— Зайди ко мне, ладно? — натянуто мягко попросил босс и, резко дернувшись с места, буквально полетел к лестнице. А я осталась стоять перед шокированным офисом, как дура. Едва начищенные туфли Гордеева скрылись на втором этаже, ко мне подбежала главная сплетница Регина. В ее руках успела подтаять шоколадка, и это было неудивительно, ведь за последние десять минут температура в помещении повысилась настолько, что мои щеки окрасились стойким румянцем. — Аллочка! А что это было? — заверещала Регина, подступая ко мне то с одной стороны, то с другой. — Что это Гордеев так странно ведет себя? — Я не знаю, — я обняла себя за плечи, отстраняясь от напора коллеги, и спряталась за стойку. — Знаешь! — возразила упрямая девушка, — По глазам вижу – что-то происходит! Я упала на стул и, оперевшись локтями на стол, закрыла лицо ладонями. Гордеев выставил меня идиоткой на весь офис! А я мямлила перед ним, как овечка. Что? Кофе? Я? Я пила. Аааах! Какой кошмар! Сам-то навел шороху и спрятался в своем кабинете, а мне тут отдуваться и весь день терпеть эти любопытные взгляды. — Ничего не произошло, Регина, — немного успокоившись, ответила я. — Просто в пятницу мы с Никитой Дмитриевичем… Так я начала свою мысль, но не успела я договорить «решили за кофе обсудить детали одного проекта», как болтливая Регина воскликнула, обращаясь ко всему офису: — Аллочка очаровала Гордеева! Обернувшись ко мне, она добавила: — Ну конечно, кто, если не ты. Может, он теперь станет помягче? Выпучив глаза, я вскочила и вцепилась бледными пальцами в дерево столешницы. Стоило бы дать уверенное опровержение, но по офису потекли переговорчики, и я буквально видела, как из сплетен формируется ужасный голем, от которого я совсем скоро сильно пострадаю. — Не отшивай его так быстро, а! Пусть немножко походит такой лаааасковый, — Регина надула губки, изображая умиление, и я, не издав ни звука, снова осела на стул, пряча свое красное лицо от коллег. Пока любительница распускать слухи шла к своему рабочему месту, пританцовывая от радости, я судорожно хватала разные предметы на своем столе, пытаясь навести порядок там, где никогда (никогда!) не бывало бардака. Только, очевидно, этот самый бардак был сейчас в моей голове. *** После того, как на мой корпоративный телефон пришло третье сообщение от Гордеева, мне все же пришлось вылезти из-за стойки. Прихватив для вида папку с черновиками и не обращая внимания на шепчущихся коллег, я прошла через весь офис и с тяжелым сердцем поднялась наверх. На втором этаже всегда царила некоторая изолированность. Здесь было мало жизни. Только работа. Я поежилась от того, как явно ощущалась эта разница с вечно жужжащим первым этажом. Может быть, я не такая уж скучная, раз мне нравится проводить время среди задорных и болтливых коллег, а не в этой атмосфере делового снобизма? И, похоже, даже холодному Гордееву тут не особо уютно, раз он постоянно слоняется по нашему зоопарку. Я робко постучалась в дверь кабинета и, получив разрешение войти, открыла дверь. — Садись, — пробурчал Никита Дмитриевич, сидящий в своем кожаном кресле. Он вперил в меня жесткий взгляд, и я мысленно приготовилась обороняться. Я прикрыла дверь и тут же ощутила, как в кабинете невыносимо холодно. Заметив, как я потерла ладонями голые руки, покрывшиеся мурашками, Гордеев на миг смягчил взгляд и, поднявшись, захлопнул окно. Он кивнул на стул, и я присела, прилежно сложив ладони на коленях. — Зачем вы меня позвали? — спросила я, натянув на губы дежурную улыбку. — Почему ты не подыграла?! — тут же вспыхнул мужчина. — В чем? — искренне не понимала я. — Ты забыла, о чем мы договорились в пятницу? — Никита Дмитриевич мерил кабинет широкими шагами, всем телом выказывая свое недовольство. — Не могла изобразить дружелюбие? Можно подумать, ему самому было знакомо дружелюбие. Нельзя постоянно кричать на людей, а потом вдруг стать паинькой, жаждущим преданной дружбы. — Ты выставила меня идиотом! — продолжал пыхтеть Гордеев, — Теперь все будут думать, что я пытаюсь через тебя подобраться к новой должности! Оно, конечно, так и было, да только Никита Дмитриевич еще не знал, что никто в офисе даже не подумал о новом филиале и горячем месте его руководителя. — Там внизу думают совсем о другом, — пробормотала я, отведя взгляд в сторону. Мой неоднозначный тон не остался незамеченным. Гордеев остановился и присел на стол прямо передо мной. — Они не поняли, чего я хочу? — уточнил он, боясь, что коллеги раскроют его истинные намерения в моем отношении. — Не поняли. Не переживайте, Никита Дмитриевич, — я нервно хихикнула и покосилась на дверь. — Это хорошо. И зови меня просто Никита. На «ты». По крайней мере, пока я не уеду в новый филиал, — тон просто Никиты потеплел, и мужчина даже слегка расслабил узел галстука. Бедняга, он так переживал за свою репутацию, и еще не догадывался, какие слухи отплясывают с уст на уста на первом этаже. Я неловко улыбнулась, но ничего не сказала, и тогда, мужчина, конечно, понял, что не все так радужно. — Погоди, — в голосе Гордеева ощутимо возросло напряжение, и я невольно вжалась в стул, — О чем же тогда все подумали? Я затрясла головой, не желая говорить это вслух, но парализующий серый взгляд уже сканировал меня насквозь и, чтобы скорее закончить эту пытку, я выпалила на одном духу: — Они думают, что ты в меня влюблен! На одну бесконечную минуту в кабинете повисла ужасающая тишина. Я слышала, как за окном свистит ветер, которого еще с утра не было, и в нем отчетливо различался плач по бедной скучной Аллочке, которая ввязалась в огромные проблемы. Гордеев как-то холодно рассмеялся и, глядя прямо на меня, расстегнул пуговки на манжете голубой рубашки. Он закатал сначала один рукав, потом проделал то же самое со вторым. Ощущая грядущее наказание, я плотно сжала губы и внимательно следила за тем, как при аккуратных движениях – резких, но удивительно четких – перекатываются мышцы предплечий, как выделяются сухожилия на запястьях, как выпирают голубоватые вены. Один вид красивых мужских рук – достаточно сильных, но не перегруженных избытком мускулатуры – подарил мне легкое эстетическое опьянение, и я даже немного расслабилась, позволив губам расплыться в глуповатой улыбке. Но тут Гордеев поднялся и зашел за мою спину. Вцепившись пальцами в мягкую обивку стула, он склонился над моей головой, и я нервно сглотнула эстетическое наслаждение, комом вставшее поперек горла. — Аллочка…, — прошипел он прямо в ухо, и мурашки с рук разбежались по всему телу. Я поерзала на стуле, ощущая дискомфорт от близости Гордеева. Смутившись, я ничего не ответила. Мужчина медленно втянул воздух у самых моих волос, будто собирался извергнуть на меня драконье пламя. Нужно его успокоить, нужно все объяснить. Это поправимо. Мы просто объясним коллегам, что никто ни в кого не влюблен. Как вообще можно было предположить, что изверг Гордеев сможет влюбиться в живого человека? Я резко вдохнула и обернулась, чтобы предложить свой план урегулирования конфликта, однако лицо Гордеева оказалось куда ближе, чем я предполагала. Мы столкнулись носами, и оба невольно выдохнули от удивления, но почему-то не отпрянули друг от друга в ужасе. Нас окутало облачко из аромата крепкого кофе и моей сладковатой помады – той самой, которая, по мнению Никиты, напоминала рога дьявола. — Твою мать…, — привычное выражение сорвалось с губ начальника, и оно, как ничто другое, емко описывало все происходящее. Не успела я дернуть головой, как Гордеев сам отшатнулся от меня и вернулся в свое кресло, но, не усидев спокойно ни секунды, он вскочил и, стянув через голову галстук, снова раскрыл окно. — Я пойду объясню все коллегам, — тихо произнесла я, поднявшись со стула. — Уж постарайся, — буркнул Гордеев, даже не оборачиваясь на меня. Он увлеченно рассматривал крутящиеся в вихре снежинки и казался вполне спокойным. Если бы не активно вздымающаяся грудь, выдающая неровное дыхание. Я направилась к двери, но тут в коридоре послышались приглушенные голоса Геннадия Петровича и его первого заместителя – Артема Самойлова. Гордеев, как заведенный, дернулся и схватил меня за руку, оттягивая от двери. Он приложил палец к губам, веля мне молчать. Сам прильнул ухом к двери, даже не думая отпустить мою руку. Любопытство одолело и меня, так что и я прислонилась ухом к двери, стараясь не обращать внимание на тепло, разносящееся по телу от того места, где моя кожа соприкасается с рукой Никиты. — Артем, не переживай, ты первый претендент, — уверенно сказал мой дядя, и я заметила, как лицо Гордеева неприятно скривилось, — Но я хочу дать Никите шанс раскрыться. Думаю, здоровая конкуренция вам не помешает. Самойлов ответил что-то невнятное, и я, желая расслышать его слова, чуть сильнее прижалась к двери. С громким щелчком дверь под весом наших тел распахнулась, и мы оба повалились бы на пол, если бы Никита не успел вовремя среагировать и подхватить меня за талию. На долю секунды – а может и на несколько минут, я потеряла счет времени – мы зависли в одном положении. Он удерживал мое тело на весу так, что я касалась пола одной лишь ногой, руками при этом обвивая мужскую шею. Где-то под большим пальцем я ощущала, как ритмично пульсирует артерия, говоря об учащенном пульсе. И, кажется, мой пульс в тот момент тоже сошел с ума, ведь я, затаив дыхание, смотрела в серые глаза, полные изумления. Гордеев был напуган тому, что мы свалились прямо к ногам моего дяди. Ох, дядя! Мы с Никитой резко очнулись от внезапного помешательства и, подняв головы, увидели не менее удивленные взгляды Забелина и Самойлова. — Ты что, подслушивал? — с презрением в голосе спросил Артем. — Аллочка, что происходит? — дядя нахмурился, наблюдая за тем, как Гордеев помогает мне подняться. Мы выглядели более чем просто странно. Он без галстука и в рубашке с закатанными рукавами. Я взлохмаченная и одергивающая юбку вниз. Оба с горящими от стыда щеками. Что еще тут можно было подумать? Прежде, чем дядя сделает кошмарные выводы, я набрала в легкие побольше воздуха и раскрыла рот, чтобы объяснить все, но Никита меня опередил: — Я влюблен в Аллочку, Геннадий Петрович. ГЛАВА 3. ДВА ПРОЦЕНТА