– Ты, никак, армию решил собрать? – Старик покачал головой. – А меня возьмешь? – Несомненно. Земляки должны помогать друг другу. Кстати, а ты где живешь? – Где работаю, там и ночую. – То есть проблем с переездом не будет? – Да хоть сейчас могу собрать свой сидор и отправиться куда глаза глядят. – Замечательно. Вечером приходи… Слушай, тут поблизости имеется какая-нибудь харчевня? Только не «Потьма». – Недалече стоит «Жирный налим», там самую свежую рыбу подают. Утром из Днепра выловят, вечером приготовят. – Фрол, а отобранных тобой волшебников туда вытащить не получится? Хотелось бы с ними сперва переговорить, прежде чем деньги вносить. – Под клятву, да за один серебряный их должны выпустить до ночи, – ответил старик. «Уж не ту ли страшную, которая в моем исполнении Зарину сильно напугала? Неужели все так боятся ее нарушить?» – Тогда пусть приходят. Ужин за мой счет. – Лады. – Старик улыбнулся. – Я с вещами сегодня приду? – Конечно, мы же договорились. Довольный Фрол покинул лавку, после чего к Еремееву подошел Годим: – Теперь куда, командир? – Надо в Успенский храм наведаться. Далеко отсюда? Карту Александр спрятал в тот же карман, где лежала малахитовая пластинка. Доставать ее на людях он опасался. – На извозчике за четверть часа будем у кремлевских стен. Внутрь меня не пропустят, а ты покажешь лицензию да пояснишь, что в банк зайти нужно. Дабы они не сомневались, кинешь по десять грошей каждому. «И тут коррупция куда ни глянь. Ну да, издавна повелось: «Не подмажешь – не поедешь». Так и живем». Кремлевская стена окружала центр города, где находились самые богатые здания. Годим еще издали показал командиру золоченые купола Успенского собора. Еремеев миновал стражников, предъявив документ и оплатив негласную пошлину, после чего спешно направился к величественному сооружению. – Могу я переговорить с отцом Пафнутием по ореховому делу двухлетней давности? – спросил он служку у входа в храм. Пока тот бегал искать нужного человека, Александр, задрав голову, любовался великолепным зданием и размышлял: «Пароль, что ли, у них такой? Уж наверняка ни о каких орехах не может идти речь. Но меня просили произнести именно эти слова». – Никита? – раздался голос. Спрашивал полноватый мужчина в темно-серой рясе, пристально вглядывавшийся в лицо Еремеева. – Я, – сознался тот. – Можешь показать документ? – Документы у меня, святой отец, на другое имя, – ответил Александр. – И какое ты носишь нынче? – Данила. Батюшка возвел глаза к небу и беззвучно произнес слова молитвы. – Следуй за мной, Данила. Ты тот, кого я жду больше года. «Знал бы он, как меня зовут на самом деле, – то-то бы удивился. Хотя с этой мистикой чаще мне приходится впадать в ступор. Ждет он именно меня больше года. Спрашивается – зачем?» Еремеева провели в крохотную комнатку без окон, освещаемую двумя масляными лампами, висевшими над столом. По обе стороны от него стояли стулья. Батюшка предложил присесть. – Сказывай, что стряслось с Данилой Яриловичем? – А кто это? – Еремеев где-то слышал имя, но не мог сразу вспомнить. – Только он знал о деле, которое мы обсуждали с ним за этим ореховым столиком два года тому. – Рачинский? – наконец всплыла в памяти нужная фамилия. – Владелец Троицкого? – Он самый. – А я и не знал, что это был он, – грустно произнес Александр. – Был? – В тюрьме Крашена я нашел человека, прикованного цепями к стене. Имени своего он не назвал, но обрадовался, когда услыхал, что меня Никитой зовут. Попросил зайти в Успенский собор к отцу Пафнутию. И умер. – Видать, все же достал его пан Тадеуш. Жаль, хороший был муж. – Батюшка тяжело вздохнул. – Однако думать следует о живых, Данила. Переверни-ка стол. Гость выполнил просьбу и по указанию отца Пафнутия открутил одну из массивных ножек. Из полости внутри священник сначала вынул бумаги, а потом вытряхнул перстенек. – Тут документы, кои выписаны на жену и сына погибшего. На перстне герб рода Рачинских, он же – печать для важных документов. Тебе следует вывезти женщину и дитя из Смоленска в безопасное место. Слуги Тадеуша с ног сбились, их разыскивая. – Почему ты считаешь, что у меня получится? Может, оставить все как есть? – Негоже знатному роду в нищете прозябать да по окраинам прятаться. Того и гляди – на зуб какой-нибудь зверюге попадут. «Особенно если не зарядить алтарные камни. Пожалуй, их действительно следует вывезти. Когда же все это успеть?» Священник назвал место, где следует искать семью Рачинского, и слова, какие нужно сказать, чтобы его беспрепятственно пустили в дом. «Ну и жизнь – прямо тайны Смоленского двора! Неужели шляхтич выпытывал у Рачинского, где тот спрятал именно эти вещи, а тот не сознался? Да не поверю, чтобы человек под пытками не заговорил». – Святой отец, а что, за год никто из ляхов к вам не заглянул? Неужели Рачинский… – Когда Данила Ярилович понял, что за ним начали охоту, он пришел ко мне и попросил обезопасить семью, если не вернется. Сам он нашел заклятие, коим из памяти вычеркивались опасные для семьи сведения. А память могла вернуться лишь при упоминании твоего имени. Поскольку Рачинский часто захаживал в Успенский собор, я мог это имя и назвать при случае. «Ничего себе страховка. Вот почему его так долго держали в застенках. Тадеуш пытался слово-ключ подобрать…» Глава 12 Золото вскружило голову Еремееву и самому стало интересно, на сколько алтарей его хватит. В Троицком он выдохся уже на втором, и оба были явно меньше тех, которые пришлось заряжать на окраинах Смоленска. То ли благотворно сказалось общение с березками на крохотном острове среди болота, то ли посещение двух храмов (хотя вряд ли), но силы оставили энергомага лишь на шестом алтаре, когда Александр неожиданно почувствовал холод и заметил, что вокруг ног образуется иней. «Я что, энергию из земли вытягиваю? Работать аккумулятором я уже привык, но вдобавок еще и холодильником?! Как-то страшно за себя становится. – Пошатываясь от легкого головокружения, Еремеев направился прочь от алтаря. По пути он почувствовал холод еще и в груди. – Надеюсь, сердце не превратилось в кусок льда?» Он сунул руку за пазуху и извлек из нагрудного кармана малахитовую пластинку. Ее словно посеребрило, но не инеем. По крайней мере, оттереть необычный налет так и не получилось, зато в самом центре отчетливо проступил золотистый отпечаток. «Какая же она холодная – прямо обжигает морозом. Значок каплю напоминает, да еще пронзенную двумя кинжалами. Тут вроде и надпись под ним виднеется: «Поток», – прочитал Александр. – Не ее ли тогда искал сержант? Но почему она только сейчас проявилась?» Еремеев слегка надавил пальцем на знак. На мгновение вспыхнуло фиолетовое пламя, и он едва не выронил пластину. «И что это было – короткое замыкание? Вроде ожогов нет, а ведь могло и руку оторвать. Моя страсть к экспериментам точно до добра не доведет. Не на всякую кнопку стоит жать, некоторые могут и бомбу подорвать. – Александр даже остановился, чтобы немного успокоиться. Он посмотрел на небо, на пластинку, спрятал ее обратно в карман и двинулся к соратникам, продолжая размышлять. – Ну и зачем было заряжать камни по полной? Хватило бы и четверти заряда, зато мог успеть сегодня закончить половину контура. Теперь остается выяснить, сколько времени потребуется для восстановления». В деревне ему было абсолютно не до изучения собственных возможностей, все время и внимание занимали текущие дела. Да и как понять, насколько восстановился дар, когда владеешь им не более недели? Годим и двое парней из охраны сопровождали командира, но к алтарю близко не подходили. Они зорко следили, чтобы никто не смел мешать волшебнику работать. Обессиленному командиру помогли взобраться на лошадь. По окраинам Еремеев путешествовал верхом, как ни противилась этому несчастная пятая точка. «Сколько дней нужно, чтобы сносно научиться ездить верхом? У меня даже походка стала другой после недолгой прогулки на лошади. И не скажу, что эти изменения мне нравятся, однако дела требуют скорости. Когда еще здесь машины придумают!» Его не покидало ощущение, что в чем-то они просчитались и нужно нагонять упущенное время. После известия о гибели сержанта тревога усилилась – теперь Александру приходилось рассчитывать только на себя и те силы, которые удастся собрать. – Годим, а никто не пробовал украсть алтарь? – спросил он, прислонившись к гриве скакуна.