– Да, и тебе следовало бы сейчас плясать от радости, ренегат несчастный! – огрызнулся я. – Я бы на твоем месте прикончил его, а не скулил над раскиданными товарами. – Мне теперь понадобится несколько недель, чтобы починить эту витрину. Мое терпение лопнуло. – Я тебе сейчас вторую разгрохаю, предатель! – Поздно, Бодмин! Я включил сигнал тревоги. Полицейские прибудут через… – Ага, ага. Я собрал остаток сил и превратился в сокола. Симпкин не ожидал ничего подобного от жалкого беса на побегушках. Он испуганно отшатнулся. Я пронесся над его головой, уронив ему на макушку прощальную каплю помета, и наконец-то вырвался на вольный воздух. А из этого воздуха обрушилась сеть из серебряных нитей и поволокла меня вниз, к мостовой Пикадилли. Эти нити являли собою Силки наилучшего качества. Они связали меня на всех планах, облепили все мое птичье тело. Я бил крыльями, брыкался лапами и щелкал клювом. Я сражался изо всех сил, но тщетно. Нити несли в себе силу земли, самой чуждой мне стихии, и серебро, прикосновения которого были мучительны. Я не мог сменить облик, не мог задействовать никакую магию, хоть мощную, хоть простейшую. Сущность моя изнемогала от одного лишь соприкосновения с этими нитями, и чем сильнее я бился, тем хуже мне становилось. Через несколько секунд я сдался и застыл неподвижно – накрытый сетью комок плоти и перьев. Правда, я украдкой выглядывал одним глазом из-под крыла. Но видел я лишь смертоносное переплетение нитеи на серой мостовой, все еще мокрой после недавнего дождя и покрытой слоем стеклянной пыли. Откуда-то издалека доносился хохот Симпкина, заливистый и пронзительный. А потом на плиты мостовой упала тень. На тротуар с негромким стуком приземлились два огромных ороговевших копыта. Асфальт под ними пошел пузырями от жара. Над сетью поплыл дымок, насыщенный зловредными испарениями чеснока и розмарина. Разум мой был отравлен; голова пошла кругом, мышцы обмякли… А затем тьма окутала сокола и погасила его сознание, словно огонек свечи. Натаниэль 18 Два дня, последовавшие за Наречением, доставили Натаниэлю множество неудобств. Физически он был совершенно измотан: вызов Бартимеуса и воспоследовавшая магическая дуэль вытянули из него все силы. Уже на обратном пути с Темзы мальчик начал шмыгать носом. К вечеру он уже не шмыгал, а просто-таки хрюкал, не хуже свиньи. К утру у него обнаружилась качественная, полномасштабная простуда. Когда он появился на кухне, здорово смахивая на привидение, миссис Андервуд хватило одного взгляда, чтобы тут же развернуть его и отправить в постель. Вскорости она сама поднялась к Натаниэлю в комнату – принесла бутылку с горячей водой, сандвичи, шоколадку и кружку горячего чая с медом и лимоном. Натаниэль, укрытый одеялом по самые уши, прокашлял слова благодарности. – Не за что, Джон, – сказала миссис Андервуд. – Чтобы сегодня утром ты носа отсюда не высовывал. Нам же нужно, чтобы ты поправился ко времени поездки в Парламент, ведь верно? Она оглядела комнату и нахмурилась. – Что-то здесь сильно пахнет свечами, – сказала она. – И благовониями. Надеюсь, ты не практиковался здесь? – Нет, миссис Андервуд, – Натаниэль мысленно проклял свою беспечность. Он ведь собирался открыть окно и проветрить комнату, но к вечеру так вымотался, что напрочь об этом позабыл, – Такое иногда бывает. Сюда поднимаются запахи из мастерской мистера Андервуда. – Странно. Никогда раньше этого не замечала. Она снова принюхалась. Натаниэль поймал себя на том, что неотрывно смотрит на край ковра – оттуда, к его ужасу, предательски выглядывала пентаграмма. Сделав над собою неимоверное усилие, Натаниэль отвел взгляд и зашелся в кашле. Миссис Андервуд тут же позабыла обо всем и сунула в руки Натаниэлю кружку с чаем. – Выпей-ка это, милый. А потом постарайся заснуть, – сказала она. – Я загляну днем. Задолго до того, как миссис Андервуд выполнила свое обещание, окно было открыто, и комната успешно проветрилась. Пол под ковром был начисто вытерт. Натаниэль лежал в постели. Новое имя, которое мистер Андервуд навязал ему, вызывало у него странные чувства. Оно звучало фальшиво и даже немного по-дурацки. «Джон Мэндрейк». Вполне подходяще для какого-нибудь волшебника из книги по истории, но как-то не очень – для сопливого простуженного мальчишки. Натаниэлю трудно было привыкнуть к новому имени и еще труднее – позабыть старое… Хотя кто ж ему позволит его позабыть? Уж точно не Бартимеус. Даже меры предосторожности – жестянка из-под табака, ныне покоящаяся на дне реки, – не помогали Натаниэлю почувствовать себя в безопасности. Как он ни старался выбросить все это из головы, тревога возвращалась снова и снова. Она преследовала его, грызла и изводила, словно нечистая совесть. А вдруг он позабыл что-нибудь важное, а демон это заметил?.. А вдруг в эту самую минуту Бартимеус строит страшные козни, вместо того чтобы шпионить за Лавлейсом, как было приказано? Натаниэль валялся на смятых простынях, среди апельсиновых шкурок, и в голову ему непрерывно приходили разнообразнейшие неприятные возможности. Его терзало сильнейшее искушение достать из тайничка под черепицей свое гадательное зеркало и проверить, чем сейчас занят Бартимеус. Но Натаниэль прекрасно понимал, что это неразумно: соображал он с трудом, говорил тихо и хрипло, и у него едва хватало сил сесть в постели. Где уж тут управиться с норовистым мелким бесом! Так что придется на время предоставить джинна самому себе. Ничего, как-нибудь обойдется. Заботами миссис Андервуд на третье утро Натаниэль поднялся с постели. – Очень вовремя, – сказала миссис Андервуд, – Ведь сегодня вечером наш выход в свет. – А кто там будет? – спросил Натаниэль. Он сидел, скрестив ноги, в уголке кухни и чистил свои башмаки. – Триста министров, входящих в правительство, с супругами, некоторые особо везучие ученики, уже получившие имя… и несколько прихлебателей – меньших волшебников, состоящих на гражданской или военной службе, которые уже продвинулись по службе, но еще не познакомились с нужными людьми. Это собрание – прекрасная возможность посмотреть, кто сейчас в фаворе, Джон, не говоря уже о возможности взглянуть, что сейчас носят. На летнем рауте, в июне, некоторые женщины из числа министров экспериментировали с длинными одеяниями в самаркандском стиле. Это было довольно интересно, но, конечно же, не прижилось. Джон, что с тобой? Натаниэль выронил обувную щетку. – Ничего особенного. Просто она выскользнула. А почему именно Самарканд, миссис Андервуд? Что в нем такого модного? – Понятия не имею. Если ты уже справился с башмаками, почисти свою куртку. Возможно, уроки помогли бы Натаниэлю хотя бы ненадолго избавиться от волнения, но было воскресенье, и потому тревога терзала его весь день, все нарастая и нарастая. В три пополудни – за несколько часов до назначенного времени – Натаниэль облачился в свой лучший костюм и принялся слоняться по дому. Это длилось до тех пор, пока наставник не высунулся из спальни и не приказал Натаниэлю прекратить. – Хватит топать, мальчик! У меня из-за тебя в голове гудит! Или, может, ты хочешь остаться сегодня дома? Натаниэль очумело помотал головой и на цыпочках спустился в библиотеку. Там он занялся поисками принуждающих заклинаний для демонов среднего ранга и на время позабыл о беспокойстве. В общем, Натаниэль неплохо провел время. Он трудился над сложным заклинанием Зазубренного Маятника, когда в библиотеку влетел мистер Андервуд в лучшем своем плаще. – Вот ты где, недоумок! Я тебя ищу по всему дому! Еще минута – и мы бы ушли без тебя! – Простите, сэр… я зачитался… – Чем – этой книгой? Дурень сонный. Это же четвертый уровень. Она написана на коптском – ты в ней ни слова не разберешь. Ты просто заснул и не смей отнекиваться! А ну-ка пошевеливайся, или я вправду оставлю тебя дома! Действительно, в тот момент, когда мистер Андервуд вошел в библиотеку, глаза Натаниэля были закрыты: ему так легче было запоминать. Учитывая обстоятельства, можно было сказать, что Натаниэлю повезло: ему не пришлось сочинять других объяснений. Отброшенная книга осталась валяться в кресле, а Натаниэль вылетел из библиотеки следом за наставником. Сердце его готово было выскочить из груди. Он промчался вслед за мистером Андервудом через прихожую и вылетел на улицу. Там их ждала улыбающаяся миссис Андервуд; она была одета в блестящее зеленое платье, а вокруг шеи у нее было небрежно обмотано нечто вроде мохнатой анаконды. Жена волшебника стояла у большой черной машины. Натаниэлю всего однажды довелось ехать в машине своего наставника, и он совершенно не помнил той давней поездки. Он забрался на заднее сиденье; его изумило прикосновение к блестящей коже сидений и странный, какой-то ненастоящий запах соснового ароматизатора, висевшего под зеркалом заднего обзора. – Сиди смирно и не прикасайся к стеклам. Мистер Андервуд строго взглянул на отражение ученика в зеркале заднего обзора. Натаниэль сел смирно, послушно сложив руки на коленях, и путешествие в Парламент началось. Машина торжественно ехала на юг. Натаниэль смотрел в окно. Отсветы бессчетных лондонских огней – уличные фонари, витрины магазинов, окна, следящие шары – мелькали по его лицу. Натаниэль смотрел на все это великолепие широко распахнутыми глазами, позабыв моргать, и жадно впитывал все, что представало его взору. Поездка по городу уже сама по себе была из ряда вон выходящим событием – Натаниэлю, познававшему мир в основном посредством книг, нечасто доводилось выбираться из дома. Правда, миссис Андервуд иногда возила его на автобусе в одежный и обувной магазины. А однажды, когда у мистера Андервуда выдалось свободное время, Натаниэля сводили в зоопарк. Но ему редко доводилось выбираться за пределы Хайгейта. И уж точно он никуда еще не ездил в столь позднее время. Как обычно, от грандиозности всего окружающего у Натаниэля перехватило дыхание – от великого множества улиц и переулков, от причудливо изгибающихся полос света… Большинство домов были совсем не такими, как на той улице, где проживал мистер Андервуд, – поменьше и поплоше. И они жались друг к другу, или теснились вокруг больших зданий без окон, с плоскими крышами и высокими трубами; наверное, это были те самые фабрики, на которых зачем-то собирались простолюдины. Впрочем, фабрики мало интересовали Натаниэля. Кстати, самих простолюдинов тоже хватало. Натаниэль всегда поражался, до чего же их много. Несмотря на темноту и моросящий дождик, они кишели вокруг, словно муравьи в саду, спешили куда-то, втянув головы в плечи, входили в магазины и выходили оттуда, а иногда скрывались в ветхих трактирах; трактиры ютились в боковых улочках, и сквозь матовые стекла сиял теплый оранжевый свет. У каждого такого дома над дверью, не скрываясь, висел следящий шар. Когда под ним проходили, шар дергался, будто поплавок, и пульсировал темно-красным. Машина как раз проезжала мимо одного такого трактира – очень большого, расположенного прямо напротив станции метрополитена, – когда мистер Андервуд стукнул кулаком по приборной доске. Натаниэль аж подскочил. – Вот он, Марта! – воскликнул мистер Андервуд, – Будь моя воля, туда сегодня же наведалась бы ночная полиция и забрала бы с собою всех, кто там есть. – Как можно, Артур! Только не ночная полиция! – страдальчески отозвалась его жена. – Наверняка существуют более приемлемые способы перевоспитать их. – Ты не понимаешь, о чем говоришь, Марта. Ткни пальцем в любой лондонский трактир, и я отыщу в нем помещение для тайных сборищ простолюдинов. На чердаке, в подвале, в потайной комнате за баром… Я этого добра навидался – министерство внутренних дел частенько проводит такие облавы. Но нам никогда не удается никого застукать, так же как не удается раздобыть доказательства – просто пустые комнаты, несколько столов да стульев… Уж поверь мне на слово: из этих мерзких дыр берут начало все наши неприятности такого рода. Премьер-министру вскоре придется принять меры – но кто знает, что еще к тому времени успеют натворить смутьяны? Следящих шаров недостаточно! Необходимо выжечь эти язвы каленым железом, сровнять их с землей – я так сегодня и сказал Дювалю. Но меня, конечно же, никто не слушает. Натаниэль давным-давно научился не задавать наставнику вопросов, как бы его ни интересовала обсуждаемая тема. Он просто извернулся и посмотрел еще раз на тающие позади оранжевые огни трактира. Они въехали в центральную часть Лондона; здешние дома были большими и величественными, в лучших традициях империи. На дорогах стало попадаться больше частных автомобилей, витрины магазинов увеличились и сделались более кричащими, а на тротуарах помимо простолюдинов стали попадаться и волшебники. – Как ты там, милый? – спросила миссис Андервуд. – Спасибо, миссис Андервуд, хорошо. А нам еще далеко? – Еще несколько минут, Джон. Наставник снова взглянул на Натаниэля в зеркало. – Вполне достаточно времени, чтобы предупредить тебя, – сказал он. – Сегодня вечером ты представляешь меня. Мы будем находиться в одном зале с величайшими волшебниками страны, с людьми, наделенными такой властью, что ты даже представить себе не можешь. Один неверный шаг – и ты погубишь мою репутацию. Ты слышал, что случилось с учеником Дизраэли? – Нет, сэр. – Это произошло на собрании наподобие сегодняшнего. В тот момент, когда Дизраэли представляли собранию, его ученик споткнулся об ступеньку. Он врезался в своего наставника, и тот кубарем полетел по лестнице. И упал на герцогиню Аргайлскую – к счастью, весьма объемистую даму.