Оба полицейских в форме оказались мускулистыми гигантами: один белый и светловолосый, другой черный как уголь, негативное отображение своего напарника. Быстро опросив нас с Беверли, они занялись вплотную администратором-иранцем. Интуитивно он им сразу же не понравился, и они показали это так, как это обыкновенно делает полиция Лос-Анджелеса – обращаясь с ним подчеркнуто вежливо. Вопросы по большей части крутились вокруг того, когда иранец видел Своупов в последний раз, какие машины приезжали и отъезжали, как вела себя семья, кто к ним приходил. Если верить иранцу, мотель представлял собой оазис спокойствия, а сам он никогда не видел и не слышал ничего плохого. Патрульные оцепили территорию вокруг пятнадцатого номера. Вид их машины на стоянке взъерошил кое-кому перышки – я обратил внимание, как в нескольких номерах чуть отодвигались занавески на окнах. Полицейские также это заметили и пошутили насчет того, что нужно вызывать полицию нравов. На стоянку вкатились еще две белые с черным машины, остановившиеся как бог на душу положит. Из них вышли еще четыре человека в форме, присоединившиеся к первым двум, чтобы вместе курить и о чем-то совещаться. Следом подъехал микроавтобус с экспертами-криминалистами и бронзовый «Матадор» без специальных знаков. Мужчине, вышедшему из «Матадора», было за тридцать; крупный, крепкого телосложения, нескладный, неуклюжий. Его широкое лицо, на удивление лишенное морщин, было осквернено обилием угрей. Густые брови скрывали усталые глаза поразительного ярко-зеленого цвета. Черные волосы, коротко подстриженные по бокам и сзади, сверху поднимались пышной копной, бросая вызов всем известным стилям. Длинная челка падала на лоб непокорно. Неухоженные бакенбарды поднимались до мягких мочек ушей, а одежда состояла из помятого клетчатого хлопчатобумажного пиджака спортивного покроя с чрезмерным обилием бирюзы, темно-синей рубашки, серо-голубого галстука в полоску и светлых панталон, гармошкой накрывающих замшевые туфли. – Похоже, это легавый, – заметила Беверли. – Это Майло. – Ах да, твой друг, – смутилась она. – Все в порядке, вот такой он есть. Переговорив с патрульными, Майло достал записную книжку и карандаш, перешагнул через ленту, натянутую перед дверью пятнадцатого номера, и зашел внутрь. Побыв там какое-то время, он вышел, делая заметки. Затем он направился к конторе дежурного администратора. Поднявшись на ноги, я встретил его у входа. – Привет, Алекс. – Его здоровенная мягкая лапища стиснула мою руку. – Там полный бардак. Пока не знаю, как все это назвать. Увидев Беверли, Майло подошел к ней и представился. – Будете и дальше водиться с этим типом, – он указал на меня, – непременно вляпаетесь в какие-нибудь неприятности. – Уже вижу. – Вы никуда не торопитесь? – спросил Майло. – В клинику я не вернусь, – сказала Бев. – Но в половине четвертого у меня бег. – Бег? В том смысле, что сердечно-сосудистые упражнения? Точно, я попробовал, но у меня заболело в груди, а перед глазами заплясали образы смерти. Беверли смущенно улыбнулась, не зная, как к нему относиться. Майло замечательный человек во многих отношениях – нужно только избавиться от первоначального предвзятого мнения. – Не беспокойтесь, вы освободитесь гораздо раньше. Просто хотел узнать, подождете ли вы, пока я побеседую с мистером… – он сверился с записной книжкой, – Фахирзаде. Много времени это не займет. – Все в порядке. Майло вывел администратора на улицу и направился вместе с ним к пятнадцатому номеру. Мы с Беверли остались сидеть молча. – Это ужасно, – наконец сказала она. – Эта комната. Кровь. Усевшись прямо, она свела колени вместе. – С Вуди все будет хорошо, – не слишком убедительно возразил я. – Надеюсь, Алекс. Очень надеюсь. Вернулись Майло с иранцем; тот, даже не взглянув на нас, прошел в контору и скрылся в дальнем помещении. – Крайне ненаблюдательный тип, – сказал Майло. – Но, как мне кажется, он тут ни при чем. Похоже, мотель принадлежит его брату. Сам он по ночам изучает методы администрирования, а днем, вместо того чтобы спать, работает здесь. – Он повернулся к Беверли. – Что вы можете рассказать об этих Своупах? Та повторила ему то же самое, что я уже слышал в отделении модулей ламинарных потоков. – Любопытно, – задумчиво промолвил Майло, грызя кончик карандаша. – Значит, это может быть все что угодно. Родители спешно увезли ребенка из города, что, возможно, вовсе не является преступлением, если только клиника не захочет поднимать шум. Вот только если бы действительно все было так, они бы не оставили машину у мотеля. Гипотеза «Б»: работу выполнил последователь религиозного культа, с согласия родителей, что также не является преступлением. Или без согласия, что уже будет добрым старым похищением. – Что насчет крови? – спросил я. – Да, кровь. Эксперты говорят, первая группа, резус положительный. Это вам что-нибудь дает? – Кажется, я видела в истории болезни, – сказала Беверли, – что у Вуди и обоих его родителей первая группа. Насчет резуса не уверена. – В любом случае это мало что дает. К тому же крови не так уж и много – было бы значительно больше, если бы кого-нибудь застрелили или пырнули ножом… Увидев выражение лица Беверли, Майло осекся. – Майло, – сказал я, – у мальчишки рак. Он не смертельно болен – по крайней мере не был по состоянию на вчерашний день. Однако в его случае заболевание непредсказуемое. Оно может распространиться и затронуть крупный кровеносный сосуд, или же перейти в лейкемию. И в первом, и во втором случае возможно внезапное кровотечение. – Господи… – пробормотал верзила-следователь. – Бедный мальчик! – Неужели вы ничего не можете сделать? – спросила Беверли. – Мы сделаем все возможное, чтобы разыскать Своупов, однако, скажу честно, это будет непросто. К настоящему времени они уже могут быть где угодно. – Но вы разошлете на них ориентировки, да? – настаивала она. – Этим уже занимаются. Как только Алекс позвонил мне, я связался с полицией Ла-Висты – на самом деле это театр одного актера в лице шерифа по фамилии Хоутен. Сам он еще не видел Своупов, но обещал присматривать. Также он хорошо описал внешне всю семью, и я выложил описание в ориентировку. Предупреждены дорожная полиция, а также управления полиции Лос-Анджелеса, Сан-Диего и всех сколько-нибудь крупных городов между ними. Но у нас нет марки машины, которую нужно искать, нет номерных знаков. Вы ничего не можете предложить в дополнение к сказанному? Эта искренняя просьба поделиться свежими идеями, начисто лишенная сарказма, застала Беверли врасплох. – Я… нет, – призналась она. – Мне ничего в голову не приходит. Я просто надеюсь, что вы его найдете. – Я тоже на это надеюсь – я могу называть вас просто Беверли? – О, конечно. – У меня нет никаких блестящих идей на этот счет, Беверли, но я обещаю хорошенько подумать. Ну а если вам что-нибудь придет в голову, свяжитесь со мной. – Майло протянул свою визитную карточку. – Все что угодно, хорошо? А теперь я попрошу кого-нибудь из своих людей подбросить вас домой. – Алекс мог бы… Майло сверкнул широкой улыбкой: – Мне нужно обстоятельно поговорить с Алексом, так что я попрошу кого-нибудь отвезти вас домой. Подойдя к шестерым полицейским, он выбрал из них самого привлекательного, подтянутого красавца шести футов роста с волнистыми черными волосами и сверкающими зубами, и подвел его к нам. – Мисс Лукас, это полицейский Фьерро. – Куда вас, мэм? – спросил тот, прикладывая руку к фуражке. Беверли назвала адрес в Уэствуде, и полицейский повел ее к патрульной машине. Когда она уже собиралась садиться в машину, Майло, порывшись в нагрудном кармане, окликнул: – Эй, Брайан, подожди! Фьерро остановился, и Майло поспешил к машине. Я последовал за ним. – Беверли, вам это что-нибудь говорит? – спросил Майло, протягивая ей спичечный коробок. Она его осмотрела. – Курьерская служба «Адам и Ева»? Да. Кто-то из медсестер говорил, что Нона Своуп устроилась в службу доставки. Помню, это показалось мне странным – зачем ей устраиваться на работу, если они в городе лишь временно? – Беверли присмотрелась к коробку внимательнее. – Что это такое, служба девушек по вызову, да? – Вроде того. – Я знала, что с этой Ноной нужно держать ухо востро, – сердито произнесла Беверли, возвращая коробок. – Это все? – Угу. – В таком случае я бы хотела вернуться домой. Майло подал знак, Фьерро сел за руль и завел двигатель. – Настороженная дамочка, – заметил Майло. – Прежде она была милым, очаровательным созданием, – сказал я. – Работа в онкологической клинике меняет людей до неузнаваемости. Майло нахмурился. – В номере полный разгром, – сказал я. – Выглядит очень плохо, да? – Хочешь услышать мои рассуждения? И да, и нет. Там прошелся человек, который был в ярости. Но что, если это был кто-либо из родителей, взбешенный болезнью ребенка, испуганный, сбитый с толку, забравший мальчика из клиники? Ты работал с теми, кто находился в подобной ситуации. Никогда не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь вот так психанул?