– Далеко не студент. Великовозрастный фальш-хиппи. Осунувшееся лицо, дряблое тело – настоящий тюлень. – О вкусах не спорят. К тому же, может, у него член как у жеребца. – Сомневаюсь, что влечение сугубо физическое. Этот Валькруа – настоящий стервятник, Майло. Подходит к женщинам, когда те в стрессе, разыгрывает мужчину чувственного и заботливого, дает им то, что может сойти за любовь и понимание. Приложив палец к носу, Майло шумно втянул воздух. – И «нюхач», да? – Возможно. – Я тебе вот что скажу: закончив с Кармайклом, мы отправимся в клинику и побеседуем с Валькруа. Я свободен, поскольку это дело с бандой разрешилось наилучшим образом – все во всем сознались. Стрелкам оказалось по четырнадцать лет. Их передадут в управление по делам несовершеннолетних. Поножовщина в винном магазине будет раскрыта со дня на день – Дел Харди разрабатывает одного многообещающего осведомителя. И сейчас главное, что над нами висит, это тот ублюдок, который дрищет на живот своим жертвам. Тут мы надеемся на компьютер. Майло свернул на Четвертую авеню, поехал на юг до Пико, добрался по ней до Пасифик и продолжил ехать на юг в сторону Венеции. Мы проехали мимо студии Робин – здание без вывески, витрины закрашены белой краской, – но оба не сказали ни слова по этому поводу. По мере приближения к побережью обстановка менялась от нищеты к достатку. Дом Дуга Кармайкла стоял на пешеходной улице к западу от Пасифик, в квартале от пляжа. Внешне он напоминал выброшенный на берег катер, сплошные надстройки и иллюминаторы, узкий и высокий, вклинившийся в пространство шириной не больше тридцати футов. Снаружи он был отделан зеленовато-голубым сайдингом. Козырек над крыльцом украшала черепица в виде рыбьей чешуи. Под окном висел горшок с розовыми, словно лак для ногтей, геранями. Крохотную лужайку огораживал забор из штакетника. Во входной двери было матовое стекло. Все выглядело чистым и ухоженным. В такой близости от пляжа этот дом должен был стоить кругленькую сумму. – Похоже, воплощение в жизнь фантазий неплохо оплачивается, – заметил я. – По-моему, так было всегда. Майло позвонил в дверь. Ее тотчас же открыл высокий мускулистый мужчина в рубашке в черную с красным клетку, выцветших джинсах и туфлях с парусиновым верхом, в каких ходят на борту яхты. Сверкнув улыбкой, насыщенной страхом, он представился («Привет, я Дуг») и пригласил нас в дом. Он был примерно одних лет со мной. Я ожидал увидеть парня помоложе и был удивлен. Его светлые волосы были специально уложены слоями и высушены феном так, чтобы выглядеть сногсшибательно взъерошенными, рыжевато-светлая окладистая борода была аккуратно подстрижена, глаза были небесно-голубыми, черты лица соответствовали фотомодели, а золотистая кожа была лишена расширенных пор. Стареющий пляжный ловелас, неплохо сохранившийся. Внутренние перегородки в доме были снесены, чтобы образовать освещенное проникающим сверху солнечным светом единое жилое пространство площадью тысяча квадратных футов. Мебель была из светлого дерева, стены устричного цвета. В воздухе чувствовался аромат лимонного масла. На стенах висели литографии на морскую тему, в одном углу стоял аквариум с соленой водой, другой занимала небольшая, но прекрасно оснащенная кухня, у дальней стены стояла разложенная кровать с хлопчатобумажным матрасом без пружин. Все было аккуратное, с иголочки, на своих местах. Посреди комнаты пол понижался, и в углублении стоял модульный диван, обитый бутылочно-зеленым бархатом. Мы спустились вниз и сели. Хозяин предложил нам кофе из кофейника, уже стоявшего на столике. Налив три чашки, он сел напротив нас, продолжая улыбаться, по-прежнему напуганный. – Детектив Стёрджис… – Кармайкл перевел взгляд с меня на Майло, и тот обозначил себя кивком, – по телефону вы сказали, что это связано с Ноной Своуп. – Совершенно верно, мистер Кармайкл. – Должен предупредить вас с самого начала: боюсь, я мало чем смогу вам помочь. Я был почти незнаком с ней… – Вы вместе с ней несколько раз выполняли курьерские услуги. – Майло достал карандаш и записную книжку. – Три, от силы четыре раза, – нервно рассмеялся Кармайкл. – Она долго у нас не задержалась. – Угу. Отпив глоток кофе, Кармайкл поставил чашку и хрустнул пальцами. У него были руки качка: каждая мышца четко прорисована и исчерчена венами. – Я не знаю, где она, – сказал он. – Никто не говорит, что Нона пропала, мистер Кармайкл. – Мне позвонила Джен Рэмбо и рассказала, в чем дело. Она сказала, вы забрали мое досье. – Вас это беспокоит, мистер Кармайкл? – Да, беспокоит. В нем содержатся сведения личного характера, и я не вижу, какое это может иметь отношение к чему бы то ни было. Он пытался самоутвердиться, однако, несмотря на накачанную мускулатуру, было в нем что-то противоестественно слабое и детское. – Мистер Кармайкл, по телефону вы разговаривали возбужденно и сейчас также нервничаете. Не хотите сказать нам, в чем дело? Откинувшись назад, Майло закинул ногу на ногу. Всегда очень трогательно наблюдать, как физически внушительный человек начинает рассыпаться на части – это все равно что быть свидетелем крушения памятника. Я увидел выражение лица светловолосого мужчины, и мне захотелось очутиться где-нибудь в другом месте. – Расскажите нам всё, – предложил Майло. – Это я сам во всем виноват, черт возьми. И вот теперь настало время расплаты. Встав, Кармайкл сходил на кухню и вернулся с баночкой с таблетками. – Б-двенадцать. Витамин нужен мне, когда у меня стресс. – Открутив крышку, он вытряхнул три капсулы, проглотил их и запил кофе. – Не надо бы мне употреблять так много кофеина, но он меня успокаивает. Парадоксальная реакция. – Дуг, что вас тревожит? – Моя работа в «Адаме и Еве» была… была тайной. До настоящего времени. Я с самого начала понимал, что риск очень большой, что я могу наткнуться на того, кто меня знает. Как знать, быть может, это добавляло удовольствия. – Нас не интересует ваша личная жизнь. Только то, что вам известно о Ноне Своуп. – Но если это куда-нибудь приведет и закончится судом, меня ведь привлекут к ответственности, верно? – Может и так статься, – подтвердил Майло, – однако до этого еще очень далеко. В настоящий момент мы только хотим разыскать Нону и ее родителей, чтобы спасти жизнь маленькому мальчику. Далее детектив во всех подробностях поведал о лимфоме Вуди. Он запомнил все, что рассказал ему я, и выложил это прямо в смазливое лицо Кармайклу. Блондин всеми силами старался не слушать, но не преуспел в этом. Он впитал все, и, очевидно, крайне болезненно. Похоже, он был очень чувствительный, и я поймал себя на том, что он мне нравится. – Господи! Нона говорила, что у нее брат болен, но не уточняла, насколько серьезно. – Что еще она вам рассказывала? – Да почти ничего. Честное слово. Она ни о чем ничего не рассказывала. Говорила, что хочет стать актрисой – обычные несбыточные мечты, которые можно услышать от большинства девчонок. Но она не была подавлена, как можно было бы ожидать при больном брате. Майло сменил тему: – Какие сценки вы с ней разыгрывали? Как только разговор вернулся к его работе, Кармайкл снова заметно занервничал. Он сплел пальцы и выкрутил руки. На мускулистых руках вздулись узлы. – Пожалуй, мне следует связаться с адвокатом, прежде чем мы продолжим. – Как угодно, – сказал Майло, указывая на телефон. Вздохнув, Кармайкл покачал головой. – Нет. Это только еще больше все усложнит. Послушайте, я могу высказать кое-какие мысли насчет того, что представляет собой Нона, если вы за этим пришли. – Нам это поможет. – Но это все, что у меня есть. Мысли, не факты. Давайте договоримся, что вы забудете, откуда их получили, хорошо? – Дуг, – сказал Майло, – нам известно, кто твой отец, и нам известно все про арест, так что кончай юлить, понятно? Кармайкл стал похож на жеребца в горящей конюшне, готового понестись, невзирая на последствия. – Да не паникуй ты, – успокоил его Майло. – Нам нет никакого дела до всего этого. – Никакой я не извращенец, – настаивал Кармайкл. – Раз вы заглянули в мое прошлое, вы должны понимать, как все произошло. – А то как же. Ты был танцором в «Ланселоте». После выступления тебя подцепила одна дамочка из числа зрителей. Разговор зашел о сексе за деньги, а затем она тебя сдала полиции. – Она меня подставила! Стерва! «Ланселот» – это заведение с мужским стриптизом в западной части Лос-Анджелеса, обслуживающее женщин, считающих, что эмансипация означает бездумное копирование самых низменных сторон мужского поведения. На клуб уже долгое время жаловались соседи, и пару лет назад на него обратили пристальное внимание полиция и инспекторы противопожарной безопасности. Конец этому положил иск о необоснованных преследованиях со стороны полиции, поданный владельцем. Майло пожал плечами. – Так или иначе, папаша тебя вытащил, дело было закрыто, и ты дал слово вести себя хорошо. – Ага, – с горечью произнес Кармайкл. – Конец истории, так? Вот только все оказалось не так просто. – Голубые глаза вспыхнули огнем. – Отец отобрал у меня мой доверительный фонд – деньги, которые оставила мне мама. Уверен, это было незаконно, однако юрист, занимающийся делами фонда, приятель отца по Калифорнийскому клубу, и не успел я опомниться, как старик прибрал все к своим рукам. И взял меня за яйца. Я словно снова стал подростком, вынужден был на все просить разрешение. Отец заставил меня вернуться в колледж, заявив, что я должен чего-то добиться в жизни. Господи, мне тридцать шесть лет, и я снова сижу за партой! Если я получу хорошие отметки, мне дадут место в нефтяной компании «Кармайкл ойл». Какой бред! Ничто не сможет превратить меня в то, чем я не являюсь. Черт возьми, что ему от меня нужно? Он с мольбой посмотрел на нас, ища поддержки. Интуиция подсказывала мне поддержать его, однако это был не сеанс психотерапии. Майло дал ему остыть, прежде чем продолжил: – И если отец прознает про то, чем ты сейчас занимаешься, капут, да? – Проклятие! – Кармайкл почесал бороду. – Я ничего не могу с собой поделать. Мне нравится этим заниматься. Господь наделил меня замечательным телом и красивым лицом, и я настроен на то, чтобы делиться этим с другими. Это все равно что играть на сцене, но только для узкого круга, так что это более интимно. Когда я танцевал в клубе, я чувствовал на себе взгляды женщин. Я им подыгрывал, делал так, как им нравилось. Я хотел довести их до оргазма прямо там. Это было… просто здорово. – Я уже говорил это твоей хозяйке и повторяю тебе, – сказал Майло. – Нам наплевать на то, кто кого трахает в этом городе. Секс становится проблемой только тогда, когда в процессе него кого-нибудь зарежут, пристрелят или задушат. Похоже, Кармайкл его не услышал.