И я еще не успел взмахнуть ладонью, как он отругал меня: – Да возьми же ты смычок нормально! Я взглянул на пальцы, скрючившиеся вокруг кончика смычка, словно держали рукоятку меча. Понятия не имею, что он имел в виду. Как правильно держать смычок? Я не знал. Положив скрипку обратно в футляр, я протянул смычок Арно. – Что ты делаешь? – прошипел он. – Бесполезно. Я ничего не помню. – Быть не может! Ты научился играть на скрипке раньше, чем читать! И ты же помнишь, как читать, не правда? Должен и это вспомнить! Иначе что получается? Ты забыл самое главное? Поверить не могу! Я верю лишь в одно: ты перед нами спектакль разыгрываешь, капризничаешь! Ладно, может, мы заставляли тебя слишком много заниматься в последнее время, но теперь-то ты отдохнул, а? Ты уже две недели шлангом прикидываешься! Ты получил все, что хотел, не так ли? Так что еще тебе нужно, скажи, ради бога! Он орал и размахивал руками – пламя снова разгорелось. – Арно, пожалуйста, успокойся, так ты ничего не добьешься, – вмешалась побледневшая, как простыня, Беатриса. – Разве ты не понимаешь, что он издевается над нами? Что он просто лентяй? Он уже похож на других подростков, этих бездельников, болтающихся где попало целыми днями! – Арно, прошу тебя… – Я ничего не выдумываю! Где он провел сегодня весь день? В театре! Развлекался! Ах, я сказал «развлекался»? Хуже: он портил себе слух этой дебильной музыкой. И, если бы я не приехал, он бы сидел сейчас на террасе кафе с этими людьми и… пил! Только в этот момент до меня дошло. Я так растерялся, что даже не подумал об этом. – Кстати, а как ты узнал, где я? – спросил я. – С помощью телефона, конечно! Слава богу, я установил на него приложение с отслеживанием. Мне стало нечем дышать. Получается, Арно следил за всеми моими передвижениями? – Ты шпионишь за мной? Поверить не могу! – Ах вот оно что! Как мы сразу заговорили! Разве ты не понимаешь, что это ради твоей же безопасности? В се-таки не у меня украли телефон! Скачай я это приложение на твой старый телефон, ты мог бы обвинить меня в шпионаже. А с твоей памятью вообще нужно быть осторожным. Я уставился на него, не веря собственным ушам. Арно совершенно не было стыдно, напротив: он считал свои действия абсолютно правомерными, словно моя жизнь принадлежала ему. Я тут же задался вопросом: каким же человеком я был в прошлой жизни, чтобы Арно позволил себе подобное без зазрения совести. Ответ лежал на поверхности: раньше я все сносил, даже не раздумывая. И в тот момент я решил, что больше этому не бывать. – У меня амнезия, а не Альцгеймер. Я имею право на личную жизнь. Что же касается твоего Гварнери, можешь продать инструмент и купить машину. А хочешь – сам играй. Я к нему в жизни не притронусь. – Ромен! – воскликнула Беатриса. – Как ты разговариваешь с отцом? После всего, что он для тебя сделал! – Неблагодарный! Ты так ведешь себя из-за амнезии! – добавил Арно. – Надо же! А я-то думал, что ломаю тут комедию! Получается, когда тебе это удобно… – Ромен! – перебила меня Беатриса. Но я уже пробежал половину лестницы, не оглядываясь. Просто поднялся по ступенькам и спрятался в комнате. Даже на ключ заперся, но никто и не подумал идти за мной. К ужину я не спустился. Все это время я потратил на то, чтобы собрать все кусочки пазла. Но картинка все никак не складывалась. Нарисованный стараниями Арно портрет ни о чем мне не говорил. Кто этот парень, о котором он рассказывал? Скрипач. Юный талант. Одаренный. Похоже, все-таки я на что-то гожусь. Точнее, годился. Жаль, что теперь для меня игра на скрипке или на пикколо – одно и то же. Меня одолевало странное ощущение невесомости. Будто я оказался чужим в собственной шкуре. Одно точно: откровения Арно ничего не пробудили в моей памяти. Может, теперь из-за него воспоминания окончательно заперлись и я никогда не заиграю на скрипке. Но мне было все равно. Я отлично понял, что больше всех в сложившейся ситуации пострадал сам Арно. И, если честно, это даже справедливо. Стоило только вспомнить, что он за моей спиной установил отслеживающее приложение на телефон, как мне хотелось разрушить все в безупречно убранной комнате. Ярость накатывала внутри волнами. Однако я тут, на кровати, пишу дневник. «Слова лечат любую боль» – да, мне уже говорили это. Дурацкая мысль, завернутая в красивую фразу, чтобы размахивать ею перед носом страдающих. Кость, брошенная жертвам вроде меня, которым приходится очень нелегко. Однако, мне кажется, чем дольше я вывожу слова в блокноте, тем проще справляться с болезнью. Не хочу их видеть. Ни его, ни ее… Нужно выждать. 23 часа 30 минут Я ничего не делал. Не выходил даже по «естественной нужде» в царство эвкалипта. Не обращая внимания на протесты желудка, я не спустился к ужину. Даже просто смотреть на них выше моих сил. Понятно, что рано или поздно придется с ними встретиться лицом к лицу. Да я и не собираюсь провести остаток жизни в этой бездушной комнате, но все же лучше поздно, чем рано. К тому же Арно, наш гений в области психологии, провел остаток дня за прослушиванием классической музыки, вывернув громкость так сильно, будто мы жили в ночном клубе. В концертной программе прозвучали двадцать четвертый каприс Паганини, конечно же, «Крейцерова соната» Бетховена, пятый концерт для скрипки Моцарта – я узнавал произведения одно за другим. Пока звучала музыка, у меня перед глазами плыли ноты. Думаю, когда-то я все это играл, однако теперь слушал, разрываясь между удовольствием и тошнотой – странно, что такая красота может вызвать желание блевануть. Немного утешало, что не один я страдаю в этой ситуации. Да, знаю, не самое благородное чувство. Никому нельзя пожелать таких же мучений. Но к черту благородство души. Меня радует, что не только мне тяжело. Другие тоже нахлебались. Например, Аделина. Я понял это, когда заглянул в ее профиль в фейсбуке, потому что да, я узнал ее никнейм. Сегодня вечером, когда меня вовсю терзали звуки Мендельсона, я получил СМС. Неизвестный номер. Там было написано только «Френч Сиа». Вспомнив, что Титуан раздал нам список фамилий и телефонов каждого актера, я тут же все понял. И не стал терять времени. Аделина не солгала: на ее страничке были только чужие картинки, найденные в интернете. Однако личным этот профиль делали тексты, прикрепленные к ним. Чаще всего рифмованные. Слова, рассказывающие о боли. Крики. Протесты. Мольбы. Тексты о том, что не так с нашим миром, с нашим обществом, с нашими жизнями. Среди прочего нашелся один, который мне особенно запал в душу. Он называется «Бал-маскарад», я даже переписал. Бал-маскарад Добро пожаловать на нашу планету! Вокруг тебя столько радости, света — Для счастья у тебя есть всё, Кроме правил игры разве что. Ты поймешь очень быстро, взрослея, Что не детская здесь Одиссея. А невинность твою, чистоту Утопят в ближайшем пруду. Среди презрения будешь ты жить С лицемерами, каких только нет, С теми, кто не преминет судить, Глядя, как угасает твой свет. Это стихотворение отлично выражает то, что я чувствую! Я тоже потерян на нашей планете. Вокруг столько людей в масках. И правил игры не знаю – это мучительно, это тяжело. Но, если быть до конца честным, я тоже участвую в этом маскараде. А до амнезии моя маска наверняка даже в дверь не проходила. Теперь, конечно, все не так запущенно, но все равно сложно. По крайней мере с Арно и Беатрисой. А все потому, что я боюсь открыться: ведь если они будут видеть меня насквозь, я стану уязвимым? Да, возможно. Но я люблю честность: например, с Аделиной я все чаще чувствую себя собой. А ведь начиналось все не так хорошо, однако обстоятельства изменились. С Элиасом по-другому. Он-то знает правила игры. И наши отношения я ценю за то, что он учит меня этим правилам. Натан и Ясер из тех, кто судит, кто презирает и ждет, когда угаснет свет. Если бы они не были дружками Элиаса, я бы бежал от них как от чумы. А еще есть Моргана. Удивительно, но с ней мне тоже комфортно, а вот ей со мной – нет. Избегает меня как может. Однажды нам все равно придется поговорить начистоту. Все эти размышления лишь убедили меня, что нужно объясниться с Арно и Беатрисой. Я должен поставить хоть какие-то рамки, стать жестким и ясным. Я уже не тот Ромен, которого они знали. Очень их жаль. Но им придется с этим смириться. Понедельник, 7 июня