За день до отъезда Хейзел начала заметно покашливать. Вечером пожаловалась на озноб. На следующее утро не спустилась к завтраку. Она велела Йоне передать матери, что ее лихорадит. Лежа в кровати, Хейзел слышала истерический визг матери этажом ниже. Потом последовали резкие шаги, едва различимый шепот и, наконец, тихий стук в дверь спальни Хейзел. – Это я, мисс, – мягко сказала Йона с той стороны двери. – Ваша мать велела мне оставаться с другой стороны двери, на случай если вы заразны. Она спрашивает, какие у вас симптомы? Хейзел на мгновение задумалась. – Жар, определенно. Похоже, что просто жар. И в глазах туман. – А почему бы и нет? – И язык позеленел. Шаги. И снова шаги. Хейзел отсюда ощущала сомнения, охватившие Йону. – Ваша матушка… леди Синнетт интересуется, не лучше ли будет вам отдохнуть здесь, в Хоторндене, и присоединиться к ним в Бате только когда поправитесь? – Леди Синнетт прокричала что-то с нижнего этажа. – Или даже, – передала Йона, – подождать, пока они приедут в Лондон на сезон, и встретиться с ними там? Ради вашего же блага, мисс. Хейзел, закутавшаяся в простыню, не сдержала усмешки. Она приготовила грелку для постели и запаслась стаканом воды, чтобы намочить лоб, на случай если матери потребуется доказательство ее болезни, но должна была догадаться, что леди Синнетт слишком испугается, чтобы даже подняться на один с ней этаж. – Думаю, все будет хорошо, – согласилась Хейзел. А затем, осознав, что ее голос прозвучал слишком радостно, добавила: – Если матушка считает это наилучшим выходом. Ради безопасности Перси. Снова раздались шаги, на этот раз более тяжелые, и Хейзел поняла, что мать стоит в коридоре у ее двери. – Хейзел, – позвала леди Синнетт, – пожалуйста, береги себя. Йона с кухаркой будут рядом. И я попросила лорда Алмонта прислать тебе еще одну горничную, если понадобится. – Последовала пауза. – Ты ведь понимаешь, правда? – спросила леди Синнетт. – Мы могли бы отложить поездку, но… – Все в полном порядке, матушка, – отозвалась Хейзел. – На самом деле я сама на этом настаиваю. Полагаю, мне просто требуется отдых. И нет никакого смысла рисковать здоровьем Перси. Я отдохну в Хоторндене и присоединюсь к вам на юге, когда почувствую себя лучше. – Тут она демонстративно раскашлялась. – А сейчас мне тяжело даже встать с постели. – Что ж, хорошо, – произнесла леди Синнетт спустя какое-то время. – Мы скоро увидимся. Я оставила адрес апартаментов в Бате. Пожалуйста, напиши нам о своем самочувствии. – Обязательно. В ответ раздался шелест юбок по полу. Весь следующий час Хейзел лежала молча, прислушиваясь к звукам последних приготовлений к путешествию в Англию, к лаю собаки, провожающей вынос сундуков, к бормотанию кухарки, собирающей припасы в дорогу, к ржанию лошадей, стоящих у крыльца. И вот, наконец, раздались шаги леди Синнетт и Перси, покинувших комнаты, и гомон прислуги, вышедшей во двор проводить их. Хейзел дождалась, пока стихнет скрип колес по гравию подъездной аллеи. А затем подождала еще полчаса – примерно столько требовалось, чтобы добраться до ворот поместья, которые выходили на главную дорогу. После чего откинула покрывало, встала с кровати и позвала Йону, чтобы попросить чашку чая. Ей удалось. Ее ждали месяцы в одиночестве, без леди Синнетт, без Перси – без надзора имеющих над ней власть, пока те уверены, что она слишком больна, чтобы выходить из дома. Вернулась Йона с чайничком и двумя чашками. Осторожно поставив поднос, она посмотрела на Хейзел и улыбнулась. – Думаешь, я сошла с ума, Йона? – тихо спросила Хейзел, хотя прозвучало это скорее как утверждение. Йона покачала головой. – Знаете, у вас не останется времени на безумства, когда вы станете виконтессой Алмонт. Так что лучше уж отвести душу сейчас. Хейзел изо всех сил старалась подавить улыбку, поднимавшую уголки губ. – А матушка… она ничего не заподозрила? Йона рассмеялась. – Конечно нет. Она так беспокоится за Перси, что, наверное, могла бы оставить вас здесь, даже если бы вы были слишком бледны за завтраком. Бедный мальчик. – Бедный мальчик? Бедный Перси? Да ему же достается все ее внимание. – Ужасно, когда тебя так душат. Мальчишке нужен свежий воздух и время от времени чуточку грязи и ободранные коленки. – Джордж целыми днями катался на лошади, и видишь, к чему его это привело. О… о, Йона, прости. Йона была безумно влюблена в Джорджа с тех пор, как тот вернулся из Итона на летние каникулы, обзаведясь еще шестью дюймами роста и редкими усами к ним. Она следовала за ним по пятам, как щенок, пересказывала все его слова слугам и от волнения проливала чай, стоило ему войти в комнату. – Он был таким красивым, правда? – спросила она теперь. Хейзел кивнула, постаравшись выкинуть из головы мысль, которая вот уже два года каждый день грязной пеной всплывала в мозгу: «Может, он должен был умереть, чтобы не умерла я». Эта мысль грызла как крыса, нелогичная, жестокая, отвратительная. Хейзел все это понимала. И все же. Йона уставилась в окно пустым, затуманенным взглядом, скорее всего, настигнутая очередным воспоминанием о Джордже. – Знаешь, – сказала Хейзел, – я заметила, наш лакей Чарльз за последние пару лет превратился в настоящего красавчика. И глаз от тебя оторвать не может. Я не раз видела, как он слоняется по библиотеке в надежде увидеть, как ты топишь камин. Парень определенно по уши влюблен. – Чарльз? Правда? – И не вечно же ему ходить в лакеях. Помнится, перед отъездом отец сказал управляющему, что из Чарльза выйдет неплохой камердинер. Йона на мгновение задумалась или замечталась, и Хейзел заметила, как по губам девушки скользнула улыбка. – Так вы говорите, глазеет на меня? – Честное словно. Свет из окна упал на лицо Йоны, и Хейзел могла поклясться, что щеки горничной под чепцом вспыхнули. – Ну, хватит об этой чепухе. У нас есть задача поважнее, – заявила Йона. Она отступила, прищурив один глаз, чтобы как следует разглядеть Хейзел. – Вы действительно здорово похожи на своего брата, как я погляжу. Особенно сбоку. Тот же нос, те же брови. Тут обе невольно кинули взгляд на стену в коридоре, где висел портрет Джорджа. Хейзел понимала, что Йона сказала так из вежливости. Пусть Хейзел и была довольно хорошенькой, но именно потрясающую внешность Джорджа все замечали с самого детства. – Самое важное, – заметила Хейзел, – что он был ненамного выше меня. С помощью Йоны Хейзел вскоре надела одну из муслиновых рубашек Джорджа, а также жилет, камзол и брюки. – Очень симпатичные бриджи. Хотя, наверное, и немного вышедшие из моды, – сказала Йона, держа в руках короткие, по колено, штаны, которые нашла, когда они исследовали гардероб Джорджа. – Полагаю, пару лет назад это был последний писк моды. – Нет, – отказалась Хейзел. – Только брюки. С подтяжками. Я изображаю студента-медика, а не денди. Когда их поиски были закончены и с верхней полки сняли и отряхнули от пыли шляпу, Хейзел Синнетт вполне могла сойти за джентльмена. – Боюсь, эти сапоги вам будут слишком велики, – сказала Йона, доставая пару ботфорт из отличной черной кожи, которые должны были достигать середины икры, но Хейзел доходили до колен. – Неважно, – ответила Хейзел. – Затолкаем внутрь носки. Где-то должен быть плащ, даже один из отцовских… – Шейный платок? – спросила Йона. – Нет, я изображаю Джорджа, а не Красавчика Браммелла[5]. У Йоны глаза на лоб полезли. – Вы не можете им сказать, что вы – Джордж. Они, наверняка, знают, что Джордж ум… – Уверяю тебя, они знают о Джордже Синнетте не больше, чем об Адаме. Но, полагаю, ты права и стоит использовать вымышленное имя. Как насчет Джорджа… Хейзелтона? Йона промокнула глаза и несмело улыбнулась. – Думаю, это вам отлично подойдет, мистер Джордж Хейзелтон. – К тому же, – добавила Хейзел, – если я заплачу за весь семестр вперед, сомневаюсь, что они станут возражать, даже если я представлюсь Мэри Уолстонкрафт[6]. Из «Мемуаров преподобного Сиднея Смита» (1798), автор Сидней Смит Нигде больше нет таких запахов, как в Шотландии… Прогуляйтесь по улицам, и вам покажется, словно доктор поставил слабительную клизму каждому мужчине, женщине и ребенку в этом городе. И все же город невероятно красив, отчего я разрываюсь между восхищением и отвращением. 11 Стены класса были обшиты черным шлифованным деревом. Воздух здесь пах опилками и жидкостью для бальзамирования. Книжные полки закрывали всю заднюю стену от пола до потолка. Хейзел попыталась хоть одним глазком взглянуть на их содержимое, прежде чем занять свое место, – она узнала целый ряд разных изданий «Трактата доктора Бичема», каждое из которых было толще предыдущего, но, помимо этого, там имелись и книги на французском, немецком и итальянском. А некоторые названия были написаны на языках, которые Хейзел даже не узнала. Одна книга была обтянута коричневой кожей, которая, как с дрожью поняла Хейзел, вполне могла быть человеческой. Вдоль стен класса стояли банки с образцами, которые уже успели привлечь внимание других парней, собирающихся обучаться у доктора Бичема: тела животных и человеческие органы, залитые мутной желтоватой жидкостью, целый набор челюстей с оскаленными зубами. Хейзел заметила банку с двумя крохотными человеческими зародышами, не больше ее ладошки, сросшимися головами. Здесь были ампутированные руки и ноги, а также целый ряд мутно-серых мозгов, размером от грецкого ореха до разбухшего грейпфрута. А еще на высокой полке наверху стены мрачной галереей расположились черепа, не меньше дюжины, в основном с необычными деформациями, все в различной степени сохранности. Над ними свисал с потолка скелет громадного морского существа в идеальной сохранности, собранный с анатомической точностью. Казалось, обитатель глубин все еще плывет в невидимом течении. Хейзел так потрясла необычная обстановка класса, что она не замечала доктора Бичема, стоявшего на кафедре, до тех пор, пока тот не прокашлялся негромко, разминая пальцы в поскрипывающих перчатках из черной кожи. Другие студенты оказались так же застигнуты врасплох, как и Хейзел – все немедленно расселись по своим местам. Доктор Бичем стоял там, пока в классе не стало тихо, медленно переводя взгляд с одного студента на другого. Когда взгляд Бичема остановился на Хейзел, она почувствовала, как внезапно зачесалась под шляпой голова. Шпильки, которыми они с Йоной закрепили ее волосы, оказались неожиданно острыми. Прежде чем примерить на себя одежду Джорджа, Хейзел воображала, что в ней будет свободнее, чем в ее собственном корсете, турнюре и юбках. Но теперь, сидя в мужских штанах не по размеру и в рубашке с воротником под подбородок, чувствуя, как промокает от пота плотная ткань под мышками, она определенно ощущала жуткий дискомфорт.