Часть 48 из 54 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Он считает себя отцом Вуди, потому что я так говорила ему все эти годы. – Погладив ружье, Нона хихикнула. – Ну а сейчас, может быть, я говорю правду, а может быть, нет. Может быть, я даже сама не знаю. Мы ведь не проводили анализ крови, чтобы это выяснить, правда, Рэй?
– Ты сумасшедшая! – воскликнул Хоутен. – Тебя посадят в психушку. – Повернувшись ко мне: – Она сумасшедшая, вы ведь это понимаете, да?
– Неужели? – Обвив пальцем спусковой крючок, Нона улыбнулась. – Впрочем, полагаю, ты разбираешься в сумасшедших. В сумасшедших девочках. Какой, например, была маленькая толстая сумасшедшая Марла, которая всегда держалась одна, раскачивалась из стороны в сторону и писала тупые сумасшедшие стихи. Разговаривала сама с собой, делала в трусики, вела себя как ребенок. Это она была сумасшедшая, правда, Рэй? Толстая, уродливая и по-настоящему чокнутая.
– Заткни свой рот…
– Это ты заткни свой, старый ублюдок! – крикнула Нона. – Кто ты такой, твою мать, чтобы учить меня, что делать? Ты трахал меня каждый день, наслаждался этими похотливыми мгновениями и ни на что не жаловался. Вплеснул в меня свое семя и обрюхатил меня. – Она жутко усмехнулась. – Возможно. По крайней мере именно так я сказала сумасшедшей Марле. Видел бы ты выражение ее свинячьих глазок. Я выложила ей все подробности. Рассказала, как ты набросился на меня, а затем умолял продолжить. Шериф! Должно быть, я очень расстроила бедняжку, потому что на следующий день она взяла веревку и…
Взревев, Хоутен двинулся на нее.
Рассмеявшись, Нона выстрелила ему в лицо.
Шериф обмяк, как намоченная оберточная бумага. Подойдя к нему, Нона нажала на спусковой крючок еще раз. Отшатнулась, получив в плечо удар отдачи, но затем выпрямилась и всадила в Хоутена еще один заряд.
Оторвав ее пальцы от оружия, я бросил его на землю между двумя трупами. Нона не оказала никакого сопротивления. Положила голову мне на плечо и обворожительно улыбнулась.
Взяв ее за руку, я отправился искать «Эль-Камино». Найти машину Хоутена оказалось нетрудно. Он оставил ее прямо у дыры в ограде. Не спуская с Ноны глаз, я воспользовался полицейской рацией.
Глава 26
Тихим воскресным днем, ближе к вечеру я стоял на лужайке перед входом в «Пристанище» и ждал Благородного Матфея. На протяжении последних тридцати шести часов южную половину штата беспрестанно терзали раскаленные ветры, и, хотя уже приближалось время заката, жара упорно отказывалась отступать. Мокрый от пота, одетый не по погоде в джинсы, фланелевую рубашку и кожаный жилет, я жаждал поскорее оказаться в тени старых дубов, окружающих фонтан.
Мэттьюс вышел из главного здания в окружении кокона последователей и, бросив взгляд в мою сторону, жестом предложил им разойтись. Поднявшись на возвышение, они расселись и занялись медитацией. Мэттьюс приблизился ко мне, медленно, размеренно, глядя себе под ноги, словно ища что-то в траве.
Мы оказались лицом к лицу. Не поздоровавшись со мной, Мэттьюс опустился на землю, сложился в позу лотоса и погладил бороду.
– Я не вижу на вашей одежде карманов, – сказал я. – Нет места, чтобы вместить значительное количество наличных. Надеюсь, это не означает, что вы не отнеслись ко мне серьезно.
Не обращая на меня внимания, Мэттьюс сидел, уставившись в пустоту. Я терпел это несколько минут, затем разыграл спектакль, показывая, что начинаю терять терпение.
– Мэттьюс, прекратите этот вздор насчет святого гуру. Пора поговорить о деле.
Муха села Мэттьюсу на лоб, не спеша прошла по краю кратера шрама. Похоже, ему не было до нее никакого дела.
– Изложите свое дело, – негромко произнес он.
– Я полагал, что достаточно ясно сказал все по телефону.
Сорвав стебель клевера, Мэттьюс покрутил его в своих длинных пальцах.
– Да, некоторые вещи. Вы признались в незаконном проникновении на территорию, нападении на брата Барона и грабеже со взломом. Остается неясным, почему у нас с вами должны быть какие-то… дела.
– Однако вы здесь. И слушаете.
Он усмехнулся:
– Я горжусь тем, что всегда стараюсь быть беспристрастным.
– Послушайте, – сказал я, разворачиваясь, чтобы уйти, – последние два дня выдались для меня очень тяжелыми, а терпеть вздор я и в лучшие времена не умел. Я ясно выразился, что мне нужно. Если вам нужно время, чтобы подумать, пожалуйста. Просто добавляйте по тысяче в день в качестве пени за задержку.
– Садитесь, – сказал Мэттьюс.
Усевшись напротив, я подобрал под себя ноги. Земля была горячая, словно сковорода. Зуд у меня в груди и животе усилился. Вдалеке сектанты отвешивали поклоны и обнимались.
Отпустив бороду, Мэттьюс рассеянно провел ладонью по траве.
– В телефонном разговоре вы упомянули значительную сумму, – сказал он.
– Сто пятьдесят тысяч долларов. Тремя частями по пятьдесят тысяч каждая. Первая сегодня, остальные две с шестимесячным интервалом.
Он усиленно постарался изобразить, что находит мои слова занятной шуткой.
– Во имя всего святого, с какой стати я должен заплатить вам такие деньги?
– Для вас это мелочь. Если та партия, которую я видел пару дней назад, для вас обычное дело, вы со своими зомби запихиваете столько себе в нос всего за одну неделю.
– Вы намекаете на то, что мы применяем незаконные наркотики? – насмешливо спросил Мэттьюс.
– Боже упаси! Вне всякого сомнения, вы забрали припасы из тайника и перепрятали их в другое место, и теперь готовы с распростертыми объятиями встретить полицейский обыск. Как это было в тот раз, когда я впервые побывал здесь. Но у меня есть моментальные фотографии с вашего сборища, из которых можно составить отличный альбом старческой порнухи. Дряблые, потрепанные тела, сплетающиеся в порывах страсти. Миски со «снежком» и соломинки в носах. Не говоря про пару отчетливых снимков тайника у вас в комнате под книжным шкафом.
– Фотографии взрослых людей, по взаимному согласию занимающихся сексом, – повторил Мэттьюс, внезапно переходя на тон профессионального юриста, – миски на столе, содержащие неизвестное вещество. Пластиковые пакеты. В сумме это ничто. На сто пятьдесят тысяч определенно не тянет.
– Сколько будет стоит избежать обвинения в убийстве?
Мэттьюс прищурился, и лицо у него стало волчьим, хищным. Он попытался пересмотреть меня, но это состязание изначально было обречено на проигрыш. Зуд стал невыносимым, и я обрадовался возможности хоть немного отвлечься, глядя на эту жестокую маску.
– Продолжайте, – наконец сказал Мэттьюс.
– Я снял с документа три копии, добавил к каждой по странице разъяснений и положил в разных надежных местах. Вместе с фотографиями и инструкциями прокурорам на случай моей безвременной кончины. А перед этим я несколько раз все перечитал. Очень увлекательно.
Внешне Мэттьюс оставался спокойным, однако его выдала правая рука. Костлявые белые пальцы вцепились в землю и выдрали клок травы.
– Общие слова не имеют никакой ценности, – хрипло прошептал он. – Если у вас есть что сказать, выкладывайте.
– Хорошо, – сказал я. – Давайте вернемся назад на двадцать с небольшим лет. Это было задолго до того, как вы затеяли этот бред с гуру. Вы сидите у себя в кабинете на Кэмден-драйв. Напротив неказистая маленькая женщина по имени Эмма. Она приехала в Беверли-Хиллз издалека, из захолустного городка под названием Ла-Виста, и заплатила вам сто долларов за конфиденциальную юридическую консультацию. По тем временам большие деньги.
История Эммы печальная, хотя вы, несомненно, находите ее третьесортной мелодрамой. Оказавшись в ловушке брака без любви, Эмма решила найти утешение в объятиях другого мужчины. Который дал ей почувствовать то, о существовании чего она даже не догадывалась. Эта связь явилась спасением, райским блаженством. До тех пор пока Эмма не обнаружила, что забеременела от своего любовника. В панике она скрывала беременность сколько могла, а когда это уже стало проявляться внешне, сказала мужу, что ребенок его. Рогатый муж пришел в восторг и решил отпраздновать это знаменательное событие, и, когда он откупорил бутылку шампанского, бедная Эмма едва не умерла от стыда.
Она подумывала об аборте, но побоялась пойти на него. Она молила Бога о выкидыше, но этого не произошло. Вы спрашиваете у нее, рассказала ли она о проблеме своему любовнику, и она приходит в ужас от одной только мысли об этом. Он один из столпов общества, помощник шерифа, на которого возложена обязанность поддерживать закон и порядок. В довершение ко всему он женат, и его собственная жена также беременна. Зачем разрушать сразу две семьи? К тому же он уже давно не объявлялся, подтверждая подозрения Эммы в том, что для него эта связь с самого начала была исключительно плотской. Чувствует ли Эмма себя брошенной? Нет. Она согрешила и теперь расплачивается за это.
По мере того как у нее в чреве зреет зародыш, растет и бремя ее тайны. Эмма живет во лжи восемь с половиной месяцев и больше не может вынести это. В тот день, когда ее мужа нет в городе, она садится на автобус и едет на север, в Беверли-Хиллз.
И вот Эмма сидит в вашем большом роскошном кабинете, чувствуя себя не в своей тарелке, до родов считаные дни, она в смятении, ей страшно. Много бессонных ночей она обдумывала, как ей быть, и наконец приняла решение. Она хочет обрести свободу. Развод, быстрый и легкий, без каких-либо объяснений. Она уедет из города, родит ребенка одна, возможно, в Мексике, отдаст его в приют, после чего начнет новую жизнь вдали от места своего грехопадения. Эмма прочитала о вас на страницах голливудского журнала и рассудила, что вы именно тот, кто ей нужен.
Чем дольше вы ее слушаете, тем очевиднее для вас становится, что о быстром и легком разводе не может быть и речи. Процесс получится долгим и грязным. Само по себе это не остановило бы вас от того, чтобы за него взяться, поскольку именно грязные дела приносят самые жирные гонорары. Но Эмма Своуп не ваша клиентка. Тусклая, бесцветная провинциалка. Что гораздо важнее, от нее не пахнет деньгами.
Вы забрали ее сотню и отговорили прибегать к вашим услугам. Посоветовали обратиться к адвокату из местных. Эмма ушла от вас с красными глазами и большим животом, а вы задвинули дело в архив и забыли о нем.
Много лет спустя вас ранили в голову, и вы решили кардинально изменить свою жизнь. К тому времени у вас имелись связи со многими из тех, кто ворочает большими деньгами, а в Лос-Анджелесе это также означает и наркобизнес. Не знаю, кому первому пришла в голову эта мысль, вам или кому-то еще, но вы принимаете решение зарабатывать мегадоллары в качестве посредника в торговле кокаином и героином. И то, что это занятие преступное, только добавляет привлекательности, поскольку вы считаете себя жертвой системы, которой вы так преданно служили. Да и деньги и власть также значительные.
Для успеха предприятия вам нужно место недалеко от мексиканской границы и хорошее прикрытие. Ваши новые партнеры предлагают маленький аграрный городок к югу от Сан-Диего, Ла-Виста. Они знают, что прямо на окраине города выставлен на продажу старый монастырь. Место тихое и уединенное. Они уже давно нацелились на него, но нужно придумать, как избежать назойливого любопытства местных жителей. Вы смотрите на карту, и что-то щелкает у вас в сознании. Пуля не уничтожила старые воспоминания. Нужно порыться в архивах. Ну, как у меня пока что получается?
– Продолжайте, я вас внимательно слушаю.
Ладонь Мэттьюса была зеленой и влажной от вырванной травы, сжатой в комок.
– Вы проводите небольшие исследования и выясняете, что Эмма Своуп так и не обратилась к другому адвокату. Визит к вам явился единственной вспышкой инициативы в ее робком и покорном существовании. Замкнувшись в себе, Эмма проглотила свою тайну и жила с ней. Родила очаровательную рыжеволосую дочь, которая выросла и стала необузданным подростком. Герой-любовник также здесь, поддерживает правопорядок. Но теперь он уже не помощник шерифа. Он главный начальник. Человек, на которого все смотрят снизу вверх. Такой могущественный, что он определяет эмоциональный тон города. Прибрав его к своим рукам, вы будете вольны делать все, что пожелаете.
На вытянутом бородатом лице не осталось и следа былой спокойной невозмутимости.
– Скользкие людишки со своими вонючими мелкими интригами, – прорычал Мэттьюс. – Пребывают в заблуждении, будто их никчемная жизнь имеет какой-то смысл.
– Вы отправили шерифу копию дела, пригласили его в Беверли-Хиллз для разговора, в глубине души ожидая, что он оставит ваше письмо без ответа или просто пошлет вас к черту. Что могло произойти в худшем случае? Незначительный скандал? Досрочный выход на пенсию? Но шериф прибежал к вам как миленький на следующий день, правильно?
Мэттью рассмеялся вслух. В этих звуках не было ничего приятного.
– Заявился спозаранку, – кивнув, подтвердил он, – в своем нелепом ковбойском наряде. Попытался строить из себя крутого, но сам дрожал как осиновый лист – дурак!
Это воспоминание доставило ему злорадное удовольствие.
– И вы сразу же поняли, – продолжал я, – что задели что-то жизненно важное. Разумеется, только на следующий год, когда девушка пришла работать к вам, вы сообразили, в чем дело, однако вам не требовалось понимать правду, чтобы ее конвертировать.
– Этот деревенщина готов был купиться на любой блеф, – презрительно заметил Мэттьюс.
– Должно быть, – сказал я, – то лето выдалось интересным. Ваша новенькая организация оказалась под угрозой со стороны шестнадцатилетней девушки.
– Нона оказалась настоящей нимфоманкой, – презрительно поморщился Мэттьюс. – Она была падкой на стариков. С самого первого дня, как она попала сюда, до меня стали доходить слухи. Однажды я застал в кладовке, как она берет в рот у шестидесятилетнего пердуна. Оторвал ее от него и вызвал Хоутена. И то, как они посмотрели друг на друга, красноречиво объяснило мне, почему то давнишнее дело превратило его в тряпку. Он трахал собственную дочь, сам того не зная. Я понял, что крепко держу его за яйца. Навсегда. И дальше мне не составило никакого труда заставить его работать на меня.
– Как это оказалось кстати.