– Вы совсем не похожи на нищую, – заметил мой спутник, устраиваясь на лавочке. – Количество денег, которым владеет человек, не делает его лучше или хуже, – сказала я. – Тот, кто был добрым в бедности, и разбогатев не озлобится. Но это правило и наоборот действует. Если ты, будучи стеснен в средствах, ненавидел всех, то не станешь любить людей, обретя миллиарды. Вы можете что-нибудь рассказать о ваших детских приключениях в лесу? Если вам неприятно об этом вспоминать, то не надо. Но от вашей откровенности зависит поимка преступника. Никита поманил мороженщика. – Дайте нам два! Отдав одну порцию мне, юноша аккуратно снял обертку со своего стаканчика. – Мы тогда жили в деревне Повалково. Отца я не помню, а мама постоянно работала. С мая по ноябрь она сдавала дом, мы с ней перебирались в летнюю кухню. Когда мне лет шесть исполнилось, появилась тетя Ира с мальчиком Павликом. Он был моим ровесником, или на год старше. Я рос тихим, любил читать или собирать пазлы, а у Павлика мотор зажужжал в заднице. Разница менталитетов не помешала нам подружиться. Тетя Ира оказалась хорошей такой. Мама, уходя на смену, оставляла еду. Мне приходилось есть суп холодным, не разрешалось в отсутствие взрослых газовую плиту включать. И спал я один. Медсестры сутками работают. Тетя Ира быстро узнала, какой у нас распорядок дня, и велела: – Никита, когда твоя мама на службе, ты ешь и ночуешь у нас! – И правда, милая женщина, – согласилась я. – У нее еще дочка была, – вспомнил мой собеседник, – я ее пару раз видел. Она была намного старше Павлика, может, лет на десять, хотя нет, больше. Имени ее я не помню. Один раз я спросил: – Тетя Ира, где сестра Павлика живет? Она ответила: – Моя дочка – мастер спорта, получила много медалей на разных соревнованиях. Она постоянно тренируется, поэтому живет в интернате для чемпионов. Павлик рассказал, что мать девочку не любила, ей надо платья покупать и ест она много. А в приюте вкусно кормят, дают одежду и обувь бесплатно. Один раз друг предложил мне пойти в дальний лес. Я ему объяснил: – Мне туда ходить не разрешают, там Ванька-смерть живет! Павлуха в ответ: – Вот-вот. Охота мне на него посмотреть. Надо подождать, когда тетя Юлия на дежурство уйдет, а моя мама на автобусе за продуктами уедет, мы туда-сюда сносимся, успеем вернуться, и никто не узнает, чем мы занимались. Никита вытер бумажным платком испачканные мороженым пальцы. – Мне совсем не хотелось смотреть на того, кто людей жизни лишает. В деревне жил дедушка Миша, он всем объяснял, и детям, и взрослым: «Лес, где находятся развалины, проклят. Ванька-смерть там много столетий орудует. Он монахов убивал, которые деревья сажали. Даже не думайте туда ходить. Назад живыми не вернетесь». Понятно, что дети боялись, да и взрослые опасались. Очень уж дед убедительно говорил. Но Павлик был из породы людей, которые слышат: «Не делай этого», и тут же делают. Например, мать ему запрещала к колодцу подходить, так он сел в ведро и вниз съехал. Его потом вытаскивали. «Не купайся в озере, там ключи со дна холодные бьют». Ага! Он сразу к воде направился, тонуть стал, хорошо, что мимо сосед шел, спас Пашку и отлупил его. Паша был просто огонь. А я тихий, боязливый, он меня на «слабо» взял. «Слабо тебе в лес пойти, Ваньку-смерть боишься, я всем расскажу, какой ты, Никита, трус, как девчонка». У него фраза была любимая: «Всем расскажу, как ты…» Я испугался, что меня потом мальчишки задразнят, играть со мной не станут, и отправился с Павлухой в лес. Никита покачал головой. – Наш поход – это иллюстрация к пословице: «План написан на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить». По предположению Павлика, Ванька-смерть жил в лесу неподалеку от оврага. Схему он на листке начертил. Никита рассмеялся. – Отличная схема, нарисованы палки, написано: «Елки» и несколько стрелок. Если учесть, что мы были в еловом бору, то просто супер. Бродили мы, бродили и очутились на развалинах. Павлик повеселел. – Нашли дом Ваньки-смерть! Дед Миша говорит, что он там живет. Давай внутри посмотрим. Или ты боишься? Всем расскажу, какой ты трус! Я согласился, хотя вообще не хотел туда лезть. Мы начали там шарить. Некоторые стены сохранились кое-где нормальной высоты, кое-где почти разрушились. Нашли кружку алюминиевую, помятую. Павлик обрадовался: – Так я и знал, что у Ваньки тут жилье, надо его подождать, потом напугать, палкой побить. И тут раздались голоса, мы спрятались в руинах, я сидел смирно, а Павлик решил посмотреть, что происходит, высунулся в оконный проем, потом выбежал из укрытия и закричал: – Я всем расскажу, как вы их убили! Глава двадцать восьмая Никита провел ладонью по лицу. – Дальше все помню, как в тумане. Выглянул я в то же окно, куда Паша смотрел, заметил двух человек, они лежали на траве спиной вверх, на головы мешки наброшены, руки в разные стороны раскинуты. И пара мужчин стояла спиной к развалинам, поэтому они меня не видели. Далее все было, как в кино! Замедленная съемка: Павлик подходит к дядькам, которые стоят, рот открывает, а я голоса его не слышу. Один незнакомец отталкивает Пашку, тот падает головой на камень, и… кровь, кровь, кровь… Все, конец! Провал. Темнота! Открыл глаза я в больнице. Мама в слезах сидит рядом, кричит: «Очнулся». Меня расспрашивать стали, я молчал. Почему? Очень боялся: вдруг ругать будут, что в лес без разрешения пошел. А когда вопросы про Павлика услышал, совсем струхнул, решил: скажу, что он кричал на мужиков, которые людей убили, сразу милицию вызовут, меня жизни лишат. – За что? – удивилась я. – Так маленький я был, а по телевизору в новостях, которые мама смотрела, только и говорили: «Менты – бандиты, убивают за деньги, помогают преступникам…» – вздохнул Никита. – Я струсил. Молчал. Больница была деревенская, крохотная, доктора не самые умные. Велели мне пить какие-то таблетки и валерьянку. Лежал я в клинике пару недель, потом в санаторий меня отправили. В сентябре я пошел в школу, ко мне все приставали, и дети, и даже учителя, вопросы задавали. «Правда, что ты Ваньку-смерть видел?» Никита рассмеялся. – Это местная легенда, непонятно, кем придуманная. Ее в разных вариантах рассказывают. Самый популярный: в лесу в развалинах живет Ванька, он хватает всех, кого видит, и убивает. Я всем одинаково отвечал: – Ничего не помню. Дальше было хуже. Тетя Ира у нас в тот год почти до зимы жила. Дочь ее примчалась. Каждый день они по лесу ходили, Пашку искали. Потом уехали. В день отъезда мне сестра Павлика сказала: – Знаю, это ты братика задушил и тело спрятал. Я стою, не знаю, как реагировать. А она спокойно так говорит: – Проклинаю гада до двадцатого колена! Чтоб тебе, Никита, удачи не видать, чтоб вся твоя родня сдохла, чтоб тебя, убийцу, черви живьем сожрали. Плюнула мне в лицо и уехала. Эффектно так поступила! – Да уж, – пробормотала я. – Я пошел домой, – продолжал Никита, – думал, что у меня теперь двадцать ног вырастет! Это я так фразу про двадцатое колено понял. Утром в школе новый поворот! Одноклассница сказала: «Знаю, тебя Ванька изнасиловал. Фу, отойди!» И остальные ребята так же реагировали. Я убежал домой, рассказал все матери. Она помчалась к директору. О чем с ним разговаривала, я до сих пор не знаю. И буквально назавтра вся деревня заговорила, что я – псих, меня убивали, но не добили, изнасиловали… Проходу мне не давали, не стесняясь спрашивали: «Чего с тобой Ванька сделал? Как он выглядит?» Закончилось это тем, что я в обморок упал, «Скорая» в областную больницу меня увезла. Там оказался умный психолог Сергей Иванович. Он со мной долго говорил, потом с мамой беседовал, та избу быстро продала, в долги влезла, купила однушку на первом этаже на краю Москвы, совсем убитую. Сергей Иванович устроил меня в школу. Другая жизнь началась. Там никто ни про Ваньку-смерть, ни про изнасилование не говорил. Хорошие были ребята, талантливые, я математикой увлекся. Ну и встал на ноги. Вот такая история. – С тетей Ирой и сестрой Павлика вы потом встречались? – поинтересовалась я. Никита сорвал травинку и стал теребить ее пальцами. – Нет. И не хочется их видеть. Кем надо быть, чтобы маленького мальчика в убийстве обвинять, проклинать? Сначала я боялся с ними где-нибудь столкнуться, в метро, например. Потом, лет в четырнадцать, хотел их найти, объяснить: не трогал я Павлика, рассказать, что он не стал тихо сидеть, начал бандитов ругать, один из них его и толкнул. Он случайно погиб, головой на камень упал. Но я поразмыслил и сказал сам себе: «Сестра Паши нервничала, вот и вылила на меня злость. Я ни в чем не виноват. Не стоит прошлое ворошить». Я принял решение: стать богатым, построить огромный дом в Повалкове, вернуться туда победителем. Но когда обзавелся деньгами, оказалось, что в родное село меня совсем не тянет. Что и кому я доказывать буду? В гадюшнике небось еще живы взрослые, которые обо мне мерзкие слухи распускали, и одноклассники мои тоже на месте. Зачем в отстойник лезть? Все. Похоронил я прошлое. Когда взрослым стал, маме правду сообщил и своему психотерапевту, и я больше не боюсь о детской шалости вспоминать. С ребятами и не такое случиться может. Жаль только, что мама до сих пор переживает, в крокодила превращается, когда кто-то в мой адрес что-то, на ее взгляд, не то говорит, о той истории напоминает. Хотите еще мороженого? Мы по сливочному съели, давайте теперь по ягодному? – С удовольствием, – согласилась я. Мы посидели на лавочке, Никита рассказал, как он придумал первую соцсеть, показал фото своих бенгалов. Я в ответ продемонстрировала нашу стаю. Парень пришел в восторг. – Говорящий ворон! Круто! Коты восхитительные! – Они не наши, – уточнила я, – подруга на передержку оставила. Через некоторое время мы пошли к моей машине и расстались друзьями. Я отправилась домой, по дороге получила эсэмэс от Сени: «Ты где?» «Еду в Ложкино, – ответила я. – Что-нибудь нашли в развалинах?» «Сейчас расскажем», – пообещал Собачкин. Я прикатила домой на несколько секунд раньше сыщиков, которые сегодня бродили по лесу в Повалкове, вышла из машины и увидела наш минивэн, резко притормозивший у ворот. Из него вышел Дегтярев и рысью помчался в офис. Я побежала за ним. – Что случилось? – А что должно произойти? – на ходу поинтересовался полковник. – Надеюсь, ничего, но ты бежишь, – пробормотала я. – Удивительное дело, оказывается, я умею быстро шевелить ногами, – съязвил Александр Михайлович и скрылся в санузле. Я захихикала. Не стоит делать далеко идущие выводы, основываясь на своих ощущениях. Мне показалось, что полковник встревожен, расстроен, торопится в офис, потому что выяснил что-то ужасное. В моей головушке забил фонтан жутких мыслей. И что оказалось? Толстяку просто захотелось в туалет. Минут через десять, когда все устроились в комнате, Сеня посмотрел на меня и начал рассказывать: – Сомнительно, что это развалины монастыря. Скорей всего, там когда-то был большой дом. При монастыре, как правило, есть коровник, хозпостройки, корпус, где монахи живут. Еще много чего, и, конечно, церковь. А в лесу руины одного здания. Кроме него, мы нашли погреб в земле. – И постройке не так много лет. Похоже, ее возвели в конце девятнадцатого века, – добавил Леня. – Разрушили ее, вероятно, в начале двадцатого. – И как ты это определил? – удивилась я. – По кирпичам. В девятнадцатом веке в их изготовлении произошли глобальные изменения. Из ручного производства этот стройматериал перешел в промышленную отрасль… – начал Леонид. – Остановись, – велел ему полковник, – простого ответа: «по кирпичам» хватит. Кузя, почему у тебя на компьютере мелькают фото?