– Да, – понизив голос, произнес Локтев. – Мне нужно с вами серьезно поговорить, Инна Алексеевна. Вы не могли бы уделить мне сейчас минут пятнадцать? У вас операция только в одиннадцать, я смотрел расписание. Инна беспомощно оглянулась, словно ища повод сбежать от разговора – ей почему-то не понравилась заговорщицкая манера Локтева. – Д-да… но… мне надо еще на больного взглянуть… – пробормотала она. – Успеете, – заверил Локтев. – Давайте в кафетерий спустимся. Они сели за столик, и Локтев сразу приступил к делу: – Инна Алексеевна, то, о чем я хочу поговорить, не должно уйти дальше, это моя личная просьба. Вы, как мне кажется, человек надежный, неболтливый, это мне подходит. – Подходит – для чего? – Для одной операции, которая должна остаться в тайне от всех. – У меня двое детей, Вячеслав Михайлович, я не могу позволить себе участие в чем-то незаконном, – Инна попыталась встать, но Локтев удержал ее: – Сядьте. С чего вы решили, что я предлагаю что-то незаконное? Я сказал только, что об этом никто не должен знать, вот и все. То есть вы не должны рассказывать о том, что принимали в ней участие и что вообще такая операция когда-то проводилась в нашей клинике. – И вы считаете, что в этом нет ничего незаконного? Локтев вынул из кармана небольшой блок отрывных листков и ручку, что-то быстро написал и, оторвав верхний, протянул Инне. Та взглянула и подняла глаза на откинувшегося на спинку стула Локтева: – Это что же?.. – Да, – кивнул он, – все верно. Это гонорар, который получите лично вы. Инна машинально прикинула в голове, в какую сумму вообще обойдется неведомому клиенту эта секретная операция, и сделала вывод, что под нож ляжет человек непростой и очень состоятельный, таким, конечно, огласка не нужна. – Я… могу подумать несколько дней? – выдавила она, снова глядя на листок с цифрами. – Можете. Но постарайтесь не затягивать с решением, мне нужно дать ответ клиенту и, если вы откажетесь, искать нового анестезиолога. – Мне нужна пара дней… понимаете… нужно ведь все взвесить… – пролепетала Инна, в душе уже уверенная, что согласится – эта сумма могла бы помочь ей наконец-то изменить свою жизнь, и именно эта возможность заставляла Инну утвердиться в положительном решении. – Разумеется, Инна Алексеевна. Но помните – о нашем разговоре никто знать не должен, это основное условие. – Я понимаю… – Тогда давайте заниматься своими делами, а вы, как решите, сразу приходите ко мне, хорошо? И прошу – не очень затягивайте с ответом, – напомнил Локтев, вставая из-за стола. Инна сунула листок с суммой в карман и тоже встала – нужно было еще раз осмотреть больного перед операцией. Домой она возвращалась в странном настроении, это заметил Антон и недовольно поинтересовался: – Случилось что? – Нет… все в порядке. Я просто устала сегодня. – Я уже говорил – тебе нет нужды вообще там работать. – Тоша… ну а где я могу работать с такой специализацией? – Если непременно нужно каждое утро мотаться в Москву, можно выбрать что-то другое, – буркнул муж. – Почему не работать там, где не будешь выматываться? Сидела бы косметологом где-нибудь в салоне красоты. – Ты думаешь, что косметологи не работают и не выкладываются? Да там вообще рабочий день практически от рассвета до заката. В своей клинике у меня жесткий график, я ведь даже дежурств почти не беру, только если попросят… – Инна убрала с лица прядь волос и невольно задела синяк на скуле, тщательно замаскированный плотным тональным кремом. – Ох… – непроизвольно вырвалось у нее, и муж тут же понял причину: – Дорогая, ну ты ведь сама виновата. Я же просил – не трогай меня, когда я возвращаюсь с работы не в настроении… Мне очень жаль, что так вышло, правда… – он дотянулся до ее руки и сжал пальцы. – А хочешь, в ресторан сейчас заедем? В ресторан Инна не хотела, но знала, что если откажется, дома придется за это рассчитываться новыми синяками – Антон не терпел никаких проявлений неповиновения и отказ от его предложений всегда воспринимал агрессивно. – Да, это было бы кстати, – выдавила Инна, пытаясь натянуть улыбку. Антон удовлетворенно кивнул и начал перестраиваться в другой ряд для поворота. Они приехали в любимый ресторан мужа, и Инна поняла, что поужинать ей вряд ли удастся – у нее была аллергия на морепродукты, Антон отлично об этом знал, но всякий раз вез ее именно сюда, где практически не было блюд без креветок, кальмаров, мидий и тому подобного. Но Инне даже в голову не пришло возразить или хотя бы заикнуться о своей аллергии – это непременно вызовет у Антона вспышку гнева. «Придется опять сидеть с тарелкой картошки», – вздохнула она про себя и вышла из машины. Инна всякий раз спрашивала себя, зачем терпит все это, и с годами найти ответ становилось все труднее. Раньше она уговаривала себя тем, что любит Антона – да так, в общем-то, и было первые годы их брака, – и Антон тоже ее любит. Со временем любовь трансформировалась в заботу о детях – им нужен отец, родной отец, который их не трогает и пальцем, даже голоса не повышает. Но сейчас Инна вдруг поняла, что совершает самую страшную ошибку в жизни – она программирует детей на такую же модель отношений. Еще немного – и Алина начнет догадываться, почему мать изводит тонны тонального крема или переодевается только в запертой на ключ гардеробной. И своим поведением Инна даст ей понять, что это нормально. А такой жизни для дочери она не хотела. Листок с написанной Владом суммой остался лежать в кармане рабочего костюма, Инна не хотела, чтобы муж, имевший привычку обыскивать ее сумку и все содержимое, увидел цифры и начал задавать вопросы. Она колебалась. С одной стороны, эти деньги дадут ей свободу и помогут решиться наконец на то, что без денег не провернешь. Но с другой… Кто этот странный клиент? Что за операция ему требуется? Почему непременно нужно держать все втайне? И что будет, если вдруг какая-то информация просочится из стен клиники? Голова пухла от мыслей, и Инна отвлеклась, не услышала вопроса, заданного Антоном перед десертом. Пинок в голень под столом быстро привел ее в чувство, она сумела даже сдержать рвавшийся из груди вскрик, подняла глаза: – Прости, дорогой… я действительно не расслышала… – Чем таким важным ты занята? – сварливо поинтересовался Антон. – Я пытался обсудить предстоящие каникулы дочери. – Но… еще ведь есть время… – Ты вечно все откладываешь на последний момент, когда уже нет никакого выбора! Эта фраза решила все. Фраза – и последовавшее за ней по приезде домой очередное избиение. Инне казалось, что уже давно Антон бьет ее просто потому, что так привык, это стало чем-то вроде ритуала, который он выполнял все с тем же рвением, но уже с меньшей эмоциональной вовлеченностью. Как будто по обязанности. «Нет, все, хватит! – думала Инна, прикладывая к наливавшимся синякам бодягу. – Если не сейчас – то уже точно никогда». Появление в клинике новой пациентки ни у кого вопросов не вызвало – такое случалось каждый день, рядовой случай, молодая женщина, явно не стесненная в средствах, хотела кое-что подправить во внешности. Кое-что, на ее взгляд, лишавшее ее изюминки и привлекательности. «Алена Игоревна Суркова, 29 лет» – значилось на ее карте. Когда Влад принес ее историю Инне, та не сразу поняла, что именно не так. С фотографии на нее смотрело красивое лицо с почти идеальными чертами и пропорциями, такое вообще редко встречается в природе – чтобы все линии были настолько симметричны. – И что даму не устраивает, я не пойму, – рассматривая снимок, спросила Инна. – Дама хочет подправить скулы, нос и разрез глаз, а также, раз уж мы тут собрались, заодно и форму губ откорректировать. – Но она же изменится до неузнаваемости, – Инна отложила снимок и перевела взгляд на Локтева. Тот прижал к губам палец и покачал головой, и тут до Калмыковой дошло, что это, видимо, и есть та самая богатая и загадочная пациентка. Она снова взяла снимок и уже совсем с другой точки зрения рассмотрела его повторно. Да, внешность женщины после вмешательства перестанет быть такой правильной, все пропорции изменятся, лицо станет похожим на те стандартные кукольно-мопсовые лица, которыми заполнены все соцсети. – Зачем ей это? – вырвалось у Калмыковой, и Влад, забрав фото, тихо произнес: – Нас это не касается. Клиент платит – клиент получает то, что заказал. Надеюсь, вам это понятно, Инна Алексеевна. Ей это было непонятно, но обсуждать моральную сторону вопроса с Локтевым Инна не хотела. Ее всегда коробил подобный подход хирургов – клиент платит, мы уродуем. Разве можно идти на поводу у прихотей и ухудшать то, что природа создала так, как считала правильным? Нет, понятно, когда у человека действительно есть изъян, мешающий ему если не физически, то психологически, тут Инна могла понять пациентов, мечтающих исправить огромные уши, горбатые носы, стесанные подбородки. Человеку должно нравиться собственное отражение в зеркале, тут не о чем спорить. Но когда лицо прекрасно – зачем изменять его на нечто невразумительное и похожее на штамповку? Что в собственной внешности так не давало покоя этой Алене Сурковой? «Ой, что я так зациклилась? – оборвала Инна свои мысли. – Мое дело маленькое, я анестезиолог, наркоз дала, из наркоза вывела – а там уж пусть живет как хочет, не я же ее резать буду». И все же это предложение казалось выходом. Сумма, которую пообещал хирург, могла бы решить ее проблемы и помочь обезопасить и себя, и детей. Конечно, для этого ей придется кое-чем пожертвовать, но разве это могло сравниться с возможностью спокойно жить и не замирать в страхе перед открывающейся дверью дома? Рассматривая утром в зеркале очередной синяк на плече и длинную ссадину на боку, Инна глотала слезы и все больше утверждалась в том, что необходимо принять предложение Влада. В следующий раз Антон не рассчитает свои силы и покалечит ее – что тогда будет с детьми? Пока они ни о чем не догадываются, хотя дочь уже начала что-то подозревать и задавать вопросы, на которые у Инны не было ответов, кроме каких-то нелепых отговорок, в которые она и сама ни за что не поверила бы. Но – как долго еще она сможет скрывать от Алины правду о ее отце? И Даня растет… А что может быть хуже для мальчика, чем тот факт, что отец бьет мать? Кем он вырастет, как будет относиться к женщинам? Думать об этом было куда страшнее, чем жить так, как она жила все годы брака. И Инна решилась. После утренней планерки она улучила момент и отвела Влада в сторону: – Владислав Михайлович, я… я подумала и… – промямлила она, пряча глаза, и хирург все понял: – Вот и славно, Инна Алексеевна. Я в вас не сомневался. Но запомните – никто и ни при каких обстоятельствах не должен узнать об этом. Не хочу вас пугать, но нужно быть предельно осторожной. – Конечно-конечно… – Значит, я могу на вас рассчитывать? – Можете, – твердо ответила Калмыкова, машинально задев болевшее плечо. В этот раз, помимо синяков, Инна получила серьезную травму уха, слух пропал слева практически совсем. Когда Калмыкова поняла это, то испугалась – а как теперь работать? Сходив на прием к отоларингологу в платную клинику на противоположном конце Москвы, она убедилась в своей правоте – ухо искалечено, необходима операция. «Мне надо дотянуть… дотянуть… – думала она, шагая к метро. – Я правильно решила, когда согласилась. Эти деньги – мой выход, мой путь к свободе для себя и для детей. Не о чем жалеть».