Ужас пробирается в голову, делая заложницей своего же тела. Он ломает голос, пускает ток по пальцам, раскатывается громом в висках и сжимает сердце в тиски. – А тебе нужно научиться выказывать уважение мужчинам. – Тонкие губы коллеги растягиваются в ядовитой усмешке. В следующий миг Люк наклоняется ниже, пытаясь меня поцеловать, и я, не придумав ничего лучше, хватаю со стола стакан, разбивая его о квадратную голову. Звон сливается с очередной заигравшей в плеере песней, но главное – мужчина ослабляет хватку, что-то громко крича на корейском. Срываюсь с места, бегу к двери, уже распахиваю, но та в последний момент с грохотом захлопывается. В фильмах всегда показывают, что у жертвы после удара есть время на побег. Оказывается, в реальности пьяного мужика, заряженного возбуждением, не так-то просто вырубить… Глава 17: Ким Со Джин – Что за чёрт? Возмущённо смотрю на дисплей, захожу в журнал, звоню на последний входящий – абонент временно недоступен. Сбрасываю. Повторяю процедуру сначала. И ещё раз, и снова… Бесполезно! – Ащщ! – прорываюсь швырнуть телефон об асфальт, но вовремя торможу. Что там говорила Маша? Караоке-бар возле «Пак-Индастриал»? Озираюсь по сторонам, понимаю, что местность изучена отлично: переулки, перекрёстки, места, где висят камеры наблюдения и прочее, но я понятия не имею, какие увеселительные заведения вокруг. Карты! Точно! Забиваю в приложение геолокацию, ставлю пометку «караоке». Жду. Поиск выдаёт одиннадцать штук. ОДИННАДЦАТЬ!!! Какого хрена?! Первыми отсеиваю клубы, находящиеся по периферии. Затем вычёркиваю бары на другой стороне улицы. Остаётся четыре адреса. Напрочь забываю про пиджак и мчусь к самому ближайшему. Мимо. Выскакиваю на улицу, как ошпаренный. Воздуха не хватает то ли от страха, то ли от злости. Несусь сломя голову к следующему заведению, попутно вновь и вновь набирая номер Соколовой. Здесь меня встречает администратор. Я путано объясняю, что ищу компанию сотрудников, среди которых присутствует девушка европейской внешности. Ответ неутешительный: таких нет. Третий адрес. Местечко менее презентабельное, находится в подвальном помещении во дворах. Спускаюсь по лестнице будто на лыжах, цепляя каблуками каждую ступеньку. Врываюсь внутрь, рыщущим взглядом окидываю холл в поисках сотрудников, но никого не нахожу. Плевать! Если нужно, проверю каждую комнату! Забегаю в коридор, распахиваю первую попавшуюся дверь. За ней две девушки, смотрят на меня испуганно-удивлённо. Извиняюсь, комично кланяюсь, удаляюсь. Следующая. И так пока не дохожу до самого конца. Аж мозоль на языке выскакивает от всех этих «прошу прощения, ошибся номером, хорошего вечера». И только я собираюсь коснуться очередной дверной ручки, как по ту сторону раздаётся истошный женский визг, грохот, а после крик на иностранном языке. Русский? Мэри?! Внутри всё переворачивается. Ярость застилает глаза. Врываюсь внутрь, вижу свисающие с края дивана женские ноги, отчаянно брыкающиеся, при этом одна из лодыжек в корсетном носке. Дальше уже мало что осознаю… Бойцовским псом бросаюсь на ублюдка, склонившегося над беззащитной девушкой. Хватаю его за шкирку, отшвыриваю в сторону. Люк падает на стол, сметая с него бокалы, затем на пол и дико вопит от врезающихся в ладони осколков. Хочу проверить, как там Маша, но это животное выплёвывает в мою спину оскорбительную угрозу. Разум затуманивается с новой силой. Хочу лишь одного – забить до смерти тварь, осмелившуюся поднять руку на женщину. Разворачиваюсь, глядя на этот кусок дерьма, как… на кусок дерьма. – Слышь, пацан, ты совсем охренел? Сейчас вот встану, и ты труп, – огрызается шавка. Криво усмехаюсь, в два шага подхожу к неуклюже поднимающемуся соотечественнику и, как только тот ловит своими пьяными глазами мой налитый кровью взгляд, со всей силы сношу ему челюсть прицельным ударом. После чего опускаюсь на одно колено, хватаю гада за ворот и начинаю добивать, чувствуя, как кожа на костяшках лопается о гладковыбритую морду. На шум прибегают сотрудники. Наконец-то! Вовремя, блин! Кричат, стращают полицией, но мне пофиг! Пусть приезжают и лучше сразу с катафалком. В какой-то момент чувствую, что теряю равновесие – некто хватает меня за плечи, силясь оттащить к дивану. Краем глаза замечаю нашивку на рукаве – охранник. Люк к этому моменту уже без сознания. Хотя нет, постойте, что-то кряхтит… Значит, я ещё не закончил. – Отвали! – пытаюсь скинуть с себя чужие руки, ломясь обратно. – Господин, прекратите! Полиция уже едет! – Я убью этого утырка! Клянусь! – скалюсь, выхаркивая слова вместе со слюной, и вдруг слышу жалобное «Со Джин, не нужно, пожалуйста…» на английском и следом несколько слов на русском, смысл которых не понимаю. В лицо будто выплескивают ведро ледяной воды. Маша! Как же я забыл? Резко распрямляюсь, ищу Соколову средь мелькающих огней светомузыки, но охранник давит на меня своим весом. – Да отпусти, сказал… Девушка где? Отталкиваю мужчину, полностью разворачиваясь. Вижу подпирающую стену русскую. Бледная, как смерть, держится за локоть, судя по фартуку, официантки. Мы встречаемся взглядом. Ноги в момент подкашиваются. Невольно я опираюсь на охранника. По спине пробегает электрический разряд, неприятный. Сводит гортань. Я кашляю. – Извините, – говорю на английском по запарке, направляюсь к Соколовой, про Люка в момент забываю. Маша, вот что сейчас действительно важно! – Ты как? Мария молчит, заторможенно хлопает длинными ресницами, чуть заметно кивает. И что это значит? Нормально? Всё плохо? Боже, я сейчас сойду с ума! – Вы его знать? – с жутким акцентом обращается к Соколовой сотрудница заведения. – Я её парень, – тотчас отрезаю на корейском, чтобы девушка перестала пытать Мэри ненужными вопросами. – А… – понимающе протягивает официантка и с усилием отцепляет от своей руки вцепившиеся пальцы русской, как бы передавая шефство над ней мне. – Идём. Взяв девушку за руку, тяну её к выходу, но вместо того, чтобы как можно скорее убраться из чёртовой комнаты, она падает мне на грудь, обнимая так крепко, что разом вышибает из лёгких весь воздух. На секунду теряюсь. Боюсь сделать что-то не так. – Я здесь, с тобой, ты в безопасности, – шепчу в тёмную макушку, осторожно проводя ладонью по затылку. – Давай побыстрее уйдём отсюда. – Стойте! А как же полиция? – раздаётся возмущённый мужской голос. – Что? – Выстреливаю в охранника гневным взглядом. – Вы забили человека до смерти… – До смерти? – криво усмехаюсь. – Где же это до смерти? Посмотрите внимательнее, он дышит. – Но… – Ладно, – раздражённо выдыхаю, изо всех сил стараясь не кричать. Нервы на пределе, а очередной всплеск агрессии – последнее, что нужно Маше. – Хотите, чтобы мы дождались полиции? С удовольствием. Я во всех подробностях расскажу о том, как ваше заведение заботится о безопасности клиентов, что сотрудников нет на месте, а камеры, судя по всему, не исправны. Думаю, уже к пятнице бар закроют, и вы все дружно окажитесь за решёткой вместе с этим ублюдком! В помещении повисает тишина. Чувствую, Маша слегка проседает. Перевожу взгляд на неё и тихо шепчу на английском: – Потерпи немного, мы уже уходим. – Хорошо, господин, – подаёт голос охранник, разумеется, на корейском. – Мы сами разберёмся. – Вот и славно, – снисходительно хмыкаю и, наконец, вывожу Марию из этой дыры. На улице начинает накрапывать. Как обычно – всё разом. Зонта нет, поэтому, не задумываясь, веду Соколову к припаркованному такси и усаживаю на заднее сидение. Девушка похожа на тряпичную куклу, слишком неустойчивая, плетётся рядом со мной тенью, послушно наклоняет голову под лёгким давлением ладони, сжимается комочком внутри салона, не говорит ни слова. Оббегаю авто, забираюсь внутрь. Водитель смотрит через зеркало заднего вида с вопросом. А я не знаю, что делать дальше. Голова пустая. Бросаю оценивающий взгляд на Машу, её трясёт, как при ознобе. Бережно касаюсь нахмуренного лба. Температуры нет, значит, просто шок. Думаю. Думаю. Думаю. Идей нет. Может быть, позвонить этому, как там его, Джиму? Надо бы спросить номер. Снова гляжу на Соколову, мысленно подбирая слова, но тут случается самое страшное – по девичьим щекам начинают бежать слёзы… Это окончательно выбивает меня из колеи. Не понимаю, как себя вести. Какая реакция будет уместна? Обнять? А что, если усугублю? Сказать «всё хорошо»? Но ведь нифига не хорошо! Девушка пережила насилие, и пусть я подоспел вовремя, шрам на психике есть, с ним уже ничего не поделаешь! Чёрт! Водитель принимается недвусмысленно ёрзать по сидению, постукивая пальцами по рулевому колесу. Нужно что-то решать, но у меня каша в голове, в сердце, из опасений, сомнений и рвущих душу на части сожалений. Сколько нам ехать до отеля Соколовой? Полчаса, час?.. Пробки поутихли, зато начался ливень. Долго. Ещё и Джим… Вдруг Маша не хочет, чтобы он знал о случившемся? Как же поступить… Как?.. В итоге не нахожу ничего лучше, чем назвать адрес квартиры, ключи от которой мне передал секретарь Чон. Жилой комплекс в пятнадцати минутах, можно и пешком дойти. Отведу девушку туда, напою горячим кофе, позволю привести себя в порядок. Отойдёт, сама решит куда ехать дальше, а я уж подсоблю. Машина трогается. Жмусь к двери, опасаясь навредить своей близостью (вдруг у девушки теперь острая непереносимость мужчин?), но внезапно чувствую холодные пальцы на тыльной стороне ладони. Замираю, упирая взгляд в подголовник переднего пассажирского кресла. Она коснулась меня… Коснулась! Случайно? Сейчас отшатнётся?.. Стоит ли в ответ взять за руку или лучше не двигаться?.. Посмотреть на Машу? Или… Нет, Со Джин, сиди смирно, будто ничего не случилось! И когда пальцы уже начинает сводить судорогой от напряжения, Мария стискивает мою ладонь крепче, давая понять, что нуждается в поддержке. С облегчением выдыхаю. Переворачиваю руку, укрывая замёрзшие пальчики русской теплотой своих. «Никто не посмеет тебя обидеть. Я не позволю…», – хочется шепнуть, но не решаюсь. Надеюсь, Маша чувствует мои стремления без слов. За окном проносится вечерний Сеул. Дождь, усиливающийся с каждой минутой, размазывает неоновые огни по стеклу, превращая улицы и спешащих домой прохожих в причудливые кляксы гуаши на тёмном холсте. Рука Марии по-прежнему покоится в моей ладони. Она больше не обжигает холодом и не терзает сердце треморной дрожью – девушка согрелась и, кажется, немного успокоилась. Смотреть на неё боюсь. Во-первых – не хочу быть навязчивым. А во-вторых – женские слёзы единственное, что лишает меня уверенности в собственных силах. В тот день. Нет. Вечер. За пару часов до автокатастрофы родителей я видел, как омма плакала, и был так сильно смущён, что не нашёл в себе сил спросить о причинах, не смог подойти, обнять, оказать поддержку. Вдруг, поступи я иначе, она решила бы остаться дома? Может и аппа передумал бы ехать в столь поздний час? Могло ли всё сложиться иначе, будь я более расторопен и смел? Смог бы предотвратить трагедию, сломавшую жизни четырёх людей, двое из которых покинули наш мир навсегда?.. Этот вопрос не даёт мне покоя на протяжении последних пятнадцати лет, и сегодня, глядя на плачущую Машу, я будто снова оказался в коридоре нашего старого дома в Ынпхёнcontentnotes0.html#note_32, оцепеневший, парализованный растерянностью, обезоруженный и абсолютно беспомощный. Спустя десять минут такси останавливается у высокого жилого комплекса, напоминающего огромную стеклянную тубу. Водитель оглядывается через плечо, сообщая стоимость поездки, но я не обращаю на него внимания, пытаюсь разглядеть через мокрое стекло вход в здание, чтобы добраться до него максимально быстро. Не хватало Соколовой ещё и простудиться! Вспоминаю, что могу укрыть девушку пиджаком. Хватаю себя за плечи и глухо «ахаю» – пиджак-то лежит на скамейке возле «Пак-Индастриал». Стоп! А портфель?.. Вот блин! Он же стоит целое состояние!..