– Амур, да ты находка! – смеялись люди. – Вот кому надо орден давать! – И что дальше, сержант? – спросил Андрей. – Сможет твой питомец привести к радисту? – А как же, товарищ майор, – заулыбался сержант. – Я же вам говорил, хорошо, что меня послушались! Красноармейцы ворвались в дом. Завизжала женщина, захныкал ребенок. Отца семейства, Алоиса Хубера, прижали к стене, он и пикнуть не успел. Мужчина оторопел от страха, выкатились глаза, остатки волос на голове встали дыбом. Меньше всего этот жалкий нескладный тип походил на вражеского радиста. Амур рвался с поводка, злобно лаял на мужчину. Покачнулась Хелена, супруга Хубера, схватилась за край стола, чтобы не упасть. Ее отвели в соседнюю комнату, не спуская глаз, туда же отправили и ревущего ребенка. – Артемьев, убери собаку, нам все понятно, – сказал Гордин. Но Амур продолжал истошно лаять, скреб когтями пол. Это было интересно. Задержанного обыскали, оружия при нем не было. Потом развернули, извлекли из заднего кармана перчатку, о которой он забыл, а может, не придал значения. Перчатка была скомкана, занимала мало места – точная пара той, что нашли на заводе… – Все понятно с вами, господин Хубер, – усмехнулся Гордин. – Шила в мешке не утаишь, а тайное всегда становится явным. Вы извлекли передатчик из тайника, пристроили его там же, работали в эфире, когда услышали шум. Вы увидели, что долину окружают и шансов на побег уже нет. Стали лихорадочно прятать радиостанцию, убрали в мешок, сунули в дыру, сверху заложили брусом. Потом надели перчатки, стали нагребать сверху мусор, но спешили, перчатка слетела с руки, поднимать ее вы не стали. Вторую перчатку сунули в задний карман и побежали в деревню. Или поползли, кто вас знает. На открытых участках хватает канав, по которым можно добраться до жилых строений. Интересная у вас семейка, господин Хубер… – Никакой он мне не муж! – взвыла из соседней комнаты Хелена. – Я его вообще не знаю! – Ну, слава богу, – ухмыльнулся капитан Зинченко. – А мы уж подумали, что совсем мужик сбрендил. – Хорошо, я все скажу… – пролепетал Хубер. – Только отпустите и уберите собаку… Красноармейцы отошли, Артемьев выволок из дома оскалившегося Амура. – Рассказывайте, – потребовал Гордин. – Кому вы радировали? О чем сообщение? Где находится демонтированная лаборатория по производству фальшивых денег и документов? – Да, конечно, я не буду ничего скрывать… – пролепетал мужчина. – Это я отправил сообщение… Он был неглуп, наблюдателен и имел отменную реакцию. А ведь образ себе создал совсем иной! Он вывернулся, словно уж, ударил красноармейца локтем в висок – тот отшатнулся. Второй получил кулаком под дых и на пару мгновений загородил собой злоумышленника. Это был вопль отчаяния, последний шанс, и Хубер не преминул им воспользоваться. Он метнулся назад, к лестнице на чердак, ловко взлетел по ней наверх. Гневно заорал Булычев, оттолкнул хрипящего красноармейца, кинулся к лестнице, стал карабкаться следом. Хубер был уже наверху, с силой захлопнул крышку люка – она огрела Булычева по голове! Он сорвался с лестницы, выронил автомат, его подхватили, он повалился на колени, стиснул руками пылающую макушку. С такими штучками и до сотрясения недолго… Гордин вскарабкался по лестнице, отбросил крышку. Прогремел выстрел – майор присел от неожиданности. Откуда у Хубера оружие? Стреляли из «Вальтера». Значит, пистолет был спрятан на чердаке? Раздался топот, Хубер подбежал, видимо, хотел повторить фокус с крышкой. Андрей полоснул из автомата – преступник отшатнулся. Снова топот, разбилось стекло. Андрей влетел на чердак, выстрелил для острастки. С потолка сыпалась щепка, отламывались пласты штукатурки. Дважды грохнул «Вальтер», но пули никого не зацепили. Хубер со всем отчаянием использовал свой последний шанс. Он разбил стекло, вывалился наружу – на козырек над верандой, крытый черепицей. Тело затряслось, катясь по наклонной плоскости. Андрей подбежал к окну, ушиб голову о низкий потолок. Стекло хрустело под ногами. Поздно, уже не схватить! Хубер докатился до края козырька, ухитрившись не выронить пистолет, и упал вниз. Он был словно гуттаперчевый цирковой артист! Сгруппировался в полете, оттолкнулся ногами, кинулся бежать через двор. Как назло, на узком пятачке никого не было! Он появился в зоне видимости, бежал, заметно прихрамывая, – все же без последствий не обошлось. Все произошло внезапно, бойцы не успели среагировать. Но уже шумели, надрывно лаял Амур. Андрей целился в ноги, но пот разъедал глаза, мишень ускользала из прорези прицела. Где-то слева уже бежали люди. – Не убивать! – крикнул сообразительный лейтенант Маркуша. Поздно опомнились. Думали, командир на чердаке с этим упырем один разберется? Хубер дохромал до края участка, выбил ногой хлипкую ограду, вывалился на улицу. Мишень плясала перед глазами. «Зачем стрелять? – мелькнула мысль. – Куда он денется?» – Стой, сволочь! – звонко выкрикнул Несмелов, прыгая с крыльца. Лейтенант покинул слепую зону, бежал через двор с пистолетом на вытянутой руке, хлопала по бедру пустая кобура. Он стрелял, но в Хубера не целился, палил абы куда. Немец вдруг резко повернулся, оскалился, вскинул «Вальтер». Несмелов успел бы среагировать, но в этот момент затвор заклинило. Как всегда вовремя! Хубер уже давил на спусковой крючок, Несмелов сообразил, что добегался, отчаянно закричал… Андрей дал очередь – автомат задрожал в руках, разлетелись веером пули. Ну, не было другого выхода. Не привык он жертвовать людьми ради выполнения работы – пусть даже важной и неотложной. Хубер схватился за простреленное плечо, выронил пистолет. Самое время остановиться. Но пули из ППШ продолжали сыпаться – палец застыл на спусковом крючке. А когда майор снял его, Хубера уже отбросило на дорогу, он валялся, истекая кровью, и не подавал признаков жизни… Гордин плохо помнил, как скатился по лестнице, кого-то оттолкнул. Он задыхался от злости. На кого злишься, товарищ майор? На себя надо злиться! Он выскочил во двор, где уже собрались люди. Скулил испугавшийся Амур, лейтенанта Несмелова трясло… – Командир, какого черта? Зачем ты его убил? – кричал капитан Зинченко. Хубер уже не шевелился. Три пули в груди, одна в плече – такое кого угодно заткнет. Остался только кривой оскал на мертвой физиономии. Перехитрил я вас, дескать. Понимал, ублюдок, что на допросе расколется, что в СМЕРШ и не таких раскалывали, а умереть не дадут, придется жить и мучиться. Решил найти свой конец – задорно, с музыкой, да еще забрать с собой кого-нибудь. Но с последним не сложилось, а не то Гордин до конца жизни бы себе этого не простил… – Командир, зачем? – недоумевал Зинченко. – Он бы никуда не убежал! – У этого спроси, – кивнул Андрей на бледного лейтенанта. – Я, кажется, вам обязан, товарищ майор… – пробормотал Несмелов, – даже не знаю, чем расплачиваться буду… – А это мы решим, – процедил майор, склоняясь над покойником, – вдруг еще живой, чего не бывает? Больше вопросов не возникло, все всё поняли, сокрушенно вздыхали. Яша Лапчик снисходительно похлопал Несмелова по плечу: – Не повезло тебе сегодня, Женька. Еще чуток и мог бы узнать, что происходит после смерти. – Да ни черта не происходит, – проворчал Булычев, – лежишь себе как дурак, вокруг темно… Досадно было – выть хотелось. Столько усилий – и все коту под хвост. Хелена Хубер сидела на кухне, обливалась слезами, прижимала к себе присмиревшего мальчонку. – Невиновна я ни в чем… – она давилась рыданиями. – Никогда не видела этого человека… Вы деревню окружили, уже машины тут ездили, солдаты ходили, когда он забрался через заднюю дверь – не пойму, почему открытой ее оставила… Приставил нож к горлу Нико, сказал, чтобы не орала… Я поняла, что вы его ищете… Говорит: мы семья, я твой муж, а это наш ребенок… Мол, документы спрашивать не будут, надо только немного притвориться. А если выдам, то он сразу же горло Нико перережет… Что я должна была делать? Это мой сын, одна его воспитываю… Поверьте, я его впервые видела, сильно испугалась. А он говорит: ты молчи, я сам все буду говорить… Это была странная история. А как же пистолет, спрятанный на чердаке? Метался по незнакомому дому и прятал оружие? Но женщина подозрений не вызывала, вела себя естественно, и истерика ее выглядела ненаигранной. Вряд ли она могла сообщить еще что-то вразумительное. Некрасивое лицо окончательно подурнело, она размазывала слезы костлявыми пальцами. Яша Лапчик с группой убыл по соседям, а Гордин снова допрашивал женщину, которая понемногу приходила в себя, потом курил на крыльце, пытаясь здраво оценить ситуацию. В Абервельде был единственный важный объект – засекреченная типография. «Алоис Хубер», короткий сеанс радиосвязи, события вчерашнего дня – это звенья одной цепи, все они так или иначе связаны с упомянутым объектом. Вывезти ценный груз немцы не смогли, спрятали – что дальше? Оставить в тайнике на неопределенный срок? Опасно и невыгодно. Зачем им этот груз, если война все равно проиграна? Это неважно, предприимчивые дельцы найдут этим ценностям применение. Врагов Советского Союза на планете хватает, нацистская Германия в этом списке не последняя. Груз могут сбыть союзникам, могут оставить себе – для использования после войны. Значит, груз обязательно попытаются вывезти. Не с этим ли связан сегодняшний сеанс связи? Что станут делать, узнав, что Хубер мертв? Могут все отменить. Или нет. Особенно если не узнают, что он мертв…  Все было зыбко, неопределенно. Место, сроки, состав исполнителей – вилами по воде. В Абервельде и окрестностях действует развитая агентурная сеть, созданная для безопасности объекта. Плюс непосредственная охрана тайника, где бы он ни находился. Местность к востоку от Абервельда все больше привлекала внимание… Вернулся лейтенант Лапчик с красноармейцами. – Поговорили с людьми, товарищ майор. Теперь они точно были уверены, что мы пришли их расстреливать. А госпожа Томель, когда узнала, что мы по другому поводу, так растрогалась, что хотела накормить нас обедом. Но мы устояли. Фрау Хубер, по общему признанию, проживает одна, никакого мужа у нее нет. Ребенок есть – с этим не спорят, но кто его отец – дело темное. Мужика с нашими приметами никто не видел, все дружно пожимают плечами. Вроде сходится, товарищ майор. Ворвался в дом, приставил нож к горлу ребенка… Мне сразу показалось, что она ведет себя неестественно – с таким страхом смотрела на этого «мужа». А тот от ребенка не отходил. Думаю, он прибыл в долину утром, может, через скалы пролез или из города нарисовался. Передатчик на заводе был спрятан – просто так эту тяжесть не унесешь. Отсюда и работал. Отстучал сообщение, нас засек – и давай импровизировать. По краю ходил. Мы же с соседями разговаривали, могли упомянуть и про чету Хубер – вот бы те удивились… – Да, похоже, так и было, – допустил Гордин. – Оставим ее в покое, пусть живет спокойно. – Это что же получается, товарищ майор, даром полдня провели? – расстроился молодой лейтенант. – А так многообещающе все начиналось… Сматываем удочки? – Спешить не будем, – покачал головой Андрей, – имеется пара-другая мыслишек. Будете хорошо себя вести – поделюсь. Зыбкая теория, но чем черт не шутит. Собирай людей, лейтенант. Куда они все разбрелись? Понравилась сельская жизнь? – Так мы не уезжаем, товарищ майор? – насторожился Лапчик. – Уезжаем, – хмыкнул Гордин. – А если быть точнее – делаем вид. Глава шестая Он чувствовал: что-то должно произойти. За домом Хелены Хубер следили два красноармейца – один контролировал главный вход, другой – заднее крыльцо. Андрей еще не определился, можно ли верить этой особе. Посты стояли на краю долины, лейтенант Маркуша назначил посыльных для важных сообщений, если таковые будут. Транспорт, на котором они прибыли, загнали на завод, поставили между цехами – теперь со стороны его не было видно. Немногочисленные жители получили приказ сидеть по домам и ни на что не реагировать. Солдат рассредоточили по деревне, сформировали группу быстрого реагирования, способную оперативно перемещаться по пространству. «Для закупорки сосудов», – сострил Несмелов. Офицеры разместились в гараже господина Рихлера, острили по поводу запасов в подполе, которые сам бог велел оприходовать. – Мне жалко господина Рихлера, – сказал Свечников, доедая овсянку из собственного пайка. – У него сейчас нервный срыв, мечется по дому, зная, что мы сидим на его запасах, а сделать ничего не может, потому что бойцы его не выпускают. Бедняге предстоит бессонная ночь на грани помешательства… – Не надо насмехаться над чужим горем, – укорил его Андрей, – нам всем сегодня предстоит бессонная ночь, по крайней мере ее часть. – Вы уверены, товарищ майор, что не ошиблись? – спросил сидящий в углу Романчук. – Нам, конечно, безразлично, где ночь проводить, и к отсутствию удобств мы тоже привычные… – Не знаю, – честно признался Гордин, – но есть подозрение, что Хубер выходил на связь неспроста. Посидим, подождем до утра, если что, завтра выспимся. Разрешаю покемарить по очереди. Но оружие не выпускать, не разуваться. И от холода не дрожать, я вас жалеть не собираюсь… Он подремал часа полтора в неудобной позе, очнулся – это был не сон, а издевательство. Кто-то похрапывал, в углу горела свеча, лейтенанты Лапчик и Несмелов вели приглушенную беседу. Романчук и здесь вывернулся – с удобством устроился в старой машине господина Рихлера, забросил ноги на переднее сиденье и попыхивал папиросой. За пределами гаража царила глухая ночь. Гул канонады уже не ощущался – война ушла на север, к границам Германии. Пощипывал холодок – обычное явление для середины весны. Редкие облака плыли по черному небу, красиво переливались звезды. Луна рассыпала по округе серебристый свет, озаряла травянистый покров на дальнем пригорке. Ни в одной из пройденных стран Андрей не видел такой зеленой травы. Не успела проклюнуться, а уже имеет вид, словно ее покрасили… Он пристроился под заборчиком, выполняющим декоративную функцию, закурил в рукав. Мысленно усмехнулся: что за деревня такая? Сверчки не поют, собаки не брешут, навозом не пахнет. Здесь было красиво, легко дышалось, и все же он предпочел бы оказаться в российской деревне – уже тянуло, надоели эти непонятные «Европы»… В иссиня-черном пространстве выделялись очертания домов; вырисовывался, будто призрак, заброшенный заводик. На востоке – скалы, за ними величаво поднимались горы – не такие высокие, как на Кавказе или Урале, но все равно впечатляющие. Возникло странное ощущение, что он сейчас один в деревне. Но нет, что-то шевельнулось за оградой через дорогу, возник силуэт на крыльце. Хрустнула дощечка под ногой, кто-то глухо выругался. На крыльце переговаривались двое: очевидно, перемывали косточки чудаковатому майору контрразведки. Тому по должности положено видеть врага там, где его нет. А солдату безразлично, где и с кем проводить время…