* * * Мотель «Морской бриз» находился в западном Пико, в окружении дешевых многоквартирных жилых домов, пыльных витрин магазинов и гаражей, рассеченных убогой полоской бульвара там, где Лос-Анджелес признаёт свое поражение перед Санта-Моникой. Двухэтажное здание, покрытое щербатой бледно-зеленой штукатуркой, с покосившимися розовыми чугунными решетками. Тридцать с лишним номеров выходили на заасфальтированный двор и бассейн, наполовину полный зеленой от тины водой. Единственным движением была пелена клубящихся выхлопных газов, поднимавшихся над покрытым подтеками машинного масла асфальтом. Мы остановились рядом с фургоном с номерами штата Юта. – Не совсем пять звезд, – заметил я, выходя из «Севиля». – И далеко от клиники. Беверли нахмурилась. – Увидев адрес, я попыталась объяснить это Своупам, но переубедить отца оказалось невозможно. Он заявил, что хочет жить поближе к океану, где воздух чище. Даже пустился в пространные рассуждения о том, что вся клиника должна перебраться на берег, поскольку смог пагубно действует на больных. Дежурный администратор находился в стеклянной кабинке за покосившейся фанерной дверью. Худой иранец в очках с отсутствующим взглядом человека, регулярно курящего опиум, сидел за обшарпанным столом, листая правила дорожного движения. Один угол занимал вращающийся стеллаж с расческами и дешевыми солнцезащитными очками, в другом приютился столик, заваленный древними каталогами туристических агентств. Иранец притворился, будто не заметил нас. Я кашлянул с туберкулезным надрывом, и он медленно поднял взгляд. – Да? – В каком номере остановилось семейство Своупов? Окинув нас оценивающим взглядом, иранец решил, что нам можно доверять, и, бросив: «В пятнадцатом», – вернулся в волшебный мир дорожных знаков. Перед пятнадцатым номером стоял запыленный коричневый «Шевроле»-универсал. Если не считать свитера на переднем сиденье и пустой картонной коробки в багажном отделении, машина была пустая. – Это их машина, – сказала Беверли. – Они постоянно в нарушение правил оставляли ее прямо перед входом клиники. Один раз охранник прилепил на лобовое стекло предупреждение, так Эмма выбежала, истошно вопя, что у нее больной ребенок, и он тотчас же его сорвал. Я постучал в дверь. Никто не ответил. Постучал сильнее. Ответа по-прежнему не было. В номере имелось одно грязное окно, однако заглянуть внутрь не давали плотные занавески. Я постучал еще раз, и, убедившись в том, что тишина внутри ничем не нарушается, мы вернулись в вестибюль. – Прошу прощения, – сказал я, – вы не знаете, Своупы у себя? Летаргическое покачивание головой. – У вас есть коммутатор? – спросила Беверли. Оторвавшись от справочника, иранец заморгал. – Кто вы такие? Что вам нужно? – По-английски он говорил с сильным акцентом, вел он себя крайне неприветливо. – Мы из Западной педиатрической клиники. Там лечился ребенок Своупов. Нам очень нужно поговорить с ними. – Я ничего не знаю. – Взгляд иранца снова вернулся к дорожным знакам. – У вас есть коммутатор? – повторила Бев. Едва заметный кивок. – В таком случае, будьте добры, позвоните в номер. Театрально вздохнув, иранец медленно встал и вышел в дверь в противоположном конце. Минуту спустя он появился опять. – Там никого. – Но их машина здесь. – Послушайте, леди, машины я не знаю. Вам нужен номер – хорошо. Нет – оставьте меня в покое. – Бев, звони в полицию, – сказал я. Казалось, иранец успел принять дозу амфетамина, потому что его лицо внезапно оживилось и он принялся яростно размахивать руками: – Зачем полиция? Что я вам сделал? – Все в порядке, – заверил его я. – Просто нам нужно поговорить со Своупами. Иранец вскинул руки. – Они уходили гулять – я их видел. Уходили туда. – Он указал на восток. – Маловероятно. С ними больной ребенок. – Я повернулся к Бев. – Я видел телефон на заправке на перекрестке. Звони в полицию и сообщи о подозрительном исчезновении. Она направилась к двери. Вскочив из-за стола, иранец поспешил к нам. – Что вы хотите? Зачем делать мне плохо? – Послушай, – сказал я, – мне нет никакого дела до того, какие мерзкие игры ведутся в других номерах. Нам нужно поговорить с семьей из пятнадцатого. Он достал из кармана связку ключей. – Идем, я вам показываю, их там нет. Тогда вы оставляете меня в покое, хорошо? – Договорились. Шелестя мешковатыми штанами, иранец направился через площадку, позвякивая ключами и бормоча себе под нос. Быстрое движение запястьем – и замок открылся. Дверь застонала, открываясь. Мы шагнули внутрь. Дежурный администратор побледнел, Беверли прошептала: «О, господи…», – а я постарался унять нарастающее предчувствие беды. В маленькой темной комнате царил разгром. Скудные пожитки семейства Своупов были извлечены из трех картонных коробок, которые теперь валялись на одной из двуспальных кроватей смятые. Одежда и личные вещи были разбросаны по всей комнате: лосьон, шампунь и жидкость для снятия лака протекли из разбитых флаконов на протертый ковер вязкими подтеками. Женское нижнее белье безжизненно висело на дешевом торшере. Книги в бумажных переплетах и газеты, разорванные в мелкие клочья, валялись по всему полу словно конфетти. Повсюду были вскрытые банки и пакеты с едой, вывалившееся из них содержимое застыло маленькими кучками. В комнате стоял затхлый запах гнили. Клочок ковра у кровати был свободен от мусора, однако назвать его чистым было нельзя. На нем расплывалось темно-бурое амебоподобное пятно с полфута в поперечнике. – О нет! – выдохнула Беверли. Она покачнулась, теряя равновесие, и мне пришлось ее подхватить. Достаточно проработать в больнице совсем недолго, чтобы знать вид спекшейся крови. Лицо иранца стало восково-бледным. Челюсти беззвучно шевелились. – Пошли. – Взяв за костлявые плечи, я вывел его на улицу. – Теперь точно нужно звонить в полицию. * * * Хорошо иметь знакомого в правоохранительных органах. Особенно когда этот знакомый твой лучший друг и не станет тебя подозревать, если ты заявишь о преступлении. Решив не связываться с «911», я позвонил прямо Майло в управление. Он находился на совещании, но я проявил настойчивость, и его вызвали к телефону. – Детектив Стёрджис. – Майло, это Алекс. – Привет, дружище. Ты вытащил меня с замечательной лекции. Судя по всему, западная сторона в последнее время превратилась в фабрику по производству «ангельской пыли»[17] – для лабораторий снимают роскошные особняки, перед которыми стоят «Мерседесы». Зачем мне нужно все это знать, выходит за рамки моего понимания, но попробуй объяснить это начальству. Ладно, что там у тебя? Я рассказал вкратце, и голос Майло сразу же стал деловитым. – Хорошо. Оставайся там. Пусть никто ничего не трогает. Я звоню кому следует. Народу приедет много, так что пусть твоя девушка не пугается. Я посылаю совещание к черту и выезжаю немедленно, но, возможно, меня опередят, поэтому если кто-то начнет напирать на тебя слишком сильно, назови мою фамилию, и от тебя отстанут. Положив трубку, я вернулся к Беверли. У нее был опустошенный, потерянный взгляд путника, застрявшего без денег в незнакомом месте. Обняв за плечо, я усадил ее рядом с дежурным администратором, который теперь бормотал что-то себе под нос на фарси, несомненно, вспоминая добрые старые дни при аятолле Хомейни. В конторе имелась кофеварка, и я приготовил три чашки. Иранец взял свою с признательностью, подержал ее в обеих руках и шумно выпил залпом. Беверли поставила свою на стол, а я в ожидании не спеша потягивал кофе. Через пять минут появились первые мигалки. Глава 6