Я нашла ее в дальнем конце гримерки помогающей составлять список участниц. – Многие из этих девушек используют твое сценическое имя. Может быть, нужно заставить их выбрать что-нибудь оригинальное? – Я ничуть не удивлена, – закатив глаза, рассмеялась Асиль. – До меня доходили слухи, что многие танцовщицы выступают под именем «принцесса Асинафа». – Ты ничего не имеешь против? – В любой другой день я, скорее всего, была бы недовольна. Однако сегодня я воспринимаю это как комплимент. – Ты навсегда останешься лучшей принцессой Асинафой! – склонившись, шепнула я ей на ухо. – Знаю, – подмигнула Асиль. Она повернулась к танцовщицам: – Так, дамы, давайте начнем! Кто у нас первый? Асиль назначила меня сопровождающей; это означало, что моей задачей было отводить участниц вниз и показывать им, где сцена. Сначала я сильно переживала, наблюдая за зрителями. Арчи восседал на самом большом троне, вместе с пятью молодыми мужчинами с усами и в смокингах. Они оценивали танцовщиц, поднимая карточки с написанными от руки цифрами. Когда я привела участницу под номером три, еще никто не получил оценки выше «7». Однако вскоре такое положение дел изменилось. Третья участница прошлась по сцене. Под платком были видны лишь голубые глаза на белом лице. Затем девушка начала раскидывать в стороны слои прозрачной, словно паутина, ткани, и зал вместе с дымом от сигар наполнился восторженным ревом. Когда танцовщица особенно яростно тряхнула телом, одна грудь вывалилась из лифчика. Я едва успела заметить молниеносное движение, которым девушка этого добилась; это был запланированный элемент ее танца, и она выполнила его мастерски. Пока танцовщица, картинно покраснев, куталась в оставшиеся на ней одежды, судьи подняли свои оценки: «8», «8», «9», «10», «7» и «8». И таким образом стало очевидно, что́ требуется для получения высшего балла. Именно этого мы и добивались. Это непременно привлечет внимание «комстокеров». Однако у меня не было ощущения правоты своего дела, как тогда, на акции протеста на Всемирной выставке, когда мы взялись за руки, выкрикивая слова правды. Возможно, сейчас мы творили нечто более мощное, но при этом и более сомнительное. К тому времени как я привела в зал участницу под номером двенадцать, мадмуазель Асинафу, собравшиеся уже распустились, словно узел галстука после бурной попойки. Мужчины кричали, требуя, чтобы танцовщицы садились к ним на колени. Прислуга откупорила очередной бочонок виски. Арчи пригласил мадмуазель Асинафу посидеть на коленях у членов жюри, заявив, что это является обязательной частью конкурса. – Это будет вашим взвешиванием! – воскликнул он. – Как на скачках. Вы ведь прекрасная скаковая лошадь, милочка, не правда ли? Его приятели разразились хохотом. Я схватила танцовщицу за руку. Эта девушка была в традиционном восточном наряде, на гладкой смуглой коже ее шеи сверкали ожерелья. – Вы не обязаны так делать, – сказала я громко, чтобы Арчи меня услышал. – В правилах этого нет. Но танцовщица нисколько не смутилась. – О, все в порядке, милая. Эти господа дают щедрые чаевые. Опешив, я отпустила ее. Арчи пришел в восторг. – Правильно! Я плачу за своих девочек хорошие деньги! Он покачал танцовщицу на коленях, а та ущипнула его за щеку, словно мальчишку-проказника. – Любовь моя, ты еще никогда не оседлывал такую дикую лошадь, как я! Проведя пальцем по расшитому блестками рукаву, Арчи потрепал девушку по руке и подмигнул сидящему рядом судье. – По-моему, не чистокровка. Но я на ней с удовольствием прокачусь! Хотя девушка сохраняла на лице застывшую улыбку, я почувствовала, что эти шутки больше не доставляют ей удовольствия. Арчи и его дружки начали распространяться о «породистости» танцовщицы, а я ощутила то, что уже давно успешно подавляла. Мне захотелось узнать, где в «Шеррис» хранятся ножи для разделки мяса. С тех самых пор, как Бет осталась в живых, мне становилось все труднее гнать прочь подобные мысли. Эти мужчины казались нашими союзниками, но обращались они с нами как с животными. Добьемся ли мы своей цели? Или же мы допустили страшный просчет? Я обвела взглядом зал, полный холеных лицемеров, не отрывающих взглядов от сцены, – на их лицах была бесконечная радость. Они нас не уважали, но они любили нас. Мы распороли огромную греховную дыру в их дорогих одеждах, дав им возможность предаться сладостному мгновению хаотичной свободы. – Пора исполнить танец, – сказала я, протягивая руку мадмуазель Асинафе. Соскользнув с коленей Арчи, та выхватила у него из руки чаевые (быть может, резче, чем было необходимо). Началась музыка, девушка стала качать и трясти бедрами, изображая идеальный сплав стриптиза и хучи-кучи. Кружась перед тронами в пышных юбках, расшитых монетками, танцовщица сорвала с себя платки и лиф, открыв кружевной лифчик поверх изгибов обнаженного тела. Зал обезумел. – Снимай его! – Ах ты моя куколка! – Покажи нам все! – Да, да, да! – Это десятка! Высший балл! Пуская по животу рябь упругих мышц, танцовщица стучала кастаньетами, повелевая публике смотреть на нее. Мне вспомнились изваяние Богини Аль-Лат в Ракму и концерт «Черной Образины». В девушке было столько невыразимой эротики и красоты, что собравшиеся в зале мужчины не могли прочувствовать это в полной мере. Я рассмеялась. Воистину Асиль создала настоящее зрелище. Пусть «Четыре сотни» считали, что это исключительно для них; просто они полагали, что весь мир исключительно для них, и даже не могли себе представить ничего иного. Какофония криков в зале достигла лихорадочного пика, и тут вместе с восторгом зазвучал гнев. Со своего наблюдательного поста рядом со сценой я увидела резко выделяющуюся фигуру, которая продвигалась из глубины зала вперед, с раскрасневшимся лицом, трясущимся от негодования, покрытым густой немодной растительностью. Наше блюдце с медом привлекло самого главного трутня, ведущего за собой остальных трутней. Зрители расступились, пропуская Энтони Комстока в сопровождении Эллиота и парней из «Общества борьбы с пороками», в простых пуританских костюмах. Двое сотрудников нью-йоркской полиции расталкивали членов «Четырех сотен». Момент, которого мы ждали, наступил. – ЭТА АМОРАЛЬНАЯ ГРЯЗЬ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ НЕМЕДЛЕННО! – воскликнул Комсток, забираясь на стул. – ВСЕМ ПРЕДЛАГАЕТСЯ ПОКИНУТЬ ЗАЛ, В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ ВЫ БУДЕТЕ АРЕСТОВАНЫ! Со всех сторон послышались гневные возгласы. Арчи грозно двинулся на Комстока, угрожая столкнуть его со стула, однако тот сам спустился на пол. – Что это все означает? У нас здесь частная вечеринка! Вы не имеете права врываться сюда и… – А вот тут, сэр, вы ошибаетесь! Это «представление» является гнусным нарушением моральных устоев, и для соблюдения закона я захватил с собой сотрудников полиции. Ни один человек, даже самый богатый, не может ставить себя выше закона! – Позволю себе не согласиться с вами. Вы знаете, кто мы такие? – Арчи пьяным жестом обвел зал. Наступила полная тишина, и я понятия не имела, что произойдет дальше. Запрыгнув на сцену, я укутала танцовщицу в шелковый халат, собираясь по-тихому ее увести. Однако Эллиот пристально следил за нами. – ОСТАНОВИТЕСЬ, МАДАМ! – повысив голос так, чтобы было слышно всем, заявил он. – ЭТА ШЛЮХА НАРУШАЕТ ЗАКОНЫ БОГА И НЬЮ-ЙОРКА. ОНА ПРОЙДЕТ С НАМИ! После этих слов Арчи пришел в ярость. Скрестив руки на груди, он натянул на лицо выражение богатого мальчика, которому позволено все. Я вынуждена была признать, что получилось у него весьма впечатляюще. – Никто никуда с тобой не пойдет, никчемный человечишко! Комиссар полиции ужинал с нами на прошлой неделе. Не сомневаюсь, он найдет что сказать на это вопиющее вторжение на частную вечеринку! В толпе раздались приглушенные восклицания одобрения. Кое-кто из танцовщиц высунулся из гримерки, наблюдая за происходящим. Девушки столпились у сцены, и это напоминало сумерки, внезапно опустившиеся на искрящийся костер ярких тканей в зале. Похоже, Комсток почувствовал, что почва уходит у него из-под ног, однако продолжал стоять на своем. – Лично против вас, сэр, я ничего не имею, если только вы немедленно покинете зал. Однако я вынужден потребовать, чтобы вы выдали так называемую принцессу Асинафу, которая поставила это омерзительное представление. У меня есть ордер на ее арест! Стоящий рядом с ним Эллиот ехидно ухмыльнулся мне, помахав листом бумаги. Мне захотелось узнать, как много он помнит из того вечера, когда подслушивал наш разговор. – ГДЕ ПРИНЦЕССА АСИНАФА? – снова повысил голос Комсток. У меня в груди заколотилось сердце. Что нам делать? И тут вперед выступила Асиль. Она переоделась в вечернее платье из бледно-желтого шелка с рукавами-буфами, перетянутое широким поясом. В свете свечей в люстрах ее кожа сияла сочным золотисто-коричневым цветом. – Я ПРИНЦЕССА АСИНАФА! Что она делает, черт побери? В наш план не входило отправить Асиль в тюрьму. И тут произошло нечто неожиданное. Оторвавшись от меня, мадмуазель Асинафа спустилась со сцены и встала рядом с Асиль. – НЕТ! ЭТО Я ПРИНЦЕССА АСИНАФА! И тут вперед шагнули другие девушки, все эти вариации на тему принцессы Асинафы. Подняв руки вверх, они выкрикнули ее имя. – ЭТО Я ПРИНЦЕССА АСИНАФА! ЭТО Я! Внезапно одна светская дама залезла на стул и присоединилась к общему хору: – Я ПРИНЦЕССА АСИНАФА! АРЕСТУЙТЕ МЕНЯ! Еще одна, подвыпившая, оперлась на спинку стула, поддерживаемая своим кавалером. – Я ПРИНЦЕССА АСИНАФА! И тут я заметила в конце зала Сола. Он курил сигару, глядя прямо на меня. Подмигнув, Сол постучал пальцем по виску, напоминая мне о том, что сказал в прошлом году на Всемирной выставке: «Изменить сознание человека можно, показав ему что-то хорошее». Быть может, он случайно наткнулся на странное, неизвестное следствие гипотезы о коллективных действиях. Эти люди пришли сюда за развлечениями, пощекотать себе нервы или в поисках справедливости, и, может быть, правильным было то, что мы смотрели на происходящее на сцене разными глазами. Так что́ с того, что эти пьяные мужчины на тронах не видят связи между танцовщицами хучи-кучи и правом женщин самим контролировать рождаемость? Это не имело значения. Потому что в одном все мы соглашались: мы все здесь были заодно. – Я ПРИНЦЕССА АСИНАФА! – крикнула со сцены я. Присутствующих в зале охватило бесшабашное единение, и все новые и новые голоса выкрикивали это имя. Один из судей неловко забрался на сцену и завыл поставленным фальцетом: – Я ПРИНЦЕССА АСИНАФА, И Я ЗАСЛУЖИВАЮ ВЫСШИЙ БАЛЛ! Арчи был в полном восторге. Завтра это будет в разделе сплетен всех газет. Словно звезда телевизионного реалити-шоу двадцать первого века, он жаждал славы и приглашений на светские вечеринки, идущих рука об руку со скандальной репутацией. – Что ж, полагаю, вам придется арестовать нас всех, – громко заявил Арчи. – Не сомневаюсь, комиссар полиции несказанно обрадуется, услышав об этом. Комсток оглянулся на Эллиота, затем на полицейских. – Еще ничего не кончено! Я предъявлю обвинения! – Милости прошу, – сверкнул глазами Арчи. – Жду не дождусь возможности разорить вас в суде. Моя головная боль прошла, пьянящее чувство разлилось по всему телу. Арчи делал то, на что мы не смели надеяться даже в самых дерзких мечтах, и его никчемные светские дружки всеми силами ему помогали. На одно торжествующее мгновение я позволила себе представить, как из происходящего сейчас идеальной, ровной дугой раскручивается история. Страсть «Четырех сотен» к сексуальным развлечениям бросит вызов законам о борьбе с непристойностью, носящим имя Комстока. А когда он лишится возможности люстрировать почту, информация о контроле рождаемости и абортах снова начнет свободно распространяться по всей стране. Как оказалось, нам с самого начала требовалось редактирование с танцовщицами хучи-кучи. Я оглянулась на Морехшин. Та не скрывала широкой улыбки. Быть может, через несколько столетий, считая от настоящего момента, матки из ее времени станут полноценными людьми. * * *