Я тут же насторожился, но постарался не подать виду. – Да, мистер Лавлейс упоминал, что там стряслось что-то нехорошее. Но в чем там дело, он не говорил. – Ну, так ему и не по чину беседовать со всякой шушерой вроде тебя. А вообще-то некоторые считают, что это дело рук Сопротивления – что бы это ни значило. Или какого-нибудь волшебника-ренегата – это, пожалуй, больше похоже на правду. Не знаю, известно ли тебе, что все ресурсы государства… – Ну так а чего с Амулетом-то стряслось? Его свистнули? – Да, его украли. И, что самое ужасное, воры даже пошли на убийство. Чудовищно! Бедный, бедный мистер Бихэм! – И эта пародия на фолиота смахнула с глаз слезу[51]. – Так ты спрашивал, не проходил ли этот Амулет через нас? Ну конечно же нет. Он слишком ценен, чтобы выставлять его в открытую продажу. Амулет Самарканда долгое время был собственностью правительства. Последние тридцать лет он хранился в Суррее, в поместье мистера Бихэма. Все меры предосторожности, порталы и все такое прочее. Мистер Бихэм иногда упоминал об этом в беседе, когда заглядывал к нам с мистером Пинном. Мистер Бихэм был хорошим человеком – строгим, но справедливым. Превосходный человек. Увы! – И что, кто-то украл Амулет Самарканда у Бихэма? – Да, шесть месяцев назад. Ни один портал не был задействован, стражи ничего не заметили, а Амулет исчез. Как сквозь землю провалился! Остался только пустой ящик. А несчастный мистер Бихэм лежал рядом в луже крови. Ужасная кончина! Должно быть, он как раз находился в комнате, где хранился Амулет, когда туда забрались воры, и, прежде чем мистер Бихэм успел позвать на помощь, ему перерезали горло. Какая трагедия! Мистер Пинн был очень расстроен. – Ну еще бы! Да, приятель, ужасная история, и вправду ужасная. Я напустил на себя скорбный вид – насколько это возможно для беса, – но в душе ликовал. Это была та самая кроха сведений, которой мне недоставало. Так значит, Саймон Лавлейс и вправду заполучил Амулет посредством кражи – и пошел на убийство, лишь бы получить его. Тот чернобородый человек, которого Натаниэль видел в кабинете у Лавлейса, должно быть, явился туда сразу после убийства Бихэма – еще и кровь не высохла. Мало того: работал Лавлейс сам или в сговоре с какой-то группой, но он украл Амулет Самарканда у правительства, а это уже попахивает государственной изменой. Ну что ж, если мальчишка не запрыгает при этом известии, то я – мул ер. Одно было несомненным: этот паренек, Натаниэль, сам не понимает, какой гадюшник он разворошил, когда приказал мне свистнуть Амулет Самарканда. Саймон Лавлейс пойдет на все, лишь бы вернуть эту штуковину, – ему просто ничего больше не остается. И он прикончит любого, кто узнает, как он эту вещь заполучил. Но зачем он украл Амулет у Бихэма? Что заставило его пойти на такой риск – ведь он может навлечь на себя гнев государства? Я, конечно, слыхал об Амулете Самарканда, но не знал истинной природы его силы. Возможно, фолиот поможет мне восполнить этот пробел. – Должно быть, этот амулет и вправду что-то особенное, – сказал я. – Небось полезная штуковина? – Насколько я могу понять со слов хозяина – да. Говорят, будто в нем заключено некое невероятно могущественное существо – кто-то из самых отдаленных краев Иного Места, где царит хаос. Он защищает того, кто его носит, от любого магического… Тут фолиот уставился куда-то мне за спину и поперхнулся. На полированный пол упала тень – достаточно широкая, чтобы накрыть нас обоих. Звякнул колокольчик, дверь отворилась, и в проем ворвался шум Пикадилли. Я медленно обернулся. – Ну-ну, Симпкин, – произнес Шолто Пинн, толкнув дверь тростью с набалдашником из слоновой кости. – Я, значит, ухожу, а ты тут принимаешь друзей? Кот за дверь… – Нет-нет, хозяин! Вовсе нет! Это хныкающее ничтожество убрало челку с лица и попятилось, старательно кланяясь. Его распухшая голова заметно уменьшилась в размерах. Да, изумительное зрелище. Я же остался стоять на прежнем месте, спокойный, как слон. – Что, он тебе не друг? У Шолто был низкий, раскатистый, очень звучный голос; при его звуках в воображении отчего-то возникали солнечные отсветы на потемневшем от времени дереве, кувшины, натертые воском, и бутылки с хорошим красным портвейном[52]. Это был добродушный голос; казалось, будто его обладатель вот-вот засмеется. На тонких губах Пинна играла улыбка, но глаза оставались холодными и настороженными. Вблизи владелец магазина оказался даже крупнее, чем я думал: не человек, а здоровенная белая стена. В этой его огромной шубе и при плохом освещении Пинна вполне можно было принять за мамонта, вид сзади. Симпкин еще немного отполз вдоль конторки. – Нет, хозяин. Это п-посланец, к вам. Он п-принес п-послание. – Ты меня поражаешь, Симпкин! Посланец с посланием! Невероятно. Ну и почему же ты не забрал послание и не отправил его восвояси? У тебя ведь масса работы. – Совершенно верно, хозяин, вы совершенно правы. Просто он только что явился! – Еще поразительнее! А мне через гадательное зеркало показалось, что вы тут уже десять минут болтаете, словно торговки рыбой. И как это понимать? Возможно, мой преклонный возраст наконец-то начал сказываться на моем зрении? Волшебник извлек свой монокль из жилетного кармашка, водрузил его на законное место, в левый глаз[53], и подошел на пару шагов поближе, лениво помахивая тростью. Симпкин подался назад, но ничего не ответил. – Ну, ладно. – Трость внезапно устремилась в мою сторону, – Твое послание, бес. Где оно? Я почтительно коснулся лба. – Оно хранится у меня в памяти, сэр. Мой хозяин счел его слишком важным, чтобы доверить его бумаге. – Да ну? – Он смерил меня взглядом через монокль, – Твой хозяин – это… – Саймон Лавлейс, сэр! – Я ловко отсалютовал и вытянулся по стойке «смирно». – И если вы позволите, сэр, я бы хотел передать вам сообщение и отбыть. Мне бы не хотелось отнимать ваше драгоценное время. – Очень хорошо. – Шолто Пинн подошел поближе и устремил на меня пронзительный взгляд (на этот раз уже обоих глаз). – Прошу. Излагай послание. – Слушаюсь, сэр. Вот оно. «Дорогой Шолто, приглашен ли ты в Парламент на сегодняшний вечер? Я – нет. Похоже, премьер-министр обо мне позабыл, и я чувствую себя оскорбленным. Пожалуйста, ответь и посоветуй, как мне быть. Всего наилучшего, Саймон». Слово в слово, сэр, слово в слово. Это звучало вполне правдоподобно даже для меня, но я не хотел испытывать удачу. Я отсалютовал еще раз и двинулся к двери. – Оскорбленным? Хм. Бедный Саймон, – Волшебник на мгновение задумался. – Прежде чем уйти, назови свое имя, бес. – Э… Бодмин, сэр. – Бодмин. Хм. – Шолто Пинн потер щеку. На толстом пальце красовался перстень. – Я понимаю, Бодмин, что тебе не терпится вернуться к своему хозяину, но, прежде чем отпустить тебя, я хочу задать тебе два вопроса. Я неохотно притормозил. – К вашим услугам, сэр. – Какой ты, однако, вежливый бес. Ну да ладно. Итак, во-первых: почему это Саймон не мог записать столь безвредное послание? В нем нет ничего бунтарского, но оно вполне могло выветриться из памяти низшего демона вроде тебя. – У меня очень хорошая память, сэр! Это мой особый дар, всем известно. – Пусть даже так – это все равно странно… Ладно, неважно. А второй мой вопрос… – С этими словами Шолто приблизился еще на пару шагов и навис надо мной. Навис очень успешно. В нынешнем своем облике я невольно почувствовал себя маленьким и жалким. – Второй мой вопрос таков: почему Саймон не попросил у меня совета лично, пятнадцать минут назад, во время ленча, о котором мы с ним договаривались заранее? Оба-на! Пора сматываться. Я метнулся к выходу, но Шолто Пинн оказался проворнее. Он пристукнул тростью об пол и вытянул ее перед собой. Из трости вырвался желтый луч. Он ударил в дверь, и во все стороны брызнули шары плазмы, мгновенно замораживавшие все, к чему только прикасались. Я в кувырке перелетел над ними, проскочив сквозь облако ледяного пара, и приземлился на витрину с атласным бельем. Из трости ударил еще один луч. Прежде чем он достиг цели, я уже был в воздухе. Я перескочил через волшебника и грузно приземлился на прилавок; бумаги так и полетели в разные стороны. Я стремительно развернулся и выстрелил Взрывом – он врезался точнехонько волшебнику в спину, и Пинн полетел на замороженную витрину. Волшебника окружало защитное поле – на других планах оно вспыхнуло чудненькими желтыми искрами, – но хоть у меня и не получилось проделать в Шолто дыру, дух из него вышибло знатно. Он осел среди заледенелых шортиков, хватая ртом воздух. Я же кинулся к ближайшему окну, намереваясь прорваться сквозь него на улицу. Увы, я позабыл про Симпкина. Он ловко вынырнул из-под стойки с плащами и нацелился огреть меня по голове здоровенным жезлом (оснащенным ярлычком с надписью «Самый большой»). Я пригнулся. Жезл врезался в застекленную витрину прилавка. Симпкин отступил, намереваясь повторить удар. Я прыгнул на него, вырвал жезл у него из лап и отвесил фолиоту затрещину, здорово изменившую топографию его физиономии. Симпкин хрюкнул и рухнул на груду каких-то дурацких шляп, а я двинулся своим путем. Я заметил между двумя манекенами прекрасную полоску окна, сделанную из прозрачного изогнутого стекла; солнечные лучи преломлялись в нем и приобретали нежный радужный оттенок. Очень красивая и очень дорогая витрина. Я швырнул в нее Взрыв. На мостовую хлынул ливень мельчайших осколков, а я нырнул в дыру. Но было поздно. Разбившееся стекло привело в действие ловушку. Манекены развернулись. Они были сделаны из темного полированного дерева – безликие витринные болваны. Просто овал на месте лица. Легкий намек на нос, но ни следа рта или глаз. Манекены демонстрировали последний писк моды среди волшебников: черные костюмы в стиле «унисекс», в тонкую белую полоску, с узкими лацканами, лимонно-белые рубашки с высокими крахмальными воротничками и галстуки смелых расцветок. Обуви на манекенах не было: из штанин просто торчали скругленные деревяшки. Когда я прыгнул между манекенами, они вскинули руки, преграждая мне путь. Из рукавов выскочили серебряные клинки и со щелчком легли в лишенные пальцев конечности. Я слишком хорошо разогнался, чтобы тормозить, но при мне по-прежнему был тот жезл-переросток. Я едва успел выставить его перед собой: клинки манекенов метнулись ко мне, синхронно описав в воздухе широкие дуги. Серебряные лезвия с размаху ударили по жезлу, при этом едва не перерубили. Я таким образом уцелел, но мой красивый полет прервали. Остановка получилась резкой и довольно болезненной. На миг я почувствовал кожей прикосновение холодной ауры серебра[54]. Но в следующее мгновение я выпустил жезл и ринулся назад. Манекены встряхнули ножами; жезл упал на пол, развалившись на две половинки. Деревянные болваны подогнули колени и прыгнули… Я сделал сальто назад и перемахнул через прилавок. Серебряные клинки врезались в паркет на том самом месте, где я только что стоял. Мне нужно было сменить облик, и побыстрее – пожалуй, тут как раз подошел бы сокол, – но для этого мне требовалась хоть крошечная передышка, а противники не собирались ее мне предоставлять. Прежде чем я успел сообразить, что же мне теперь делать, манекены снова двинулись на меня; клинки со свистом рассекали воздух; слишком большие для деревянных шей воротники трепетали на ветру. Я нырком ушел от одного из стражей и по пути врезался в груду пустых коробок для упаковки подарков. Один манекен приземлился на прилавок, второй – за прилавком. Их гладкие безликие головы повернулись в мою сторону. Я чувствовал, что силы меня покидают. Слишком много превращений и заклинаний за слишком краткий промежуток времени. Но я пока мог постоять за себя. Я сколдовал на ближайшего манекена – того, который взгромоздился на прилавок – Инферно. Из-под хрустящей белой рубашки вырвалось синее пламя и мгновенно растеклось по ткани. Галстук съежился, пиджак начал тлеть. Манекен, как и следовало ожидать, не обратил на это ни малейшего внимания[55]. Он снова вскинул оружие. Я отступил. Манекен согнул ноги, приготовился к прыжку. Огонь лизал его грудь; уже все его лакированное деревянное тело было охвачено огнем. Манекен высоко подпрыгнул и обрушился на меня; пламя билось у него за плечами, словно просторный плащ. В последнее мгновение я отскочил в сторону. Манекен тяжело ударился об пол. Раздался душераздирающий треск: обгоревшее дерево не выдержало удара и сломалось. Накренившись, манекен шагнул ко мне – тело его при этом наклонилось под нелепым углом, – но тут его ноги не выдержали. Он рухнул и превратился в огненную груду, из которой торчали почерневшие конечности. Я уже примерился, как бы половчее проделать то же самое с его напарником – тот перескочил через костер и теперь быстро приближался ко мне, – но тут раздавшийся позади негромкий звук известил меня, что Шолто Пинн отчасти пришел в себя. Я оглянулся. Шолто полусидел, и вид у него был такой, будто по нему пробежалось стадо бизонов. Голова его была очень симпатично задрапирована парой бюстгальтеров. И все-таки он был опасен. Он нашарил свою трость, подтянул поближе и направил ее на меня. Из трости снова ударил желтый луч – но меня там, куда Шолто целился, уже не было. Так что плазма обволокла второй манекен. Тот как раз прыгнул, и удар застал его в полете. Манекен мгновенно оцепенел, свалился на пол и раскололся на десяток кусков. Шолто выругался и яростно огляделся по сторонам. Ему не пришлось долго меня разыскивать. Я находился прямо над ним – балансировал на шкафу. Точнее, на полках, поставленных друг на друга и не привинченных к стене. Полки были загружены папками, педантично расставленными в алфавитном порядке, и красиво разложенными щитами, статуэтками и старинными книгами. Последние, несомненно, были похищены у законных владельцев и свезены сюда со всех уголков света. Должно быть, эти безделушки стоили целое состояние. Я прислонился спиной к стене, уперся покрепче ногами в стеллаж и оттолкнулся. Полки заскрипели и зашатались. Шолто услышал этот звук. Он поднял голову. Глаза его расширились от ужаса. Я подналег еще, вложив в это усилие всю свою злость. Я думал о несчастных джиннах, запертых внутри изувеченных манекенов. Полки наконец-то подались. Первым рухнул небольшой египетский кувшинчик-канопа. Почти сразу же за ним последовала тиковая шкатулка с ладаном. Затем центр тяжести сместился, полки содрогнулись, и все сооружение с поразительной быстротой обрушилось на валяющегося волшебника. Шолто и пикнуть не успел, как все это его магическое хозяйство грохнулось ему же на голову. С Пикадилли донесся визг тормозов и грохот сталкивающихся машин. Над останками прекрасной витрины Шолто поднялось облако ладана и погребальной пыли. Я был вполне удовлетворен достигнутым результатом – но подстраховаться никогда не помешает. Я внимательно оглядел полки. Под ними не наблюдалось никакого шевеления. Я не знал, оказался ли Щит Пинна достаточно мощным, чтобы спасти его. Да меня это и не волновало. Главное, что теперь я мог спокойно уйти. И снова я двинулся к дыре в витрине. И снова мне преградили путь. Симпкин. Я застыл в воздухе. – Пожалуйста, – с нажимом произнес я, – не заставляй меня понапрасну терять время. Я уже один раз перекроил тебе физиономию. Нос Симпкина, ранее гордо вздымавшийся, теперь был вдавлен в голову, словно палец неудачно вывернутой перчатки. Вид у фолиота был очень недовольный. – Ты причинил вред хозяину, – прогнусавил он.