмэс: «Можно позвонить? Яна Реутова из Повалкова», нажала на экран и включила громкую связь. – Ой, здрассте, – зачастила сестра покойной Зинаиды. – Не фигасе, врун! – вдруг воскликнул Кузя. Сеня погрозил ему кулаком, но, к счастью, моя собеседница не слышала его восклицания. – Кой-чего сказать тебе надо, – сообщила Яна. – Слушаю тебя внимательно, – сказала я. – При личной встрече, – прошептала Яна, – и не у меня дома, люди любопытны, сразу начинают истории придумывать! На шоссе построили торговый центр «Аук», можно там встретиться на парковке. В машину к тебе сяду. Напиши, когда приедешь. – Что-то случилось? – насторожилась я. – Ну… при встрече скажу. – Хорошо, – согласилась я, – сейчас уточню по навигатору, сколько ехать, и напишу. У меня вопрос к тебе. В Повалкове много коренных жителей? – Где родился, там и пригодился, – вздохнула Реутова. – Молодые разбежались, из пожилых осталась Королева Клавдия Петровна, она в селе на свет появилась, всю жизнь на одном месте провела. В город только к врачу внук ее возит. Сколько лет бабке, не спрашивай, много. Физически она еще ничего, а вот с головой беда. Полный и окончательный Альцгеймер. Та же петрушка с Ольгой Ивановной и Авдотьей Никитичной. Вроде резвые на ноги, руки, а головы дурные. Я, когда их вижу, всегда думаю, что лучше под машину попасть, чем такой, как они, стать. Только эти старухи коренные повалковские, родители их из деревни. Когда разрешили своими участками торговать, почти все, кто в Повалкове родился, продали дома и в Москву подались. Хотели люди городских радостей. А столичные жители к нам рванули, огороды завели. Вот такие дела. – Спасибо, – вздохнула я, – буду на парковке примерно через час. Ситуация на шоссе быстро меняется, могу и опоздать. Заранее извини, если задержусь. – Ерунда, я подожду, – воскликнула Яна, у которой, похоже, мигом улучшилось настроение. – Что тебя удивило? – спросил у Кузи Семен, когда я положила трубку на стол. – Кому адресовалось: «Не фигасе, врун»? – Михаилу Андреевичу Носову, – ответил Собачкину его друг, – он себе возраст исправил. Случайно инфа выпала. Я забил запрос о долгожителях в Повалкове и списочек получил. Дашенция, что тебе дедушка сказал, сколько ему лет? Я начала вспоминать. – Восемьдесят один или два… Вроде так. Может, три. Возраст почтенный, но выглядит старик хорошо, активный физически, никаких признаков маразма! Ас компьютерного сыска усмехнулся. – Так ему слегка за шестьдесят! А я помню, как ты говорила, что Носов совсем древний. Стал искать о нем сведения и выяснил: Михаил Андреевич, восьмидесяти четырех лет, в Повалкове прописан давно, но не с детства, раньше жил в Москве. И все. Никаких сведений о нем больше не обнаружил. Странно, но так бывает. Или глюк какой-то в Интернете, или убрали инфу. Может, он в таком месте служил, что там на всякий случай замели следы. Сейчас мне пришло в голову посмотреть список деревенских стариков. И нет там Носова! Одни старушки! Ну, так часто бывает, женщины дольше живут, они меньше пьют-курят-дерутся. В каком месте перечень пожилых я отрыл? Там, где многодетным, инвалидам, старикам помощь оказывают, продовольственные наборы к праздникам выделяют. А нету Носова там. Почему? Куда дедок подевался? Удивило меня это. Решил, что могли элементарно забыть внести старичка в перечень. А сам он понятия не имеет, что ему что-то к красным датам положено. Дай, думаю, доброе дело сделаю! Хакну списочек, помещу туда Носова. Потом меня осенило: вдруг у него что-то с пропиской не так? Влез я в один областной портал. И что? Есть Носов Михаил Андреевич, деревня Повалково. И лет ему не сильно за шестьдесят! – Наверное, ошибка в областном портале, – предположил Сеня. – Не-а, думаю, что Носов паспорт сменил, лет себе прибавил, – прищурился Кузя. – В сельсовете это легко прокатило, а в области даже в конце восьмидесятых проверить могли. И поэтому он не требовал ни заказов, ни льгот. Все, что с деньгами связано, часто проверяется. Начнут копать, узнают, что Носову на два десятилетия меньше, чем в паспорте указано. Хитер бобер! Дом он в Повалкове покупал по старому паспорту, его данные в областные документы попали. А в сельсовете он уже новое удостоверение личности предъявил, и его стали считать стариком. Я удивилась: – Обычно люди убавляют возраст. – И не такое случается, – философски заметил Дегтярев. – Интересно, с какой целью он врет? Глава тридцатая Когда Яна села в машину, я извинилась: – Прости, опоздала. – Сама только-только приехала, – успокоила меня Реутова, – очень мне твой совет нужен. Зина работала у Николаевых. Помнишь? – Да, – кивнула я, – конечно.