– Угу, – опять пробурчал Зарецкий, – угу. Веди себя осторожно. «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный». – Да уж, – вздохнула я. – Александр Сергеевич Пушкин великий поэт. Но почему никто не называет его гениальным прозаиком? Повесть «Капитанская дочка» прекрасное произведение, ее всю можно разобрать на цитаты. Слова про бунт, кстати, до сих пор актуальны. А еще мало кто читал черновики Пушкина. В печатной версии повести фраза про бунт завершается словами «бессмысленный и беспощадный», а в черновике она имеет продолжение: «…бессмысленный и беспощадный. Те, кто замышляет у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или люди жестокосердные, коим «чужая головушка – полушка, да и своя шейка – копейка». – Разберусь со всеми, – процедил Иван, – каждый получит свой кусок. Аглаю – вон. Какого черта я повелся на ее идиотское предложение? – Остынь, – попросила я, – лучше выясни, кто принял решение об издании книги «зверского психолога». Ой, забыла! На встречу приволокли короб, куда должны были бросать деньги на лечение… Меня начал душить смех. – …православного кота Митрофана, который живет в храме и молится за всех фанатов Марины Пиоловой. – Что? – завопил Иван. – Какой… Поскольку далее в речи моего друга не осталось цензурных выражений, я быстро отсоединилась и лишь тогда поняла, как мне холодно. Убегая из шатра, я не подумала про куртку. Она осталась на вешалке у входа. Может, люди уже разошлись? Я осторожно вышла из леса, двинулась в сторону улицы и услышала громкий женский голос: – Согласна, Марины тут не было. Сидела другая баба! – Арина Виолова, – подсказал бас. – Она пишет романы про преступления. – Значит, они заодно, – сделала в корне неверный вывод незнакомка, – детективщица тоже в доле. – Навряд ли, – кто-то встал на мою защиту. – Я вот пришла за ее автографом. А в шатре узнала про встречу с какой-то Мариной. – Обе мошенницы, – завизжал дискант. – Чего Виолова в шатре делала? Дураки вроде меня последние копейки за дорогу отдают, чтобы с Пиоловой пообщаться, поцелуй получить. Я начала отступать к лесу. Нет, пока нельзя показываться в Кустове. Эх, жаль, что я плохо знаю местность. Наверное, есть какая-то дорога в обход центральной площади. Или к дому мэра можно попасть, пробежав сквозь лес. Вот только заблудиться у меня желания нет. Я затряслась. Что лучше – насморк или народный гнев? Я в данном случае выбираю простуду. Избушка Аполлинарии! В ней я спокойно просижу до позднего вечера, дом имеет очень плохую репутацию, никто в него заглядывать не станет. Я сделала шаг по тропинке, и тут ожил телефон, на экране высветился номер мужа. Глава двадцать девятая – Привет, ты как? – спросил Степан. – Удачно встреча прошла? – Сейчас дойду до дома и расскажу, – пообещала я, – если не сразу позвоню, не волнуйся. Меня хозяева, наверное, за стол посадят. Сообщать Степе о том, что я трясусь от холода в лесу, не хотелось. Дмитриев начнет нервничать, а чем он мне сейчас может помочь? Вот окажусь через некоторое время в коттедже Зотовых, тогда и сообщу правду про то, как занималась раздачей поцелуев. – Хорошо, – согласился Степан, – соединись со мной, когда окажешься одна. Я чихнула. – Все, все, беги скорей в тепло, – занервничал муж, – а то простудишься. Куртку застегни, вечно ты ходишь нараспашку, а не лето на дворе. Я опять чихнула. С удовольствием бы сейчас закрыла верхнюю одежду на молнию, да она осталась в шатре. Запихнув телефон в карман, я поспешила к избе Аполлинарии и увидела у крыльца несколько велосипедов, кто-то меня опередил. При взгляде на «железных коней» память услужливо развернула воспоминание. В детстве компания детей нашего двора, которой верховодил Степан Дмитриев, всегда устраивала новичкам испытание. Неподалеку от дома находилась неработающая фабрика, ее стерег дед с берданкой. Что раньше производили в цехах, никто из нас толком не знал, но почему-то большинство ребят считало: там делали страшные бомбы, одна из них взорвалась, и поэтому завод пустует. Новичку, который хотел стать полноправным членом нашего коллектива, следовало войти в здание администрации в «час собаки», от двух до трех ночи, и принести листок отрывного календаря, он находился в кабинете директора. На дорогу туда-обратно и поиск помещения давалось шестьдесят минут. Как ускользнуть ночью из дома так, чтобы родители тебя не увидели и не остановили? Где в пятиэтажном доме находится кабинет главного начальника? Каким образом можно прошмыгнуть мимо деда с древним оружием? Что делать, если на тебя нападут жуткий страх и паника? Может, рассказать родителям о всех проблемах, а потом сообщить другим подросткам: я собрался идти, да мать меня поймала, лещей навесила, никуда не пустила? А это все твои проблемы, никому не интересно, как ты их решишь. Главное – принеси листок, и тогда ты наш товарищ. Помни, трусов и предателей никто не любит. Если на следующий день у тебя нет бумажки, то никто над тобой смеяться не станет, ничего тебе не скажут. Почему? Потому что потешаются и дерутся только со своими. А ты врун, предатель, заяц трусливый, мамочкин сынок, ты не наш, а чужой. Мы посторонних не задеваем, не лезь к нам, ходи в школу и домой один, не пытайся вступать с ребятами в разговор, они уйдут, потому что ты чужой. Для девочек было испытание полегче, следовало стащить у тети Веры клубок шерсти. Антонова жила на первом этаже и по непонятной причине всегда держала зимой и летом окно нараспашку. Работала тетя Вера надомницей и почти не выходила на улицу. Стянуть один из мотков пряжи, которые вязальщица держала на подоконнике, сложная задача. Уже немолодая хозяйка обладала слухом летучей мыши, глазами ястреба и проворностью молодой змеи. Едва кто-то из девочек подкрадывался к окну, как раздавался вопль: – А ну пошла отсюда… Дальше цитировать выступление Веры не могу, весь текст состоял из непечатных выражений. Я, как коренная жительница, была избавлена от этого испытания, меня приняли в компанию, потому что я жила в этом доме с рождения. Когда мне исполнилось семь лет, к нам приехала Лиля. Мне она понравилась, у нас сразу завязалась дружба. Через месяц Степа Дмитриев велел Лиле стащить клубок. Не помню, сколько тогда лет было моему будущему мужу. Тринадцать? Двенадцать? Лилечка отказалась, сказала: – Красть нехорошо, я не стану воровать пряжу. – Ладно, – неожиданно согласился вождь коллектива и показал пальцем на меня, – если она тебя выручит, станешь нашей. Тут надо упомянуть, что у Дмитриева и у меня были особые отношения. Весь двор, кроме малышки Вилки, считал Степу королем, а я проходила мимо него с гордо поднятой головой, и на его вопрос: – Эй, чего не здороваешься? – отвечала: – Я девочка, тебе первому надо мне «привет» говорить. Вот и в тот раз я мигом отбила подачу. – Тырить клубки подло. Тетя Вера потом очень расстраивается, что у нее шерсти не хватает для работы. Давай лучше красть у твоей матери пирожки, которые она на продажу печет, они всегда остужаются на подоконнике. – Есть предложение получше, – засмеялся Степан. – Сходи на завод, принеси листок календаря, и Лиля наша навсегда. – Ладно, – согласилась я. Вот тут все замолчали, а Дмитриев растерялся. – Эй, ты не поняла? Топать надо на фабрику. Ночью! – Хорошо, – кивнула я, – только у меня нет фонарика. Если кто-то даст мне его на время, здорово. Если нет, сделаю факел из швабры и тряпки. – Сейчас принесу фонарь, – пообещал Степан и добавил: – Вставлю новую батарейку. – Ага, – хихикнула я, – тащи! Не стану рассказывать, как я, трясясь от ужаса, раздобыла заветный листок. Признаюсь, мне помог таинственный незнакомец, когда вечером Раиса послала меня вынуть из почтового ящика газету: вместе с «Вечерней Москвой» там обнаружился лист из тетради в клеточку с планом и сообщением: «Ничего не бойся, я буду рядом, отвлеку сторожа. Начертил для тебя дорогу. Комната директора на втором этаже». Подписи не было, но меня не обманули. Карта оказалась правильной, оторванный листок я вручила на следующий день Степану, и Лиля стала нашей. Мы до сих пор дружим. А сейчас я стою около велосипедов, которые лежат возле избы знахарки, куда даже взрослые опасаются заглядывать. Наверное, это местный конкурс на звание своего человека. Хотя сейчас у подростков другие развлечения, у них интернет, соцсети, компьютерные игры и много чего другого. Наши простые радости: посмотреть после девяти вечера тайком, приоткрыв дверь в комнату родителей, фильм по телевизору, сбежать с уроков в кино, поиграть во дворе в лапту, вышибал, прятки, попрыгать через скакалки – все это современных школьников не заинтересует. Я на цыпочках подошла к окну, оно было задернуто куском цветастой материи. И тут послышался знакомый голос: – Скиньте все на почту. Я мигом шмыгнула за угол избы, потом осторожно высунулась и увидела внуков Анны Сергеевны, они вышли наружу вместе с мужчиной. – Узнайте подробности, – обратился к нему Коля. – Хорошо, – ответил тот. Его голос показался мне знакомым, но я не видела лица мужика. Коля поднял один велосипед, прислонил его к стене дома, потом проделал то же самое со вторым железным конем. Спутник подростков начал ставить на колеса свой велик и не удержал его. – Еклмн, плыли две дощечки! – воскликнул незнакомец. – По реке, по речке. Я вцепилась пальцами в стену избы. «Еклмн, плыли две дощечки»? Вам знакомо такое выражение? Думаю, нет, оно придумано парнем, с которым мы в процессе работы над очередным заданием Степана решили форсировать реку на надувном матрасе. Не спрашивайте, отчего нам в голову пришла эта идиотская идея, но тогда она показалась мне замечательной. Чтобы грести, мы использовали две доски, которые валялись на берегу. То, что из «весел» торчали гвозди, нас не смутило. Ну и когда дуэт оказался посреди широкой водной артерии, случилось неизбежное, одна железка проткнула наш «корабль», и команда пошла ко дну. Хорошо хоть был август, вода оказалась теплой. Мы вплавь добрались до берега, и коллега по кораблекрушению с чувством произнес: – Еклмн, плыли две дощечки по реке, по речке. – Что такое еклмн? – поинтересовалась я. – Ну не могу же я при тебе ругаться, – объяснил спутник, – мне отец еще в детстве объяснил: при женщинах никакой площадной брани, если душа совсем уж просит, говори: еклмн. Мне захотелось выбежать из-за угла и закричать: «Привет, как ты тут оказался?» Но при Коле и Насте так себя вести нельзя. Я могла услышать в ответ: «Сначала объясни, что сама тут ищешь?» Я подождала, пока подростки и их спутник покинут дворик, вошла в дом и села на табуретку. На меня навалилась усталость вкупе с нежеланием возвращаться в дом мэра. Глава тридцатая Не успела я войти в особняк Зотовых, как из внутренних помещений выбежали Анна Сергеевна, Петр и Виктор. Они заговорили разом.