Гриша озадаченно кивнул и, не попрощавшись, покинул офис. А я осталась совсем одна. Не спеша прибрала бумаги со стола. На всякий случай перепроверила последние письма, с которыми в пылу эмоций могла наделать ошибок, и выключила компьютер. Подхватила сумочку и направилась в гардеробную как раз в тот момент, когда позади меня в пустом офисе заиграла всеми любимая “В лесу родилась елочка”. Я обернулась и увидела, как посреди оупенспейса стоит Гордеев с накладной белесой бородой и в красной шапке от костюма Деда Мороза. Он скрестил руки на груди, буравя меня испытующим взглядом. И я не сдержалась и рассмеялась. — Какая идиотская шапка, — пробормотала я, отставляя сумку на стойку. Взгляд невольно привязался к Гордееву, и я ничего не могла с собой поделать. Не смотреть на него всегда было сложной задачей. Даже в те дни, когда он метал гром и молнии, кидаясь в сотрудников правками, я не могла оторвать от него глаз, потому что он был удивительно хорош как в гневе, так и в новогоднем костюме. — Возможно, дело не в шапке, а во мне, — самокритично ответил Дед Мороз, стаскивая с себя шапку и бороду, — Вообще-то ты уже на пятнадцать минут опоздываешь на репетицию. — Я совсем забыла, — виновато пробормотала я, следуя за Гордеевым в большой переговорный зал, где из года в год проводилась праздничная елка. На самом деле я и не думала, что он сам придет. — Аллочка, твою мать, — добродушно усмехнулся Никита, — Нельзя назначить встречу и не прийти на нее. Это непрофессионально. — Мне есть чему у тебя поучиться, — согласилась я, с некоторым волнением глядя на костюмы, висящие на вешалке в переговорке. Заметив мой взгляд, Никита удовлетворенно произнес: — Отличные костюмы. Не зря я так долго торговался с теми актерами. Удивленно раскрыв рот, я уставилась на мужчину. — Это ты их выкупил? Тот закатил глаза, словно говоря: “Опять ты меня демонизируешь, Аллочка!”. — Да. Мы долго бодались, потому что, как оказалось, эти костюмы из областного ТЮЗа, — Гордеев сел в кресло, закинув ногу на ногу, и стал листать распечатанный сценарий. — Ты лишил театр костюмов? — возмутилась я. — Да, — коротко ответил он, не глядя на меня, — Потому что их хотела ты. Я прикрыла глаза, вспоминая тот день. Моя первая елка, организованная в этом офисе. Я ощущала такой прилив адреналина от проделанной работы. Столько усердного труда было вложено в организацию, и все - абсолютно все! - могло пойти крахом из-за двух взбесившихся актеров. Мне действительно нужны были те костюмы. Иначе моя первая елка прогорела бы. Иначе я потеряла бы веру в свои силы. — Спасибо, — шепнула я, с благодарностью глядя на мужчину, аккуратно листающего страницы. — Давай займемся делом, — он сменил тему, словно смутился моей благодарности, — Я распечатал тебе сценарий и внес правки. — Ну конечно, ты внес правки, — я закатила глаза и, прихватив ровно скрепленные листы, села в соседнее кресло. Следующий час мы вычитывали реплики и шутили над детскими стишками, будто между нами не было пропасти с бурлящим внизу потоком странных невыясненных отношений. И вновь на слове “отношения” мне захотелось горько усмехнуться. Под конец, когда я уже начала собираться домой, Никита озадаченно пробормотал себе под нос: — Думаю, это была плохая идея - провести корпоратив в саму новогоднюю ночь, да еще и с семьями сотрудников. Я не могла не вступиться за дядю: — Возможно, ты не заметил, но на протяжении всего года дядя старался максимально сплотить команду. Он помешан на семейных ценностях. А мы здесь - тоже как семья, понимаешь? — я кинула на Гордеева вдохновленный взгляд, — Мы проводим вместе столько, сколько не проводят муж с женой. Большая часть жизни проходит на работе, и дядя хочет, чтобы наш небольшой коллектив был настоящей семьей. Я отложила сумку, прекратив сборы, и продолжила: — А ты знаешь, что у бухгалтера Валентины Игоревны родился внук с особенностями? Дядя полностью оплатил его операцию. Когда у Вики Князевой сгорела квартира, она полгода жила у Тоси Марченко. А ведь они даже не подруги. Я всегда беру к себе кошку Регины, когда та едет в отпуск. Мы тут постоянно помогаем друг другу переживать веселые и грустные моменты жизни. Спасаем друг друга и вдохновляем на свершения, — чувства, переполнявшие меня, вылились в ручейки слез, — Это все не просто работа, Гордеев. Это нечто большее. Поэтому в эту новогоднюю ночь дядя хочет собрать сотрудников и их семьи в шикарном ресторане и воздать честь семье, которая стоит за каждым из нас. Я утерла слезы бумажным платком из бокового кармана сумочки и глянула на Гордеева, который смотрел на меня с печальной задумчивостью. — Но в эту ночь не будет твоей семьи, — тихо произнес он, — И не будет моей. Я устало вздохнула и снова села в кресло, решив все-таки рассказать ему свою историю. — Моя мама была певичкой, — начала я, — Она сбежала от папы к какому-то продюсеру в малиновом пиджаке. А я осталась с папой и дядиной семьей. — Где твой отец сейчас? — серые глаза смотрели на меня с тревогой, словно Гордеев переживал, что заставляет меня вскрывать старые раны. Но ни одна из этих царапин не болела. Только благодаря той любви, которой меня окружили дядя, тетя Нина и их буйные Макар и Кирюха. — Папа не хотел строить бизнес с дядей. Он все пытался сам чего-то добиться. В итоге влез в мутную историю, и его подставили, — спокойно рассказала я, — Папе грозил срок, так что дядя помог ему улететь в Америку. А потом, когда все улеглось, он просто не вернулся. Я постаралась вспомнить, когда последний раз разговаривала с отцом, но не смогла. Только в голове звучал его вечно веселый голос, когда, широко улыбаясь, он выдавал очередную невероятную идею. Может, Гриша, в чем-то похожий на моего отца, потому мне и приглянулся? Потому что все эти годы я неосознанно тосковала по папиной легкости и непосредственности. Ведь дядя более спокойный и прагматичный. Рассудительный и справедливый. Он не делает ничего, не взвесив и не обдумав. Он скучный. Как и я. Я снова посмотрела на Гордеева и поняла, что он в самом деле похож на моего дядю. Возможно, в молодости и Геннадий Петрович раздавал словесные подзатыльники сотрудникам и крыл всех “твоюматерями”. Пока не нашел людей, которым сможет довериться. — Тебе нужно научиться доверять, — выпалила я, и Гордеев на удивление мягко улыбнулся. — Это сложно, Аллочка, — коротко отмахнулся он. — Почему твоей семьи не будет на празднике? — осторожно спросила я, совершенно ничего не зная о происхождении Гордеева. — Даже не стал их звать, — он покачал головой и перевел потухший взгляд на установленную в центре зала елку, — Я величайшее разочарование своих родителей. — Не может быть! — искренне удивилась я и зачем-то в шутку ляпнула: Ты и их довел? — Очень смешно, Аллочка! — в прищуренных серых глазах мелькнула озорная искорка, и я не смогла сдержать улыбки, — Мой отец военный, мама всю жизнь моталась за ним по гарнизонам. А я…Меня кидали из одного интерната в другой, потому что папе все казалось, что меня недостаточно строго воспитывают, — мужчина горько усмехнулся и взъерошил черные с проседью волосы, — И, видимо, так и было, раз мне не удалось воспылать любовью к военной форме. — Мне так жаль, — с неприкрытой нежностью в голосе произнесла я, в порыве накрыв своей ладонью ладонь Гордеева. Тот вздрогнул, но руки не убрал. — Не переживай, папа отыгрался на моих младших братьях, — губы Гордеева снова скривились в ухмылке, — Они оба стали офицерами. А я просто вышел из этой гонки за родительской любовью. Я промолчала, переваривая услышанное. Отчасти мне стало понятно, почему Гордеев такой, какой он есть. Строгий, дисциплинированный, сдержанный, требовательный к себе и другим, не способный доверять. Избегающий любви. Одинокий. Меня вдруг охватило такой нежностью, что я подалась вперед, чтобы обнять Гордеева, но тот отстранился и холодно произнес: — Оставь это Степанову. Я заметил, что вы помирились. Резко выдохнув, я поднялась с кресла и крепко ухватилась за сумочку, снова передавая в нее заряд нерастраченных эмоций. — Гриша знает, что мы на самом деле не вместе, — выдала я. — Отлично, значит совсем скоро вы воссоединитесь, — саркастически процедил Никита, — Прямо в новогоднюю ночь. — Гордеев…, — устало произнесла я, вкладывая в эту фамилию слишком много чувств: раздражение, печаль, сожаление, скрытую симпатию и, черт знает, что еще. — Твою мать! Поставив точку любимыми словами самого Гордеева, я вышла из зала, оставив строптивого Деда Мороза наедине с ненаряженной елкой и своим плохим поведением. На душе было больно. Ведь я знала, что наша история близится к концу. ГЛАВА 7. С НОВЫМ ГОДОМ, ТВОЮ МАТЬ! Я вяло тыкала в одно и то же электронное письмо, открывая и закрывая его. В правом нижнем углу монитора маячила дата – тридцатое декабря. Жизнь в офисе бурлила, словно все мы варились в огромном чане с вермишелью из мишуры. Коллеги шутили, подливали друг другу коньячок в кофе, перекладывали задачи на девятое января и, подумав получше, переставляли их же на десятое, ведь ни один уважающий себя русский не станет по-настоящему работать в первый день после новогодних каникул. Я изо всех сил старалась откопать в себе праздничное настроение, но эти потуги выглядели нелепо. Наш зверинец шептался: — Аллочка загрустила без Гордеева. — Он что, ее бросил? — Ох, Аллочка…