– Ну что ж, решай сам. Баба с воза, как говорится… И законы военного времени продолжают действовать. У нее вроде сын есть? – Да, ребенок-инвалид. Имею подозрение, что, если копнуть, вскроются удивительные вещи, связанные с этим ребенком. Но точно пока не уверен. Это не имеет значения. Ребенок в любом случае отправится в специальное воспитательное учреждение. Или обретет новых родителей. – Хорошо, действуй по своему усмотрению. Прощупай еще раз свой магистрат – ни к чему нам эти удары в спину. Хелену Хубер привели на допрос. Она шла, заложив руки за спину, с неестественно прямой спиной, презрительно смотрела на окруживших ее людей. Хелена изменилась, в глазах блестело что-то одухотворенное, презрительная усмешка не сходила с губ. Язык бы уже не повернулся назвать ее уродливой. В этой женщине что-то было – нечто такое, что до определенного момента она тщательно скрывала! Рука тянулась к кобуре, ныли суставы пальцев, майор еле сдерживался. – Присаживайтесь, фрау Хубер. Она присела – с нехарактерной грацией. «А ведь эта женщина совсем не такая, какой хотела казаться», – мелькнула недоуменная мысль. Но это уже не имело значения. Копаться в ее прошлом – бессмысленно, в будущем – глупо. – Вы весьма убедительно изобразили страх и желание сотрудничать, – сухо произнес Андрей. – К сожалению, под Трабеном, мы не нашли тайник, группа попала в засаду. Вы удовлетворены? Или немного расстроены, что в засаде не погиб командир группы? – У вас еще все впереди, господин майор, – каким-то пронзительно ясным голосом произнесла женщина. – Надеюсь, это скоро произойдет, и вы уже не властны над этим процессом. Внезапно женщина засмеялась. Это было неожиданно. Она смеялась холодно, язвительно, сверля майора глазами. По коже поползли мурашки. С какими только уникумами он не встречался на этой войне. Присутствующие офицеры молчали, едва справлялись с желанием выхватить пистолеты. Хубер перестала смеяться. Лицо ее окаменело. – Будете бить меня, снова допрашивать? – процедила она. – Пожалуйста, я готова терпеть. Неужели вы думаете, что я владею особым допуском к секретам? – Мы так не думаем, – признал Гордин, – но наивно убеждены, что чем меньше на земле нацистов, тем чище воздух. Через пять минут вы будете расстреляны в подвале. Можете подготовиться. Помолитесь или что вы там делаете… Конвой! Расстрелять эту женщину! Хелена поперхнулась, стала кашлять. Но когда ее выводили, справилась с собой, обвела присутствующих убивающим взглядом – словно проклятье наложила. – Туда ей и дорога. Собаке – собачья смерть… – скрипнул зубами Булычев. – Жалко, что только один раз можно расстрелять… Невидимый противник обескровил группу. Ожидать подкреплений не стоило. У Волынцева дефицит личного состава. Договариваться с майором Штольцем тоже не хотелось – его подчиненные имели узкую специализацию и не умели воевать в горной местности. Но большое количество людей и не требовалось. До какого-то момента следовало сохранять спокойствие. Феликс и Тобиас выразили желание примкнуть к группе – парни внушали доверие и знали местность. Узнав, что их просьба удовлетворена, они немного оробели, но все же выразили желание помогать Красной армии до конца. Микаэла тоже что-то заподозрила, сама явилась в магистрат. Она колебалась, кусала губы, потом произнесла: – Андрей, я прошу меня простить, что вела себя неподобающе, грубила, высказывала вздорные вещи… Признаю, что в случившемся не было вашей вины, вы действовали по обстановке… Я хочу, чтобы у вас не осталось сомнений насчет меня и моего отца. Мы не любили нацистов, мы хотим помочь новой власти, и для нас важно, чтобы вы это знали… К тому же всякий раз, когда с вами что-то случается, мне становится тревожно… не знаю почему, но это так… – Девушка смущенно потупилась. – А когда вы возвращаетесь живым, я чувствую радость… Возьмите меня с собой, прошу… Я хорошо знаю эту местность, в детстве посещала оловянный и медный рудники, которые находятся в предгорьях, хотя сейчас они закрыты. Мой отец тогда еще не был бургомистром, он руководил предприятием, добывающим медь… – А папа вас отпустит? – иронично осведомился Гордин. Девушка вспыхнула: – Знаете, Андрей, я давно уже избавилась от опеки отца. Да и какой из него опекун? Он хороший управляющий, а что касается всего остального… Фактически это я его опекаю, а не он меня. – То есть опасности вас не пугают? – Пугают, – вздохнула девушка. – Но я же буду под вашей защитой? Если что-то произойдет, могу отсидеться в безопасном месте. Обещаю, что буду полезной. А моему отцу мы можем ничего и не говорить… Перед Гординым сейчас стояла обычная женщина, с приятным «иностранным» лицом, истончившейся серой кожей, с интересными, но запавшими глазами. Косметикой она сегодня не пользовалась – значит, не было желания понравиться. Но все же понравилась – глупо это не признать. Женские чары не могли не действовать, но голова оставалась холодной. Майор пристально разглядывал собеседницу. Полным глупцом он, конечно, не был, девушку проверяли, даже украдкой следили за ней (лейтенант Маркуша специально выделил двух шустрых бойцов). Она не имела отношения к покушению на майора контрразведки и к засаде в Трабене. Все это время она была на виду или находилась дома, на Кёнерплац. Подозрительных передвижений не совершала, дважды посещала продуктовый магазин на другом конце площади, покупала хлеб и яйца. Витрина магазина была стеклянная, бойцы твердили хором: ни с кем не разговаривала, никому ничего не передавала. О том, что группа Зинченко направляется в Трабен, Микаэла даже не знала. Как воздух требовались люди, знакомые с горной местностью. Тобиас и Феликс жаждали помочь, но возникало опасение, что проводники из них средние. – Хорошо, будьте готовы, Микаэла. Надеюсь, вы не в этом поедете? – он насмешливо кивнул на элегантное приталенное пальто и модные ботинки с узкими носами. Девушка смущенно улыбнулась: – Спасибо, Андрей, конечно, я подберу что-нибудь подходящее… Глава десятая Утро выдалось туманным, небо заволокли тучи. Группа выступила, едва забрезжил рассвет. Судя по концентрации кучевых облаков, солнца до обеда не ожидалось. Колонна состояла из внедорожника «ГАЗ-67» и пикапа «ГАЗ-4», оснащенного открытым кузовом с высокими бортами. Изнутри кузов был обит железом, это, конечно, не превращало его в крепость, но все же внушало чувство защищенности. Конечная точка маршрута держалась в тайне. О ней не знали ни Микаэла, ни австрийские товарищи. От магистрата колонна отправилась на запад, к Фельдбергассе, затем свернула на примыкающую улицу, сделала остановку. «Хвоста» не было. Затем автомобили снова углубились в городские кварталы, выбрались к северной окраине – на шоссе, связующее Абервельд с Гуфштадтом. Скрытого наблюдения по-прежнему не было. Колонна проехала по шоссе восемьсот метров, свернула направо на примыкающий проселок, углубилась в лес и двинулась в обратном направлении. В свете некоторых событий эти меры не казались лишними. Дважды колонна делала остановку, бойцы выходили из машин, курили, с опаской глядели на мохнатые ели, обступавшие их со всех сторон. Снова убеждались в отсутствии «хвоста». – Товарищ майор, вы доверяете этим австриякам? – спросил Булычев. – Вроде неплохие они, хочется верить, но сами понимаете… Группа насчитывала двенадцать человек: трое контрразведчиков, Микаэла, Тобиас с Феликсом, лейтенант Маркуша и с ним пятеро бойцов. Двоих оставили в городе сторожить радиотехническое хозяйство лейтенанта Гусева. Это было все, что осталось у Маркуши. В двух стычках он потерял две трети своего взвода, младший сержант Лукьянов лежал в госпитале (умирать, слава богу, не собирался). Австрийцы оделись по-походному: где-то добыли брезентовые комбинезоны, армейские сапоги. Микаэла надела теплую куртку, спрятала волосы под берет, который натянула на самые глаза. Утро было прохладным. Тобиас нашел старую топографическую карту с сохранившейся печатью горнорудного предприятия, расправил ее на траве. – Вот эти две дороги, – показал пальцем Андрей, – ведут на восток от Тильгау и теряются в скалах. Завалы на обеих дорогах, проезда нет. Но что-то здесь нечисто. – Вам не приходило в голову, что один из завалов может быть рукотворным? – внезапно спросила Микаэла. И тут же пояснила: – Те, кого вы ищете, проехали, потом устроили завал – подорвали кусок скалы или камень с высоты сбросили, и он повлек за собой осыпь. Такие завалы не могут быть непреодолимыми. Полчаса дружной работы – и проезд расчищен. Это несложно, если работают десять здоровых мужчин. Одна из дорог ведет к оловянному руднику «Вартенгарт», она петляет среди скал. Рудник закрыли еще до аншлюса, он располагался в неудобном месте, имел низкую рентабельность. Вторая дорога – к предприятию «Купферкрафт», на котором добывали медь. Предприятия расположены в разных местах – дороги разбегаются. Мой отец работал на последнем, но уволился задолго до закрытия. В 1939 году там произошел сильный взрыв, погибли рабочие. Половина участка была разрушена. Считалось, что диверсия, но это вряд ли – предприятие не являлось стратегически важным. Производство закрыли, с тех пор по этим дорогам никто не ездит – там некуда ехать. – Вот сейчас и проверим, куда по ним можно доехать, – проворчал Гордин. Колонна продолжила движение. Впереди шел «ГАЗ-4», ощетинившись стволами. Каждый боец имел свой сектор обстрела. – Бдительность не терять ни на минуту, – предупредил Гордин. – Это ваша собственная жизнь, товарищи красноармейцы. Внедорожник замыкал колонну. Офицеры находились в постоянном напряжении, готовые в течение секунды покинуть машину. Несмелов вертел баранку, подавшись вперед. Булычев маялся сзади, постукивая пяткой сапога по рации, сунутой под сиденье. Колонна выехала из леса. Справа остался внушительный покатый холм, за ним – злополучная деревня Тильгау. Проселочную дорогу, идущую с севера на юг, от деревни заслоняла каменная гряда. – Двигаться на малых оборотах, – предупредил майор. – Не газовать, не сигналить, не разговаривать. При малейших признаках опасности оставлять машины и укрываться в складках местности. Кузов пикапа трясся перед глазами. Машина шла с перегрузом – восемь человек в кузове. Штатная грузоподъемность – 500 килограмм. Полуторку брать не стали – машины заслуженные, но громоздкие и неповоротливые. Автоматчики сидели плотно, бросали любопытные взгляды на женщину. Это явно мешало службе. Микаэла подняла воротник, пряталась в отворотах куртки. Феликс и Тобиас сидели на коленях, вцепившись в борта: они волновались, неустанно вертели головами, боясь пропустить что-то важное. Слева, за пустырем, громоздились каменные махины, под ними – россыпи отколовшихся от скал обломков. Деревня Тильгау осталась справа – вроде прошли без шума. Остановка у дороги на Вартенгарт была недолгой. Люди покинули машины, рассыпались по канавам. На дорогу ушли Булычев и два бойца – белокурый Бурзин и кряжистый, украшенный шрамами Мартынюк. Они перебежали проезжую часть и исчезли среди завалов. – На дороге не светиться, – предупредил Андрей, – двигаться только параллельно дороге – и не всем сразу. Нет возможности пройти – перелетайте… Он скорчился в канаве, сверлил глазами скалы, нервно курил. Булычев с бойцами вернулись через двадцать минут – перебежали по одному опасный участок, нырнули в канаву. Андрей облегченно выдохнул. – Мы уже были здесь, товарищ майор, – отдуваясь, сообщил старший лейтенант. – Но ничего, повторение – мать учения. В общем и целом ничего не изменилось. Посторонних не видно. Дорога перекрыта метрах в трехстах. Внимательно осмотрели. Осыпь сошла. А еще скала у дороги раскололась пополам и упала поперек проезда. Видать, осыпь ее расшатала. Случай не наш, товарищ майор. Во-первых, нет следов большегрузной техники. Во-вторых, завал не рукотворный. Там такие махины лежат – без техники не оттащить. – Могли не рассчитать, ошиблись, – возразил Андрей. – Никто же не знает, как расколется камень. И сами себя замуровали. – Версия интересная, но нерабочая, товарищ майор. Сквозь завал уже травка пробивается, мох на камнях растет. Этому завалу не один год. – С этого бы и начинал, – поморщился Андрей. – Только время потеряли. По машинам, товарищи… Дорога на медный рудник начиналась метрах в пятистах. Скалы здесь имели странный вид: казались обросшими белой плесенью. Дорожное покрытие – ссохшаяся светлая глина, отшлифованный ветрами камень. Следы колес на таких участках практически не видны. Но при желании их можно найти. Бойцы выбрались из машин. Ловкий жилистый рядовой Грачев (до войны, говорят, в цирке работал) забрался на скалу, занял защищенную позицию и показал знаками: все спокойно. Ему в ответ просемафорили: не расслабляться, смотреть во все глаза. Солдаты двинулись вперед, за ними офицеры. Ширина дороги позволяла провести транспорт, а на отдельных участках даже развернуться. – Товарищ майор, здесь шли машины, – взволнованно сообщил рядовой Пушкарев – смекалистый, курносый, с открытым добродушным лицом. – Смотрите, колесо в яму провалилось, там сырая глина была – рисунок видно… – А больше нигде не видно следов, – пробасил ефрейтор Калинченко – усатый, далеко не мальчик, с мозолистыми крестьянскими руками. – Странно, товарищ майор. Метелкой подмели? – Возможно, и так, – хмыкнул укрывшийся в расщелине лейтенант Маркуша. – уж больно чистая дорога… Андрей махнул Грачеву, сидящему на скале: вперед. Боец пробежал мимо через пару минут, стал карабкаться на другую скалу, смутно напоминающую церковь со шпилем. До завала осталось метров семьдесят – он махнул со скалы, показал пальцем на перекрытый участок дороги. До него добрались через пять минут. Машины медленно ехали сзади. Груда мелких камней перекрыла дорогу. Она смотрелась внушительно, но была вполне проходимым препятствием. При желании ее можно было разобрать минут за сорок. Почему раньше эта мысль не пришла в голову? – Справимся, товарищ майор, – рассудительно изрек Маркуша, – главное – правильно организовать работу.